В голове у неё, как будто что-то взорвалось. Когда Мелита открыла глаза, то сразу не поняла, где находится и что с ней. Было почему-то очень душно и абсолютно темно. «Где я? Что со мной? Почему так болят ноги? Очень холодно. И почему я лежу на этих голых досках?» – веер вопросов промелькнул в её голове – и она снова, на несколько минут, потеряла сознание.

Очнулась от чувства, что кто-то рядом ходит, пыталась вскочить на ноги , но, коснувшись ногами пола, с криком упала со своего ложа, на правый бок. Что-то случилось с её ногами, их как будто отделили от туловища.

Она не сильно ушиблась, упав с небольшой высоты на земляной пол, но чувствовала свою полную беспомощность. Кто-то пытался помочь ей встать и что-то неразборчиво приговаривал, гладя руками по голове, плечам. Голос был женский, тихий и добрый.

Невидимая помощница, помогла Мелите сесть на доски и попросила посидеть, пока она принесет лампу. Говорила по-русски, с сильным грузинским акцентом.

Через несколько минут, из соседней комнаты, вначале показалась зажженная керосиновая лампа в вытянутой руке, а потом, в дверном проеме, появилась женщина, маленькая ростом, худенькая, в серой каракулевой безрукавке, надетой поверх вязанной шерстяной кофты, в длинной широкой юбке и резиновых колошах, одетых на грубые вязанные шерстяные носки. Была она очень похожа внешне на бабушку Мелиты, маму её отца, живущую с дедушкой в «нижнем» доме, у них во дворе.

Женщина поставила лампу на стоящую у стены табуретку и повернулась к Мелите: «У тибе все в порядке? А ну покажи свои ноги!». Потом поставила лампу возле ног девушки, сама опустилась на колени, подняла на обеих ногах теплые шаровары, сняла полусапожки, внимательно осмотрела и прощупала ноги со всех сторон . На правой ноге , ближе к ступне, красовался большой кровоподтек, но разрывов не было – спас полусапожек. На левой ноге –выше сапога, зиял большой синяк на лодыжке, прищемили чем-то и очень сильно. Больше – никаких следов травм –не наблюдалось.

«Что-то болит? –спросила женщина- « ты не сильно ударилась, когда упала?». «Нет» -ответила Мелита, -«только в голове шумит и тошнит немного!. Да ноги внизу ноют». «Ну это понятно» -проговорила женщина- «Ты была просто не в себе, когда они тебя сюда привели. Кричала, плакала. Тебя вели трое парней, двое под руки, а один подталкивал сзади.

Когда подходили к двери, ты вырвалась, схватила штахетину из остатков старого забора и начала кричать, что убьешь любого, кто к тебе притронется. Я стояла в дверях, когда двое мужиков бросились к тебе и ты одного из них успела ударить. Хорошо, что удачно попала. Там в доске старый гвоздь остался…Да вон она стоит твоя защита. Ты в нее вцепилась, а тот, кого ты ударила – в ответ ударил тебя. Ты упала, они тебя подняли и занесли в эту комнату, вместе с той доской, ты её прижимала к себе. Я её взяла у тебя и вот поставила.

Ты была без памяти, когда они тебя сюда занесли, и просто тихо стонала. Я постелила стеганое одеяло, перекатила тебя на него, послушала дыхание, вроде бы все нормально, и вышла к себе в комнату.

Все время сидела у стола перед лампой и прислушивалась. Было тихо, а потом было слышно, как что-то мягко упало на пол. Зашла -и тебя увидела…».

Она погладила Мелиту по плечам и приобняла за голову, как бы сожалея о случившемся, а потом спросила: «Так тебя что –тоже украли? Ко мне сюда только ворованных девушек и привозят. Так что ты здесь не первая! Как тебя звать, откуда сама – и как оказалась украденной?».

Мелита назвала себя, а потом -село и район, где жила до сих пор. «Это далеко отсюда! – помолчав, проговорила Дарико, -ни разу не была в тех местах, но слышала, что в том районе, грузин почти нету. Живут там в основном греки и армяне, бежавшие раньше от турок и другие люди, но -не грузины. Давно уже живут. Говорили, что многие из них похожи на турок и говорят на турецком языке. А семья у тебя есть –отец, мать и где они сейчас?».

«Есть – и отец, и мать, и дедушка с бабушкой, отца родители, в одном дворе с нами живут, а еще есть – старший брат и младшая сестра. Отец сейчас находится далеко от дома, в Греции, на заработках. Мы –из понтийских греков, поселились в этих местах уже много лет назад» -ответила Мелита. Потом спросила: «А вас как зовут ?».

«Меня, дочка, раньше звали –Дорико. Давно меня так уже никто не называет. Последний раз, муж мой назвал по имени, когда я его провожала на вокзале в Кутаиси, в сорок первом году, на фронт. С тех пор о нем ничего не было слышно, пришла бумага через несколько лет, что погиб смертью храбрых, еще в начале войны.

Не успел даже одного письма домой написать, так и не знаю, в каких местах он похоронен. Обращалась в военкомат после войны, вот и пришло извещение, что его больше нет.

С тех пор меня по имени, никто не называл. «Мама, тетя, бабушка, соседка»– называли – сперва – дети, потом внуки, соседи, их у нас здесь мало; по работе –всегда называли по фамилии. А по имени –так больше никто и не называл».

«Можно я буду называть вас просто «бабушка» – попросила Мелита, – вы так похожи на мою бабушку Марию, возле которой я выросла и многому у неё научилась».

«Называй, как тебе удобно, дочка, раз уж наши дороги пересеклись, – ответила Дарико, – но ты мне скажи, как же так случилось все с этим твоим похищением? В честь чего?. У нас, в этом домике, как я тебе уже говорила- ты не первая. Обычно парень с девушкой, по разным причинам, заранее договариваются о таком «похищении» и никто у меня из забора доски не выламывал и не возмущался, ты- такая первая. В чем же дело? Вы что- не договорились с тем парнем, для которого тебя забрали?»-поинтересовалась хозяйка дома.

« Да ни с кем я не договаривалась –с обидой ответила Мелита.– Просто меня по-настоящему УКРАЛИ, подло обманули, выманили со двора и втолкнули в машину. Вы же видите, как я одета – в рабочем халате, прямо из кухни. Хорошо хоть была в теплых шароварах и сапожках, да пальто и платок успела накинуть, а то – вообще не знаю, чтобы было, такая холодина на улице». Слезы душили её. Она не выдержала и разрыдалась.

« Знаешь, дочка, – начала успокаивать её Дарико, – я сейчас тебе теплого молочка принесу, выпьешь, согреешься, успокоишься. Отдохнешь, а потом -я тебе одеяло теплое дам, подушку нормальную, разденешься, может быть удастся тебе заснуть. Утро вечера мудренее, как говорят.

Только не пытайся куда-то бежать. На улице -снежная метель, темно и горы кругом. До ближайшего села –километров десять по ущелью, забитому снегом. Ты думаешь, почему тебя в эту комнату поместили, а не оставили рядом со мной? Эта комната закрывается на засов снаружи, а одно маленькое окно – прикрыто с улицы железной решеткой.

Мы, когда поженились с моим мужем, еще до Войны, то жили в этом домике, а эта комната была нашей спальней. Вот так.»

Она вышла и через пару минут, принесла большую керамическую кружку кипяченого молока и пару кусочков овечьей брынзы на тарелочке, поверх четвертинки тонкой лепешки.

«Попробуй, дочка, молоко еще теплое, я горшок в золе держала, как будто чувствовала, что кому-то понадобится»– она передала девушке то, что принесла, сама села рядом.

Теплое вкусное молоко, домашние брынза и лепешка, были для Мелиты очень кстати. Она и покушала, и согрелась, и даже несколько успокоилась, рядом с таким добрым «охранником», как бабушка Дарико.

«И все-таки мне непонятно, -продолжила разговор хозяйка, – как мог мой внук, пойти на такое дело, без согласования между молодой парой. Что-то здесь не то, не вяжется. Ну, посмотрим, что будет завтра. Да, этот беспутный Гиви, мой внук, уже не первый год занимается особым воровством. Другие воруют овец, телят, лошадей, даже ослов, потом продают их – живьем, а чаще -мясом, тем и живут.