Один из наблюдательных пунктов севернее станции Поныри был устроен возле железнодорожного полотна в виде замаскированной площадки на трёх растущих рядом высоких, но тонких деревьях. Когда по шаткой лестнице на эту площадку взошёл товарищ Рокоссовский, я крайне обеспокоился за её устойчивость и облегчённо вздохнул, увидев его благополучно спустившимся на землю.

Второй наблюдательный пункт располагался на небольшой высоте у истока Оки, которая севернее протекает по территории моей родной Калужской области. Помню, взглянув на журчавший неподалёку ручеёк, которым здесь начиналась эта могучая русская река, я мысленно перенёсся в знакомые мне с детства места, вспомнил умершую там в 1941 году во время немецкой оккупации мать и невпопад ответил на какой-то вопрос, заданный командующим фронтом».

В своих мемуарах Николай Павлович лаконичен до скупости. Рассказывая о том дне, когда они с комфронта рассматривали в бинокли и стереотрубу простор Соборовского поля, он не зацепился ни за одну подробность. Всё кратко, как в боевом донесении.

Центральный фронт окапывался. Окапывались и соседние Воронежский, Брянский, Западный. Окапывался и Степной округ, позиции которого были расположены в затылок Воронежскому и частично Центральному фронтам.

Пухов каждый день бывал в войсках. Наблюдал за ходом земляных работ. Осматривал очертания поля, лежащего перед окопами 203-го гвардейского стрелкового полка 70-й гвардейской стрелковой дивизии и понимал, что если немцы решатся на массированную танковую атаку, то свой «клин» пустят именно здесь. Простор для танкового маневра, хорошая видимость. Заслушивал доклады инженерных служб. Рассматривал схемы минных полей. Вносил поправки. Разговаривал с бойцами и командирами. Спрыгивал в пулемётные окопы, осматривал секторы обстрела. Просил продемонстрировать, как пулемётчики будут действовать во время боя или огневого налёта противника. Смотрел в лица бойцов.

– Что думаете, ребята?

– Выстоим, товарищ генерал, – отвечали пулемётчики, бронебойщики и стрелки.

– И я так думаю. Кормят как? Не обижает старшина? Каша горячая?

В глазах бойцов была уверенность. В действиях чувствовались вышколенность, надёжность.

Заметил, что зачастил к нему комфронта. Однажды К. К. Рокоссовский спросил:

– Как думаете, Николай Павлович, где Модель атакует? – И, не дожидаясь ответа, начал рассуждать: – На широком участке свои танки они не пустят. Будут массировать. Как делали это всегда. Выберут участок одной армии. Или, что наиболее вероятно, стык.

Они стояли на полковом НП одной из дивизий первого эшелона и смотрели через маскировочную сетку на нейтральную полосу.

– А на меня и пойдёт, – ответил Пухов. – У соседей лес, местность неудобная пересечённая. Балки да ручьи. А у меня всё же поровней. И, самое главное, дорога на Курск. Прямой путь.

Всем было понятно: предстояло сражение на ограниченном пространстве. Сравнительно небольшом.

Три месяца вкапывались в землю дивизии 13-й армии.

Рокоссовский и до разговора с генералом Пуховым был уверен, что его фронт будет атакован здесь – с высот, расположенных между Гнильцом и Подолянью, через Соборовское поле на Ольховатку и Тёплое. Теперь, глядя в сторону Тепловских и Поныровских высот, обсудили этот вариант и пришли к выводу, что он наиболее реален для прагматичной немецкой штабной мысли.

Во время одной из своих инспекций Рокоссовский сказал Пухову:

– Нужны свежие разведданные. Каждую ночь посылайте разведчиков. «Язык» нужен каждый день. Тишина, Николай Павлович, вот-вот разорвётся.

Начало немецкого наступления ждали в конце мая.

В середине мая на Центральный фронт прибыл представитель Ставки Г. К. Жуков. Побывал он и в хозяйстве своего земляка. «Я лично был на переднем крае 13-й армии, – докладывал он в Москву, – просматривал с разных точек оборону противника, наблюдал за его действиями, разговаривал с командирами дивизий 7-й армии и 13-й армии, с командующими Галаниным, Пуховым и Романенко и пришёл к выводу, что непосредственной готовности к наступлению на переднем крае у противника нет.

Может быть, я ошибаюсь; может быть, противник очень искусно маскирует свои приготовления к наступлению, но, анализируя расположение его танковых частей, недостаточную плотность пехотных соединений, отсутствие группировок тяжёлой артиллерии, а также разбросанность резервов, считаю, что противник до конца мая перейти в наступление не сможет».

В своих предположениях и выводах Г. К. Жуков не ошибся.

Маршал К. К. Рокоссовский в мемуарах «Солдатский долг» подробно описывает работу по подготовке к сражению: «Вначале предполагалось построить пять оборонительных полос общей глубиной 120–130 километров. Но затем глубина оборонительных полос на отдельных, наиболее важных, направлениях была увеличена до 150–190 километров[8].

За три месяца войска фронта оборудовали шесть основных оборонительных полос. Кроме того, были построены промежуточные рубежи и отсечные позиции, протянувшиеся на сотни километров. Ходы сообщения между траншеями строились с таким расчётом, чтобы при необходимости они могли служить отсечными позициями. Батальонные узлы сопротивления, как правило, были подготовлены к круговой обороне.

Особое внимание уделялось прикрытию стыков, обеспечению маневра артиллерии траекторией и колёсами, а также маневра войск по фронту и из глубины[9].

Всего войсками фронта за апрель – июнь было отрыто до 5 тысяч километров ходов сообщения, установлено до 400 тысяч мин и фугасов. Только на участке 13-й и 70-й армий было выставлено 112 километров проволочных заграждений, из которых 10,7 километра – электризованных, и свыше 170 тысяч мин.

Располагая данными о том, что немецкое командование, готовясь к летнему наступлению, особые надежды возлагает на массированные удары своих танковых войск, оборону Курского выступа мы строили прежде всего как противотанковую, в расчёте на отражение крупных танковых группировок противника. Приходилось учитывать и то, что противник собирается широко применять свои новые мощные танки “Тигр” и самоходные орудия “Фердинанд”. Мы подготовили сильные противотанковые рубежи с мощными опорными пунктами на наиболее опасных направлениях и максимально насытили их артиллерией.

К отражению вражеских танков решено было привлечь всю артиллерию фронта, в том числе и зенитную, сосредоточив её основные силы в полосах обороны 13-й, частично 48-й и 70-й армий на направлении ожидаемого главного удара противника.

Для лучшей организации взаимодействия и удобства управления опорные пункты объединились в противотанковые районы. К июлю на правом крыле фронта глубина противотанковой обороны достигла 30–35 километров. Только в полосе 13-й армии на главной полосе обороны насчитывалось тринадцать противотанковых районов, состоявших из сорока четырёх опорных пунктов; на второй полосе имелось девять таких районов с тридцатью четырьмя опорными пунктами, а на третьей полосе – пятнадцать районов с шестьюдесятью опорными пунктами.

Большое внимание было уделено созданию различного вида противотанковых заграждений. Перед передним краем и в глубине обороны на танкоопасных направлениях была подготовлена сплошная зона таких препятствий. Сюда входили минные поля, противотанковые рвы, надолбы, плотины для затопления местности[10], лесные завалы».

Даже если судить только по мемуарам, главной заботой штаба Центрального фронта и командующего К. К. Рокоссовского был участок фронта, занимаемый 13-й армией. Здесь линия обороны фронта в ходе зимних и весенних боёв оказалась глубоко вдавленной на восток.

Сюда, на Соборовское поле и приглашал Рокоссовский своего давнего соперника Вальтера Моделя с его новыми танками и пополненными дивизиями. А Моделю казалось, что достаточно покрепче ударить в этот прогиб, и…