Скорее всего Ви учебники просто так не отдаст, какую-нибудь пургу взамен предложит, но она попробует со всей дипломатичностью и тактичностью уговорить его подобру-поздорову отдать чужое.

— Пхе-пхе, — вслух хмыкает девушка, начиная закидывать в рюкзак необходимую мелочёвку. — Как будто у дочери военных есть дипломатичность и такт. Ключевые слова «подобру-поздорову».

Была не была. Если есть хоть маленький шанс вернуть забытое, надо попробовать. Сыльги кидает взгляд на настенные часы. Если сейчас выйти, за 20 минут к назначенному времени она как раз подойдёт.

Девушка споро переодевается: джинсы, свитер под горло. Накидывает кожаную куртку, обувает лёгкие кеды, хватает рюкзак и выходит в прохладный осенний вечер.

***

Как же он ее раздражает. Слов нет. Сыльги уже три раза обошла этот сраный гаражный комплекс, но Ви так и не появился. Ее злость невозможно облечь в слова. Все нутро кипит от очередной жгучей обиды, дрожит от ярости и страха. Покажись он сейчас, так бы и врезала бы гаденышу.

Зловещая тишина пустынного места ее пугает. Безмолвие разбавляет только ветер, тревожно шуршащий остатками жёлтых листьев на деревьях, гоняющий их мягкие кучи туда-сюда по протоптанной дорожке. Полное ощущение какой-то надвигающейся неприятности.

Сыльги выдыхает долгим звуком, злобно пинает соседнюю гору сухих листьев. Не помогает. Ничто не помогает успокоиться. Она раздражённо вскидывает руку с часами к глазам, пытаясь разглядеть в осенней густой темноте их стрелки. Уже десятый час. Все. Баста. Сыльги итак посвятила этому месту и одному наглому школьнику времени больше, чем положено. Ни минуты лишней ждать не собирается.

Очередной 1:0 в пользу мелкого засранца.

Разворот на сто восемьдесят градусов, и быстрым шагом через территорию школы, прочь от неприятно пустынной территории.

Спустя пару десятков торопливых шагов она вдруг останавливается и чутко прислушивается. Эти звуки ни с чем невозможно спутать. Чавкающие глухие удары, когда чей-то кулак встречается с твёрдым телом, гулкое бряцанье от соприкосновения тяжелой обуви и туловища. Сорванные стоны, тяжёлое дыхание и рваные тихие выкрики.

На территории школы явно кого-то избивают.

Сыльги вытягивает шею в сторону звуков, вытирая вспотевшие от волнения ладони о грубую джинсу. Бьют явно несколько человек. Слишком частые удары, слишком много голосов. Двое? Трое?

Отсюда не понять.

— Будь проклят тот час, когда я решила, что прийти сюда будет отличной идеей. И будьте прокляты собственное любопытство и жажда справедливости, толкающие посмотреть, что там сейчас происходит, — шепчет она, медленно переставляет ноги по сухим листьям в темноте школьного двора, кусая губы и крепко сжимая лямки рюкзака никак не высыхающими ладонями.

Но кому сейчас сдался ее тихий шаг когда там так увлечены экзекуцией: гулко дышат, переговариваются насмешливо, вскрикивают, нанося каждый удар. Сейчас мимо них слон может галопом пронестись, никто и не заметит.

Девушка прижимается к стене школы, из рюкзака тянет телефон, чтобы не мешкая звонить в полицию и заглядывает за угол, не дыша.

В закутке между школой и подсобным строением, огороженными с другого конца забором, под светом пары тусклых фонарей трое громил бьют какого-то несчастного. Тот под градом ударов молча и упорно из раза в раз поднимается на ноги и пытается отбиться. Его снова и снова валят, добивают ногами, но упрямый парень нечеловеческими усилиями опять встаёт на ноги, чтобы снова упасть.

Что-то не даёт ей покоя. Какая мысль звенит на задворках сознания, заставляет замирать, настырно разглядывать парня, почти невидимого за спинами и ногами хулиганов. Знакомые плечи, какие-то знакомые длинные ноги, до ужаса знакомая светлая куртка. Сыльги в попытках разглядеть происходящее почти полностью показывается из-за угла, и вдруг, в один момент узнает. Понимание обжигает ее почти физической болью, давит колючим обручем на виски, вышибает воздух из легких.

Под беспорядочными тяжелыми ударами кулаков и тяжёлых ботинок встаёт, падает и опять встаёт гребаный мелкий гаденыш Ви.

В глазах темнеет. Приступ чистейшей ненависти нахлобучивает ее с размаху, и Сыльги яростно пытается продышаться, обуреваемая сонмом бешеных чувств, о происхождении которых подумает потом. Наверно.

Телефон падает в жухлую траву, пока она судорожно ищет в рюкзаке то, что всегда носит с собой. Пальцы нащупывают телескопическую дубинку, и рюкзак летит куда-то вслед телефону.

Да как они посмели… Нельзя даже пальцем… Убью гадов… — ни одной связанной мысли в голове, только крошево кровожадных картин с ней и теми козлами в главной роли.

Резкий взмах рукой, и дубинка со зловещим щелчком раздвигается. Она молча разбегается и без каких-либо сомнений опускает ее на затылок первого бугая.

***

— Ты выглядела такой грозной, моя свирепая малышка… — Ви сидит, утомленно облокотившись на кирпичную стену школы, морщится от прикосновений ее рук, методично ощупывающих его на предмет повреждений. — Где ты так научилась драться? С тобой опасно связываться…

— Вот и не связывайся, — хмурит брови та, обходя молчанием и его насмешливое обращение, и его вопрос. Не рассказывать же ему о суровых родителях и военной кафедре, ожидающей ее после школы. — И прекрати болтать.

Сыльги натужно изображает спокойствие, но на подходе грандиозная масштабная паника. И только мысли о том, что истерика сейчас вообще не к месту, останавливает девушку от рыданий. Лицо Ви в крови, ребра под ее руками ходят ходуном, и на каждом его вздохе в груди подозрительно сипит. Она аккуратно надавливает пальцами, старательно обходя мысли о крепком теле рядом, и парень откидывается головой на стену, болезненно шипя.

— Тебе надо в больницу… — Сыльги отнимает дрожащие руки, пытается подняться с колен, уже готовая бежать за телефоном, оставшимся в траве за углом, но их перехватывают, прижимают к теплой груди. — У тебя кровь… — она смущенно опускает голову, разглядывая их сомкнутые ладони: его такие большие и изящные, и ее — маленькие и крепкие. Боже, этот школьник в каждой своей черте, каждой частью тела — чертов идеал. Когда не ерничает и не насмехается, даже грязный и побитый — сносит Сыльги чердак одним своим существованием.

— Со мной все окей, подумаешь пара тумаков… — парень улыбается задумчиво и тут же стонет, трогая кончиком языка разбитые губы. — Не пойду я в больницу. На мне все заживает, как на собаке.

И вдруг начинает суетиться в попытках встать, пальцами скребет землю и жухлую траву по обе стороны от ног.

— Собака! Куда делась собака?

— О чем ты? Какая собака? — девушка пытается удержать его на месте, прижимает за плечи к стене, и парень охает у нее под руками. — Прости, я не хотела сделать больно, — шепчет Сыльги расстроенно, убирая ладони с ткани куртки.

— Все в порядке… — выдыхает Ви, протягивает ей руку, — помоги мне подняться… Эти уроды мучили собаку. Надо ее найти.

Пару минут Сыльги удивлённо пялится на сидящего парня, словившая обидную мысль, что собаки для него, оказывается ценнее людей, собак он жалеет, а людей нет. Но потом пожимает плечами: для нее этот школьник — сплошная загадка; человек, который не вмещается ни в один шаблон, не попадает ни под одно правило, в котором она запуталась, как бабочка в паутине в попытках разгадать его.

В любом случае, ее вообще не устраивает расклад, при котором человек в таком состоянии будет бродить по окрестностям в поисках собаки. Ни за что.

— Куда тянешь руку? Сиди, я посмотрю. Надо быстрее уходить, пока те не вернулись. И все-таки, подумай о больнице, — Сыльги встаёт, отряхивает колени, поднимает дубинку и резким ударом об землю собирает ее обратно в компактный вид.

— С ума сойти… Это было горячо… — расплавленный баритон жарким шёпотом льется ей в уши, пошлый смешок собирается испариной на шее и груди, и Сыльги торопится уйти, слушая вслед жаркие слова, сказанные так дерзко и насмешливо. — Я предпочитаю, чтоб меня полечила моя воинственная нуна.