Но Ирины беды еще не закончились. Только успела она прийти в себя после похорон, как выяснилось, что вторая нога у мамы тоже поражена гангреной. Анне Викторовне было настолько плохо, что смерти все ждали как избавления ее от мучений. Врачи вынесли вердикт: оперировать нельзя, второй ампутации слабое сердце не выдержит.
И опять вся тяжесть ухода за матерью легла на Ирины плечи. Сестра маникюрила―педикюрила чуть ли не круглосуточно, зато ее муж уже два года нигде не трудился, почему-то перестал считать свою работу престижной. Пару раз Антон пытался заняться предпринимательством, но с «купи―продай» у него не ладилось, и Юльке после приходилось отдавать за него долги.
Лекарства съедали не только мамину пенсию и часть заработка сестер, пришлось начать тратить деньги от продажи дачи, которые могли скоро понадобиться на похороны (они боялись произносить это слово вслух, говорили ― на черный день). Конечно, сестры очень любили маму, но за последние годы она их измучила. И дело не только в тяжести постоянного ухода за больным человеком. Лежа одна в постели целыми днями, Анна Викторовна скучала и требовала внимания. Она могла разбудить Ирину среди ночи, вспомнив о чем-то «серьезном». Заплетающимся после инсульта языком вступала в длинные разговоры, хотя, давно не выходя из дома, уже ничего не понимала в нынешней непростой жизни. Зрение сильно ухудшилось и книги она читать не могла, быстро уставали глаза, а телевизор никогда не любила. Но даже из своей постели она пыталась управлять домом, как делала это всегда. Каждый из членов семьи должен был докладывать ей, куда и зачем пошел. За те полтора часа, что Ира убирала в парикмахерской, мама могла позвонить туда до трех раз. Если дочь забегала к своей подруге Ольге, Анна Викторовна звонила ей уже через пять минут, спрашивала, замочила ли Ирина рис для каши на ужин, или сообщала, что к ней заходила старинная приятельница и передавала все содержание их разговора. В салоне красоты, где работала Юля, ей сделали замечание за то, что слишком часто занимает телефон. Этот номер был вычеркнут из записной книжки, но оказалось, что мать помнила его наизусть, и звонки продолжались. Уговорить ее не беспокоить дочерей по пустякам было невозможно.
Несмотря на Иришкину чистоплотность, запах болезни прочно поселился в их доме. Из-за этого мальчишки не хотели заходить в бабушкину комнату, но все-таки приходилось ― подать стакан чаю или лекарство. Антон, Юлин муж, хоть и не работал, совсем ничем не помогал. Мимо комнаты тещи он проходил, демонстративно зажимая нос.
Ирина трудилась уже в четырех местах. Кроме парикмахерской, она одну ночь из трех сторожила захиревшее НИИ, убиралась в двух богатых домах, а в одном из них еще и готовила пару раз в неделю. Эти приработки у «новых русских» ей сестрица устроила. У той появились богатые клиентки, некоторые из них присылали за маникюршей машину даже в двенадцать часов ночи. Юля ехала и работала. А что делать? Жить на что-то надо…
И вдруг в этой беспросветной жизни мелькнул лучик надежды. Давно, еще когда сестры только вышли замуж и родили сыновей, их семью поставили в очередь на квартиру. Вначале они ежегодно ходили в исполком, отмечались, прикидывали, когда подойдет очередь, а потом забыли об этом. Получить в наши дни бесплатное жилье стало казаться невозможным. И вот, совершенно неожиданно пришло извещение из районной администрации: их приглашали за ордером просторную трехкомнатную квартиру в Приморском районе, для мамы и сестры с семьей. Это Анне Викторовне выделили как блокаднице и инвалиду. В такое везение просто не верилось! Каждая из сестер в глубине души мечтала о том, как просторно им будет, когда мама, наконец, отмучается. А теперь!.. Мамочка, только живи… Но Анна Викторовна не протянула и недели после прописки в новую квартиру.
Через два месяца после похорон матери Юля с семьей переехала в новый дом, а Ирина осталась вдвоем с сыном. Это было так непривычно: она, Олежка и старый кот ― больше никого. Квартира, освобожденная от части мебели, оказалась неожиданно большой и запущенной. Ира припомнила, что ремонта здесь не делали лет десять, а то и больше.
В течение нескольких месяцев она потихоньку занималась ремонтом, и к осени ее жилище приобрело вполне приличный вид. В квартире стало чисто, просторно и… тихо ― она давно об этом мечтала. Но, как оказалось, Ира не привыкла к тишине и спокойствию, и через месяц заскучала. Она даже обрадовалась, когда из Воронежской области приехала со своим сыном сводная сестра покойного Леши. Валентина только что разошлась с мужем и решила подзаработать в Питере, поскольку в деревне давно уже живут натуральным хозяйством. Ира видела золовку один раз при жизни Леши, да раз на его похоронах, но решила: пусть поживет, будет кто-то в доме, Олегу одному реже придется оставаться. С людьми Ира всегда сходилась легко и с Валей отлично поладила.
Валя пристроилась продавщицей на Ладожском рынке, ее сын учился в школе. Подруги по очереди ходили за продуктами, готовили и убирали квартиру. Постепенно жизнь устроилась и стала повеселее. К тому же еще летом у Ирины появился любовник ― Ваня, мужик из соседней парадной. Увидев однажды, как Ирина прет из хозяйственного полные сумки, он помог ей их донести, а потом подсобил с ремонтом. С тех пор они иногда встречались. Все произошло обыденно и без объяснений в любви, но Ира и этому была рада. Плевать, что женат и никаких перспектив! Хоть кусочек женского счастья урвать ― в конце концов, у нее уже больше двух лет не было ничего, похожего на секс…
Почувствовав некоторую стабильность, она хотела найти себе приличную работу, но оказалось, что для сорокалетней женщины это непросто, везде требуются молодые. Сестра сказала, что в салон, где она работает, требуется администратор, но Ире это не подходило: рабочий день по 12 часов и скользящий график выходных. А как же Олег, один будет болтаться? Она могла бы устроиться в госучреждение, но там зарплата совсем небольшая ― не проживешь вдвоем с ребенком. Ваня предложил подать резюме в коммерческий банк, где он трудился инженером, отвечая за техническое обслуживание большого здания. Ира так и сделала, продолжая работать в двух местах уборщицей, и домработницей в двух домах. Изматывалась ужасно…
Прошло больше года, она уже и думать забыла о поданном резюме, Иван давно работал в другом месте, да и встречаться они перестали, и вдруг приходит приглашение в банк на собеседование по поводу работы. Оказывается, это ее столько времени проверяли.
И вот она уже второй месяц здесь работает. Сначала убирала операционный зал, а неделю назад перевели сюда, на третий этаж. Хорошая работа: зарплата «белая» и куча других преимуществ. Буфет с ценами почти как при советской власти, бесплатная медицина ― вплоть до сложных обследований и зубного врача, собственная шикарная турбаза и детский лагерь. Это вообще фантастика ― путевка на смену стоит смешные деньги. Раньше летние каникулы сына превращались в большую проблему. Путевку на двадцать дней доставал кто-нибудь из знакомых, еще на пару недель Ира сплавляла Олега на дачу к подруге, у которой младший сын ему ровесник. Остальную часть лета мальчишка болтался в городе. Слава богу, хоть не тянуло его одного во двор. Когда Ира возвращалась с работы, то шла вместе с сыном гулять на Залив или на Неву, по выходным они ездили на Кировские острова или ходили по музеям.
Ира уже выкупила путевки в лагерь и нынче на все лето Олег поедет под Приморск. Правда, ей самой отпуск раньше января не светит, но все равно ― свобода! Она уже отказалась от работы в одном богатом доме, хозяйка уж больно занудная и придирчивая. Парикмахерская не в счет, она в двух шагах от дома и работа там времени много не отнимает.
Пока мечтала о том, как проведет лето, как будет ездить по выходным к Олежке в лагерь, Ирина закончила уборку. Она уже собрала пылесос и хотела вынести его в кладовку, когда дверь распахнулась и в приемную вошел крупный мужчина в чуть затемненных стильных очках. Немного смутившись, она вежливо поздоровалась. Мужчина постоял несколько секунд, глядя на нее, затем повернулся и прошел в кабинет генерального, пробормотав на ходу что-то вроде: «Убирайтесь, убирайтесь».
