Не будем давать оценок политическим воззрениям и планам декабристов – речь в нашей книге не о том. Однако дать оценку деятельности спецслужб, не предотвративших вооруженный мятеж, представляется затруднительным.

«Фельдъегерь, доставивший весть о кончине Александра I, привез вместе и доносы Майбороды[6], и именные списки членов тайного общества. Копия с этих списков была отправлена в Варшаву к новому императору [Константину Павловичу]… [Николай Павлович] знал о существовании тайного общества, о цели его: он имел именной список большей части членов общества. О том знали и граф Милорадович, и много приближенных к великому князю Николаю, которому адресованы были важнейшие бумаги в Петербург, откуда сообщаемы были в Варшаву. Какие же меры были приняты к уничтожению предстоявших опасностей заговора или грозившего восстания?! Решительно никакие. Во всем выказывалось колебание, недоумение, все предоставлено было случаю: между тем как, по верным данным, следовало только арестовать Рылеева, Бестужевых, Оболенского и еще двух или трех декабристов – и не было бы 14 декабря»[7], – писал барон А. Е. Розен, поручик лейб-гвардии Финляндского полка.

Известно, что император Александр I, получив донос Шервуда[8], произнес сакраментальную фразу: «Не мне их судить». В общем, можно сказать, что «в деле декабристов» со всей остротой проявилось извечное неумение или нежелание властей должным образом распорядиться полученной от спецслужб информацией. Подобных примеров в истории, и не только российской, не счесть. Но критиковать власти предержащие не принято, сколь бы ни были они порой беспомощны и бездарны. Всегда будут виноваты другие – на другом уровне.

«События 14 декабря и страшный заговор, подготовлявший уже более 10 лет эти события, вполне доказывают ничтожество нашей полиции и необходимость организовать новую полицейскую власть»[9], – в первые же дни царствования Николая I констатировал генерал-лейтенант А. Х. Бенкендорф, начальник 1-й кирасирской дивизии.

Личность эта уже и тогда была весьма примечательна. Отважный боевой офицер, флигель-адъютант императора, Александр Христофорович в 1807–1808 годах находился в составе российского посольства в Париже, выполняя поручения по линии военной разведки. В 1812 году он прославился как командир «летучего» кавалерийского отряда и уже летом заслужил генеральский чин; осенью 1813 года отряд, которым командовал Бенкендорф, освободил от французов Голландию. Теперь генерал вступил на новую стезю, подав императору проект «Об устройстве внешней полиции».

Граф Бенкендорф Александр Христофорович (1781–1844). В службе с 1798 года. С 1803 года участвовал в боевых действиях на Кавказе, в войне с Францией 1806–1807 годов, в турецкой войне 1806–1812 годов, Отечественной войне 1812 года и Заграничном походе, а также в турецкой войне 1826–1828 годов. С 1821 года – начальник 1-й кирасирской дивизии. 25 июля 1826 года назначен шефом Корпуса жандармов, командующим Императорской Главной квартирой и начальником Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. Генерал от кавалерии, сенатор, член Государственного совета и Комитета министров.

Оценка императора Николая I: «В течение одиннадцати лет он ни с кем меня не поссорил, а примирил со многими».

Итак, в июле 1826 года Александр Христофорович был назначен главным начальником вновь учрежденной «высшей полиции». Это назначение обессмертило имя Бенкендорфа, отныне – одного из ближайших сподвижников государя, ставшего за свои заслуги и графом, и генералом от кавалерии, членом Государственного совета и Комитета министров, награжденного всеми российскими орденами, вплоть до самого высшего – Святого апостола Андрея Первозванного с бриллиантами, а также ордена Святого Георгия III и IV класса.

«В 1826 году власть получила достаточно эффективный на первых порах инструмент надзора за обществом и своим собственным аппаратом. Круг обязанностей Третьего отделения был, как известно, очень широк – от “распоряжений” по делам высшей полиции до сбора сведений “о всех без исключения происшествиях”. Штат этого учреждения немногочисленный: 20 человек на момент создания и 58 при упразднении, но, исполненный служебного рвения, обладал достаточным опытом для своей работы. Главноуправляющий Третьего отделения А. X. Бенкендорф, будучи человеком светским, все текущие дела доверял директору канцелярии своего ведомства, профессионалу высочайшего класса, М. Я. фон Фоку, который взял с собой большинство прежних коллег по Особой канцелярии Министерства полиции и Министерства внутренних дел, существовавших при Александре I. Помимо Третьего отделения, мозгового центра политического сыска, деятельность которого была строго засекречена, тайная полиция получила и “явный” исполнительный орган – Корпус жандармов»[10].

О личности графа Бенкендорфа, работе Третьего отделения и службе жандармов можно рассказывать немало, но нас интересует только контрразведывательный аспект, который в данной организации отнюдь не являлся главным. К тому же, как мы говорили, спецслужбы по-настоящему умеют хранить свои секреты, а потому документальных сведений об этой работе, о заграничной и внутренней агентуре Третьего отделения почти не сохранилось. Известно, что проживающими в России иностранцами занималась его так называемая 3-я экспедиция и что при Департаменте полиции, к которому в 1880 году перешли функции упраздненного Третьего отделения, было создано специальное подразделение, именуемое «Заграничная агентура». Их возможности в определенной степени использовались для проведения контрразведывательной деятельности, хотя гораздо больше охранные структуры интересовались разного рода революционерами и террористами. Неудивительно – разведывательная служба в те времена пребывала на совершенно ином уровне, нежели это будет в ХХ столетии, и противодействие ей, скорее всего, было достаточно адекватным…

В соответствии с российскими законами государственной изменой считались преступные действия российских граждан – от тайной переписки с неприятелем до предательской сдачи крепостей, – совершенные во время войны. Поэтому как самостоятельное подразделение военная контрразведка в России XIX века возникала лишь во время вооруженных конфликтов, да и то не всякий раз.

Столь одностороннее понимание существа вопроса нередко приводило к весьма плачевным результатам. В частности, отсутствие, говоря современным языком, контрразведывательного обеспечения Польской армии позволило начаться предательскому и кровавому восстанию в Варшаве в 1831 году.

Главнокомандующий Польской армией цесаревич Константин Павлович, как и его брат Александр I, любил поляков, но, в отличие от подозрительного по характеру покойного императора, очень им доверял. Великий князь буквально выпестовал Польскую армию, прекрасно ее подготовил и вооружил, а потому наивно был уверен в ответной любви и преданности к нему поляков. Но в польских полках служило немало офицеров, воевавших под знаменами Наполеона за воссоединение и призрачную независимость своей отчизны и, мягко говоря, не питавших теплых чувств к Российской империи… К тому же личность цесаревича – несдержанного, своевольного, грубого и капризного, да еще и выказывающего полное презрение к конституции Царства Польского, – импонировала далеко не всем. Участники собраний на офицерских квартирах и в казармах не только мечтали о возрождении независимой Польши, но и ругали великого князя, искренне желая от него избавиться…

Вспомните седьмой пункт «интересов» той самой неудавшейся Тайной военной полиции, которую учреждали генералы Васильчиков и Милорадович: «…какие разговоры и суждения имеют место среди офицеров». Если бы Константин Павлович знал про эти разговоры, то не был бы столь доверчив и благодушен.