– Как кому доверить?.. – переспросил отец Арсений, когда владыка Досифей доверительно поделился с ним мыслями. – Да моему духовному отцу Василию из Коренной. Лучше его никто с этим делом не справится.

– Верно! – обрадовался было владыка, но тут же задумался: – Да ведь отец Василий по своему смирению не захочет принять наместничество в Белых Берегах…

– А в этом давайте я вам подсоблю, владыко, – предложил отец Арсений. – Авось и удастся уговорить старца.

Так и сделали. Отец Арсений приступил к своему духовному отцу с уговорами, и тот по некотором размышлении согласился. Ведь постоянная суета вокруг Курской Коренной пустыни его смущала и утомляла. А здесь предстояло возродить, а фактически основать заново монастырь, находившийся в отдаленном, труднодоступном месте. Заодно он и отца Арсения убедил не уходить в леса, а последовать вместе с ним – возрождать обитель…

27 января 1800 года последовал указ епископа Орловского и Севского Досифея о назначении отца Василия (Кишкина) настоятелем Белобережской пустыни. На этот раз путешествие было не особенно долгим – от Курска до Белых Берегов по прямой около двухсот вёрст. Сначала была встреча с владыкой Досифеем в Севске. Епископ встретил отца Василия словами:

– Пожалуйте, старец Божий, вас давно ожидает Белобережская пустынь на жительство к себе.

Потом состоялась длительная и теплая беседа, и наконец владыка Досифей благословил отца Василия на труды. И вот уже среди бескрайних заснеженных полей, по которым передвигался возок, завиднелись купола высокого каменного Владимирского собора. По мосту пересекли реку Снежеть, приток Десны… Действительно, красивейшие места!

Но каким же запущенным все выглядело! Мост, по которому проехал возок, едва не развалился под ним. В храме Святой Живоначальной Троицы не было… пола, и ходить приходилось по деревянным мосткам. Надвратный же храм Святых Захария и Елисаветы уже полвека как был разобран – средств на ремонт после пожара, случившегося в 1749-м, так и не нашлось.

Братия также встретила нового настоятеля неприветливо. Увидев, что внутренний двор обители не очищен от снега, а заготовленные дрова скоро закончатся, отец Василий попросил монахов заняться работой. На это ему дерзко ответили:

– Сам очищай и дрова руби!

Настоятель… так и поступил. Поклонился дерзившим в ноги, испросил у них благословение и молча взялся за топор и лопату.

Увидев это, монахи подумали было, что отец Василий просто не умеет настоять на своем. Тем более что случай вскоре повторился. Когда послушнику Степану Подсолнухину отец Василий поручил заниматься монастырской гостиницей и, вручая ключи, попросил подмести номера, тот швырнул ключи на пол со словами:

– Ты здоров и делать тебе нечего, сам иди, прибирай и подметай!

Реакция была точно такой же. Отец Василий поклонился дерзкому в ноги, подобрал связку ключей и молча взялся за метлу. А вот Степан отреагировал по-другому. Некоторое время он недоуменно смотрел на иеродиакона, а потом залился слезами и бросился просить у него прощения.

И именно этот случай изменил всё. Видя, как раскаялся известный своим грубым поведением Степан (предыдущее монастырское начальство его даже в цепи заковывало, но он не смирялся), монахи по-другому взглянули и на себя, и на смиренного, молчаливого своего начальника. Устыдились и тоже в слезах пришли к нему каяться, прося прощения за гордыню и грубость.

Начались труды по восстановлению пустыни. Но, по всей видимости, в начале своего настоятельства отец Василий все же сомневался в том, справится ли он с возложенными на него обязанностями, потому что в мае и августе 1800 года отказывался от должности, предлагая взамен себя 59-летнего иеромонаха Питирима. (Тем более что формально из числа братии Коренной пустыни его не исключали. «А как я из числа Коренного монастыря братства еще не исключен и состою в штате и ведомстве оного Коренного монастыря, то желаю всеусердно во оном жизнь мою продолжать неисходно», – писал он в прошении.) Этот шаг вызвал эмоциональную реакцию братии – монахи плакали и даже не приветствовали нового настоятеля Питирима так, как это было положено. Будучи противником вводимых отцом Василием новаций, Питирим рьяно взялся за дело, принявшись возвращать в обители прежнее устройство, но мириться с этим монахи не стали, и в скором времени в обители произошел настоящий переворот – Питирим был с позором низложен, а настоятелем снова сделался отец Василий. Возвращаться к должности он отказывался, так что пришлось облекать его властью насильно – с помощью приказа орловского владыки. Вероятно, почувствовав поддержку большинства братии, отец Василий ощутил себя увереннее, понял, что им был взят правильный курс.

23 декабря 1800 года наконец состоялась иеромонашеская хиротония отца Василия. Напомним, что иеродиаконом он был с 1787 года, но по смирению считал себя недостойным иеромонашества. Поэтому пришлось снова все обставлять официально, помимо его воли. Во время службы в Трубчевском Чолнском монастыре он сослужил епископу Досифею как иеродиакон и неожиданно для себя был приведен к рукоположению. Препятствовать воле епископа отец Василий не мог, но по возвращении в Белые Берега с горькими слезами продолжал говорить о своем недостоинстве…

Под водительством иеромонаха Василия Белобережская пустынь в краткий срок из обветшавшего, умирающего монастыря превратилась в цветущее место. Вот как описывала свои впечатления от паломничества в Белые Берега первый биограф старца, монахиня Ангелина (Толбузина):

«Узнав о пришествии дивного старца Василия в Белобережскую пустынь и слышав много чудесного о сей пустыни, а более о святой жизни отца Василия, я с моими родными поехала туда, и что же я видела? Великие чудеса! В шесть месяцев времени обитель точно воскресла, и было так хорошо там, как бы в раю земном: всенощное бдение совершалось семь часов, поют сладко, подобно ангелам. Довольно странствовала я и до старых лет дожила, но нигде такого пения не слыхала. Многие обители видела я, но лучше нигде не было по чину, пению и смиренномудрому житию. Устройством обитель подобна Святой горе Афонской. Жены в кельи и в настоящую церковь не входили, иноки с ними не беседовали. Даже мужеского пола мирян настоятель и братия в кельях не принимали. Но боголюбивых посетителей старец в гостинице принимал и сладкою беседою насыщал».

За год число братии пустыни выросло до шестидесяти человек. В 1801-м в монастыре принял постриг Лев Наголкин – будущий преподобный Лев Оптинский, один из героев этой книги. Другие насельники в свое время сами стали настоятелями монастырей: Мелхиседек (Сокольников) – Пустынно-Рыхловского, Симонова и Ново-Иерусалимского; Серафим (Веденисов), Каллист (Кочетов), Павел (Крячков) и Маркеллин (Патрикеев) строили Площанскую пустынь; Иона (Мирошниченко) основал Киевский Свято-Троицкий монастырь, Паисий (Суворов) – Радовицкий Николаевский, Аарон (Марякин) стал наместником Александро-Невской лавры…

Очень важным подспорьем стало прибытие в 1801–1805 годах из Нямецкого монастыря учеников Паисия Величковского – отцов Клеопы, Анастасия, Афанасия и Феодора. Один этот факт говорит о том, как быстро распространилась молва о Белобережской пустыни, и о том, что отец Василий воспринимался как своеобразный «апостол», официальный продолжатель дела Паисия в России. Нямецкая братия, вероятно, своим авторитетом немало помогла настоятелю наладить в Белых Берегах строгий монастырский устав по афонскому образцу. На клиросе же благодаря схимонаху Феодору (Ползикову) утвердилось молдавско-влашеское пение, производившее на русских паломников незабываемое впечатление – ничего подобного в то время услышать было нельзя.

Успешно и быстро продвигались работы и по воздвижению в обители необходимых зданий. Были построены новая гостиница для паломников, мельница, лесопилка. Обитель получала щедрые пожертвования от дарителей – в нее присылали утварь, богослужебные книги, сосуды и облачения, обозы с хлебом, приносили крупные суммы денег. На праздники к началу всенощного бдения в пустынь съезжались все окрестные помещики и купцы, не забывая взять с собой пожертвования.