- Не-а. Я на этой неделе дежурю по психам. А по ленте дежурит Соболин. Ему уже позвонили.

- Тогда поехали,- сказал я.

Всю дорогу до Питера я проспал как ребенок.

***

Сдерживая хохот, я смотрел на Мишку Модестова в камуфляжной форме. Со злобным выражением лица он тщательно прицеливался. По лицу его катились крупные капли пота, пока он прищуривал то один, то другой глаз. Наконец, закрыв оба, он стрельнул и выматерился.

Слева на него скептически поглядывала супруга - Нонка Железняк (тоже в камуфляже) - и качала головой. Потом, приникнув к прицелу и лихо дунув на мешающую прядку, она тоже выстрелила. Ее мишень упала.

Еще левее стрелял Кононов - после каждого выстрела он удивленно смотрел на не шелохнувшуюся мишень и озабоченно осматривал автомат.

Еще левей Каширин методично сажал одну пулю за другой - губы его шевелились:

- За Родину!.. За Обнорского!.. За двадцать восемь панфиловцев! За Зою Космодемьянскую... За янтарную комнату!..

Рядом с ним лежал Соболин - он жевал резинку и явно играл кого-то вроде Лимонадного Джо. Пытаясь стрелять небрежно, он попадал через раз. К тому же ему очень мешала раскинувшаяся в изящной позе Завгородняя, которая нежно внимала указаниям молодого старлея, показывающего ей, как нужно правильно целиться.

И, наконец, рядом со мной лежал Спозаранник. То и дело поправляя очки, он все делал по правилам, аккуратно сбивал все мишени и после каждого выстрела снисходительно смотрел на коллег.

К сожалению, Глеб Егорыч не замечал, что я внимательно слежу за его движениями и стреляю синхронно с ним, причем по его же целям. Инструктор, стоявший за моей спиной, усмехался в усы, но, повинуясь красноречивым жестам мстительной Агеевой, молчал.

Вся эта "войнушка" была плодом моих титанических усилий. Две недели я убеждал Обнорского, что журналистам необходима боевая подготовка. Но он, так и не сумевший простить мне "васкеловской кампании", только орал и брызгал слюной. Потом, когда я его все-таки уломал и с невероятным трудом договорился о стрельбах на Ржевском полигоне, возмутились все остальные. Но и их удалось успокоить административными методами. И вот теперь все получали удовольствие. Кроме, пожалуй, Горностаевой. С ней в последнее время творилось невесть что.

То и дело вздрагивая от канонады, она мучилась за стоявшим неподалеку столом, разбирая автомат. Над ней, совершенно озверевший, нависал Обнорский. Рядом, посмеиваясь, стоял Зудинцев.

- Ай!..- кричала моя "невеста", пытаясь вытащить застрявший палец.- Что за черт! Мне его не вытащи-ить!

- Горностаева, ну что же ты такая тупая?!- горячился шеф.- Это же в пятом классе на НВП делают!

- А я болела!- хныкала Валентина.

- Показываю последний раз!- вырывал у нее из рук автомат Обнорский.Рожок!.. Газоотводная!.. Защелка!.. Крышка!.. Пружина!.. Затвор!.. Теперь обратно!..

Горностаева ревела, обхватив голову руками:

- Я никогда этому не научусь! Лучше пристрелите меня, Андрей Викторович!

Я подошел к ним и мужественно сказал:

- Не троньте девушку, шеф. Не женское это дело...

- Да?!- издевательски воскликнул Обнорский.- А всяких мудаков из подвалов вынимать - женское?

Ответить мне было нечего. Выручил Модестов, который подошел к Обнорскому и практически уперся стволом ему в живот.

- Андрей, у меня что-то с прицелом, кажется...- сказал он невинно.

- Охренел?!- завопил Обнорский, отскочив в сторону и резко нагибая вниз Мишкин автомат.- Кому сказано - ствол должен смотреть в землю?!

Зудинцев утер слезы. А мы с Валей пошли к автобусу.

- Леш,- сказала она.- Я ухожу из Агентства.

- Да ну?- не слишком удивился я.- А куда?

- Не знаю,- призналась Горностаева.

- Может, замуж за меня пойдешь?- пошутил я.- А что, я прокормлю...

Она снова посмотрела на меня очень странно. Так, как смотрела все последнее время. И мне ничего не оставалось, как крепко ее поцеловать. С линии огня донеслись аплодисменты. А она снова заплакала.

***

Ночью, глядя на ее неуловимо изменившееся в последнее время лицо, я дал себе слово разобраться с этим. В смысле, с тем, что происходит с ней в последнее время. Не чужой же человек, в конце концов...

Я тихонько погладил Горностаеву по щеке, а она, не просыпаясь, прижалась ко мне и пробормотала:

- Пойду...

- Куда,- шепотом спросил я.- Куда ты пойдешь, дурочка?

- Замуж... Замуж за тебя пойду,- сказала она и, уткнувшись носом в мое плечо, сладко засопела.

ДЕЛО О СМЕРТИ НА ПРЕЗЕНТАЦИИ

Рассказывает Валентина Горностаева

"Горностаева Валентина Ивановна, 30 лет, сотрудница архивно-аналитического отдела "Золотой пули". Квалифицированный журналист, но обладает неуживчивым характером. Эмоционально неуравновешенна, склонна к непредсказуемым поступкам. Язвительна, но в глубине души романтична. Периодически возникают слухи о нетрадиционной сексуальной ориентации Горностаевой, однако при том она уже давно поддерживает внеслужебные отношения с замдиректора Агентства Алексеем Скрипкой..."

Из служебной характеристики

Этот день не задался с самого утра.

Сначала убежал кофе, потом закатила скандал пятилетняя племянница, которую сегодня именно мне предстояло отвести в детский сад.

- Не хочу эти колготки,- вопила Машка,- они противные и к юбке не подходят.

- Живо одевайся,- железным голосом говорила я.- Мала еще выкаблучиваться.

Но Манюня не желала считаться с моими доводами, она размазывала слезы и причитала:

- Не люблю тебя, хочу, чтобы мамочка-красавица вела меня в садик.

Но Машкина мамочка - а моя сестра - благополучно убежала под предлогом того, что "опаздывать на практику по хирургии ни в коем случае нельзя". При этом она успела напялить на себя мой любимый свитер и прихватила мобильник, бросив на прощание: "Я же врач и не могу без телефона".

Моя сестрица всегда отличалась исключительной наглостью. Дотащив Машку до сада, я с трудом втиснулась в переполненную маршрутку, а в метро обнаружила отсутствие кошелька. То ли я потеряла его сама, то ли кто-то помог мне в этом, но подобные истории повторялись с завидной регулярностью. Количество потерянных и украденных у меня кошельков счету не поддается.

К тому же в этом, как назло, была магнитная карта, и в поисках мелочи на жетон мне пришлось трижды обшарить сумку.

Словом, когда я добралась до Агентства, настроение было окончательно испорчено.

Но неприятности продолжались. На столе меня ждал многострадальный синопсис для очередного сборника новелл "Все в АЖУРе", который по настоянию Обнорского я переписывала уже в пятый раз. На сей раз шеф вернул мне его, щедро украсив страницы жирными вопросительными знаками, а каждый второй абзац сопровождала ремарка:

"Не верю!" "Тоже мне Станиславский",- в сердцах подумала я. Он, видите ли, не верит!

Да если бы еще год назад кто-нибудь сказал, что мне придется писать новеллы, я бы тоже ни за что не поверила. Но тем не менее сборники издаются, и их даже читают. Теперь вот режиссер Худокормов снимает по ним сериал, и герои новелл обретают кровь и плоть на экране. В жизни чего только не бывает.

С отвращением откинув ненавистный синопсис, я включила компьютер и приготовилась заводить в него очередную сводку криминальных событий, которую ежедневно выпускала "Золотая пуля". Но погрузиться в "увлекательный" мир убийств, разбойных нападений, ограблений и других не менее приятных событий мне помешало явление Железняк.

- Модестов не заходил?- спросила она, окидывая нашу комнату подозрительным взглядом.

После недавнего переезда здесь творился форменный кавардак, и субтильный Модестов теоретически вполне мог спрятаться внутри одного из шкафов, содержимое которых в беспорядке валялось на полу. Сегодня он еще не удостаивал нас своим посещением, но это не помешало мне, не моргнув глазом, солгать: