Литмир - Электронная Библиотека

А наш неразумный брат-переводчик, получив первую зарплату, бросался во все тяжкие: вначале походы по запретным ночным клубам и кабакам. Потом покупались японские часы «Сейко» или «Ориент», самый моднючий прикид в местных дорогих лавках и, обязательно, магнитофон «Акай» последней модели или навороченный проигрыватель с кучей дорогущих «пластов» групп типа «Пинк Флойд», «Роллинг стоунз», «Лэд Зеппелин» ну и т. п. Бедные хабиры слов даже таких не слышали, а завидев у переводчика новые ботинки на платформе, сшитый у портного костюм из английской шерсти или пластинки смотрели на него как на прокаженного и молча крутили пальцем у виска.

Что же – приоритеты у всех были разные, да это в общем-то и нормально, но это стало понятным по прошествии времени. А тогда… Тогда мы, переводяги смотрели на хабиров свысока, считали их жмотами, недалекими людьми и в свой узкий круг «переводческой элиты» особо не допускали. Травили про них анекдоты, смешные байки, подтрунивали над ними по поводу и без. Иногда, кстати, небезосновательно. Истории случались, бывало, просто дикие. Кто-то в неуемном порыве любой ценой поскорее «закрыть» желанную «Волгу», экономил на всем, складывая сертификатик к сертификатику. Порой переходили все разумные пределы: скудно питались, не покупали детям фрукты, отказывали своим чадам в мороженом. Помнится, отдельные выдающиеся «экономисты» доводили себя до цинги и дистрофии. Случалось даже, о Боже! замахивались на самое святое – бросали курить и завязывали с выпивкой за свой счет, переходя исключительно на «халявную».

Кто-то из наших ребят даже тетрадку специальную завел, куда время от времени записывал хабирские «перлы». Вот некоторые из них.

– Замаскировать так, чтобы ни одна собака не нашла. Даже я!

Или: «Что, машина не заводится? Ладно, поехали, потом заведешь».

А как вам такой шедевр из диалога хабира и переводяги:

– Слышь, Васятка, а в арабском языке есть «мягкий знак»?

– Никак нет, товарищ генерал.

– А как же ты тогда слово «конь» на арабский переводишь?

Я сам, как-то будучи на дежурстве в офисе Главного военного советника, был свидетелем такого эпизода.

По лестнице деловито спускается полковник Павел Алексеевич, начальник оперативного отдела. Проходя мимо дежурного говорит:

– Если Главный будет меня спрашивать, я уехал в «Красный дом» (общага переводчиков в столице страны – ред.).

Стоящая рядом с дежурным женщина, работающая здесь же, в канцелярии:

– Павел Алексеевич, а вы меня с собой не прихватите?

Тот угрюмо:

– Нет, я другой дорогой…

Как бы то ни было, но работать в непростых условиях Ближнего Востока нужно было всем вместе. Мы и работали. И, вроде, даже неплохо!

Наверное, там, «на дальних подступах страны», и присмотрелись ко мне окончательно «ловцы душ» из Конторы, о чем я совершено не жалел тогда. Сейчас тоже не жалею. Правда, уже с оговоркой. Небольшой, навеянной опытом…

«На дальних подступах страны…» – это строка из песни, которую сочинили, если верить переводческим легендам, в Египте примерно в конце 60-х годов. Первая и пока единственная известная официальная публикация текста песни появилась в книге одного из авторитетнейших ученых-арабистов нашей страны, доктора наук, профессора Анатолия Захаровича Егорина, долгие годы проработавшего на Ближнем Востоке и, разумеется, в Египте. В его редакции текст выглядел так:

Среди развалин и пожаров,
Где каждый дом смердит огнем,
По узким улочкам Кантары
Идет пехотный батальон.
Хрустит стекло под сапогами,
Стучат подковы-каблуки,
А за плечами, за плечами
Бренчат примкнутые штыки.
Стреляют здесь не для острастки —
Гремит военная гроза,
Из-под арабской желтой каски
Синеют русские глаза.
В походы вместе с батальоном
Эксперты русские идут,
Их опаленных, запыленных,
Как избавителей здесь ждут.
Мы как в Испании когда-то,
Мы здесь нужны, мы здесь важны.
Мы неизвестные солдаты
На дальних подступах страны.
Вы нас представьте на минуту
Идущих под стальным дождем,
Как за египетские фунты
Мы буйны головы кладем…
Вернусь домой, возьму гитару
И под негромкий перезвон
Я вспомню улочки Кантары
И свой пехотный батальон.

Слова и музыку, как написал Анатолий Егорин в своей книге, посвященной Египту, сочинил переводчик Евгений Грачев, выпускник факультета журналистики МГУ. Многие однако утверждали, что песня стала результатом коллективных усилий. Правды так и не узнали. Текст переписывали на бумагу, на кассеты, исполняли песню, но имя и фамилию настоящего барда тщательно скрывали. «Естественно, – писал Егорин, – среди некоторых наших высокопоставленных военных, отвечавших в Египте за морально-политическое состояние личного состава, вначале поднялся невообразимый ажиотаж: «Найти паскудника!», «Выслать!», «Судить мерзавца!» – только так реагировала эта категория «интернационалистов» на песню.

В конце концов, ЧП стало предметом обсуждения на парткоме посольства. Песню в магнитофонной записи прослушали в присутствии целого актива советской колонии. После первого прослушивания все молчали, поглядывали на секретаря. Тот, выдержав паузу, сказал:

– Давайте-ка еще раз прокрутим. – Прокрутили.

– А что, – открыл дебаты советник посольства Владислав Борисович Ясенев. – Песня как песня. Выстраданная и реальная. Нам надо больше поощрять тех, кто находится на передовой и по существу жертвует своей жизнью, а мы…

– Так это же антисоветчина! – Прервал Ясенева какой-то генерал, запомнившейся по необычному для других красно-синему оттенку лица. – Что значит: «Как за египетские фунты мы наши головы кладем?»

– А то и значит, – отпарировал Ясенев, – что, действительно, кладем здесь за Египет свои головы. Это факт, который со временем всплывет. Может, еще и памятник воздвигнут нашим гражданам, павшим в борьбе за свободу Египта…»

Песня до сих пор, как ни странно, не забыта. Она стала своего рода гимном военных переводчиков-арабистов. Позднее в ней появились «вариации на тему», новые строки, она адаптировалась в разных вариантах к Сирии, Анголе, Мозамбику, Эфиопии и другим «горячим точкам», где топтали землю советские военные переводчики и, бывало, кровь свою проливали. Можно предположить, что в нынешней редакции в посольстве СССР в Египте конца 60-х годов ее бы тоже не приняли. Впрочем, дело прошлое…

Работать в разведке в те времена было не просто престижно. Ты как бы переходил на другой уровень политической и общественной жизни, становился немного ближе к такой крутой номенклатуре, с которой мог сравниться только ЦК и Совмин. Ну, а выше, как говорится, только боги. Но главное – все было окружено романтическим ореолом – ты делаешь настоящую мужскую работу, служишь Родине вдали от нее, порой с риском для жизни. И это не пустые слова…

Потом в моей жизни были всякие курсы, бурсы, школы, академии – со счета собьешься. Я учился с желанием, постигал интересные неведомые мне доселе дисциплины. Изучал кучу языков, причем, учил их глубоко и педантично, по-взрослому. Учеба была не в тягость. Мозг человеческий располагает беспредельным лимитом памяти. Кроме того, иностранные языки имеют такую особенность: чем больше их учишь, тем легче и быстрее они запоминаются. Над математической задачей можешь просидеть год и не сдвинуться с места. А если год каждый день по часу или, не дай Бог, по два будешь учить иностранный язык, то продвинешься фантастически.

4
{"b":"783860","o":1}