Порыв ветра всколыхнул крону старого дуба. Упавший жёлудь щёлкнул Элмерика по носу, затем всё стихло. Ученик колдуна чувствовал: фейри были совсем рядом, они прятались за раздвоенным стволом, в раскидистых ветвях и под камнями. Он никого не видел, но чувствовал, что даже воздух звенел от близости малого народца. Те будто опасались барда, но при этом были полны решимости защищать свои владения.

– Госпожа Мэринэн! – позвал Элмерик, уже ни на что не надеясь. – Госпожа Мэринэн? Где вы? Я хочу только поговорить!

Как ни странно, это помогло. Морок, дрогнув, рассеялся, и Элмерик вдруг заметил бодрую старушку, идущую вверх по тропинке к дому с корзиной яблок в руках. Старушка обернулась и прищурилась, силясь разглядеть, кто её кличет. Дождавшись гостя на тропе и узнав, что это ученик мастера Патрика, колдуна с мельницы, старая Мэринэн расцвела и велела непременно передать учителю её безграничную благодарность за прошлые дела, а ещё – баночку яблочного джема.

Радушное приглашение на чай Элмерик принял с радостью, хотя никак не ожидал, что чаепитие затянется на целых три часа: старушка оказалась весьма говорливой. Про вторжение Мэтти и его приятелей она не помнила, зато уверенно утверждала, что с заходом солнца ложится спать, так что никогда, никогда не сидит в гостиной в столь поздний час. И, конечно же, не вяжет ночью при свечах. Сперва Элмерик подумал, что старуха лукавит, но задав ещё пару вопросов, окончательно убедился: та понимала в колдовстве ничуть не больше других жителей Чернолесья.

Бесспорно, госпожа Мэринэн находилась под защитой фейри, но не была ведьмой. Своё везение и доброе здоровье она объясняла удачей и силой родной земли: за всю свою долгую жизнь она ни разу не покидала деревню. Здесь вышла замуж и овдовела, здесь вырастила приёмную дочь Лилс. Та была весьма хороша собой, но отчего-то засиделась в девках, хотя от женихов отбою не было: видать, переборчивая оказалась невеста. А однажды Лилс пропала. Кто-то говорил – сбежала с заезжим купцом, кто-то считал, что пошла купаться да утонула. Но старая Мэринэн была уверена: красавицу-дочь увели в холмы фейри. Жаль только, что поздно спохватились, и бедняжку Лилс уже было не вернуть…

Элмерик попытался узнать про чёрную бузину возле изгороди, но и тут потерпел неудачу. Старуха заверила, что знает все деревья в своём саду, а бузины на том месте отродясь не бывало.

Так Элмерик и ушёл ни с чем, если, конечно, не считать гостинцев для мастера Патрика и целого чайника выпитого травяного чая.

В таверне под навесом его уже заждались и наверняка костерили на чём свет стоит; в лицо, впрочем, никто ничего не сказал.

К Дилану и малышу Кею, устроившимся прямо на траве, присоединился и Рис-младший, который в порыве небывалой щедрости притащил с собой кувшин сидра и свежий капустный пирог. Выслушав рассказ барда, мальчишки помрачнели и насупились, а Дилан спросил за всех:

– И что нам теперь делать? Перед кем извиняться, если старая карга ничего не помнит. Перед её фейри, что ли?

– Фейри не станут вас слушать, – уверенно ответил Элмерик.

– Может, они послушают тебя, бард? Поговори с ними, – Рис с заискивающей улыбкой придвинул пирог поближе к Элмерику. – Хочешь ещё сидра?

– А тебе-то чего? – нахмурился Дилан. – Сам сказал, что больше не хочешь с нами знаться. А теперь снова в друзья набиваешься. Что случилось?

– Ну… мы же и есть друзья, – Рис улыбнулся ещё шире. – Столько лет вместе. Я просто не могу оставить вас в беде.

Хоть Дилан и считал себя умнее брата, но первым тайну Риса разгадал малыш Кей.

– Всё-таки не свезло? У тебя теперь тоже метка, да? Где?

– На пятке, – признался Рис, опуская взгляд. – Что, довольны теперь?

Малыш Кей сплюнул.

– Значит, ты тоже неудачник!

Дилан нахмурился, но ругать брата не стал, потому что и сам считал, что поделом тощему. Будет знать, как зазнаваться и бросать приятелей в беде.

А Элмерик, прикинув что-то в уме, вдруг кивнул.

– Ладно, я попробую поговорить с фейри. Но если ничего не выйдет, не обессудьте. Они – своенравный народ.

Бард хлебнул ещё сидра и передал кувшин Дилану, но тот отказался.

– Не пью я. Матушку чтобы не расстраивать. Её брат, а мой, стало быть, дядя прежде был первым парнем на деревне, а потом стал выпивать – и как подменили. Весь остаток жизни то пытался остепениться, то срывался, потом просил прощения и снова пил, пока не помер.

– А вот я, пожалуй, выпью, – Рис отхлебнул прямо из кувшина; его острый кадык ходил ходуном, а руки дрожали от страха.

Элмерик обратился к Дилану как к самому толковому из мальчишек.

– Я возьму с собой немного сидра и кусок пирога. Ещё мне понадобятся плошка с мёдом, пучок тимьяна и три свечи из белого воска. А если я не вернусь к рассвету, беги к мастеру Патрику, не медля. Понял?

Дилан кивнул. Он успел поволноваться из-за восковых свечей: в деревне такими почти не пользовались, предпочитая более дешёвые жировые. Но тревога оказалась напрасной: свечи для дела украл Рис.

Элмерик сложил припасы в узелок, поднялся и на всякий случай предупредил:

– Не вздумайте ходить за мной. То, что я собираюсь сделать, – очень опасно.

Кажется, его послушались: Элмерик несколько раз оглядывался, но за ним никто не шел.

Всю дорогу Элмерик мысленно корил себя за опрометчивые обещания. Сперва ему показалось, что дело не стоит выеденного яйца. Теперь же, когда всё так сильно запуталось, отступить не позволяло самолюбие. Да и идти к строгому учителю с повинной тоже не улыбалось – клюка у мастера Патрика была тяжёлая…

Элмерик вновь направился к приметному дубу с раздвоенным стволом – туда, где в прошлый раз ощутил присутствие фейри. Торопиться было незачем: малый народец если и являлся на зов, то чаще с наступлением темноты, а значит, времени на приготовления было достаточно.

Он разложил угощение у корней дерева – мастер Патрик всегда говорил, что негоже являться к жителям волшебного леса без даров, особенно если хочешь получить что-то взамен. Затем Элмерик срезал три ореховых прута, содрал часть коры и вырезал на них колдовские знаки. Прутья он зарыл под дубом: теперь фейри не смогли бы просто схватить подарки и сбежать.

Когда начало смеркаться, Элмерик запалил в ряд три белых свечи. На пламени первой он сжёг пучок тимьяна, на второй – свежие листья плюща, сорванные у дороги, на третьей – цветки зверобоя. Эти травы малый народец особенно любил.

Почти сразу в кустах послышался шорох. Элмерик даже вздрогнул: он не ожидал, что фейри явятся на зов так быстро, но, спустя мгновение понял свою ошибку.

– Эй, я же велел за мной не ходить!

Он ожидал увидеть малыша Кея – самого младшего и любопытного из всей троицы, но не угадал: из зарослей ежевики, волоча за собой цепляющиеся зелёные побеги, вылез смущённый Дилан.

– Я это, ну, только убедиться, что всё хорошо, – он опустил глаза. – А то мало ли…

Ветви могучего дуба угрожающе заскрипели, где-то вдалеке заворчал гром, а в воздухе вдруг запахло грибами, плесенью и сырой землёй.

– Прячься! – рявкнул Элмерик. – Они близко!

Дилан не сдвинулся с места. Казалось, он оцепенел от страха. Элмерику пришлось схватить его за грудки, с силой втолкнуть обратно в кусты и самому прыгнуть следом. Проклятая ежевика в тот же миг отомстила им, впившись в кожу всеми своими колючками. Элмерик закусил губу чтобы не заорать, и на всякий случай погрозил Дилану кулаком, мол, терпи.

А у корней дуба с раздвоенным стволом уже слышались топот и шепотки, напоминающие то ли шорох листьев, то ли жужжание насекомых. Одна из свечей погасла. Дилан вздрогнул. Элмерик успокоил его кивком и приложил к губам палец. Всё шло, как надо. Вторая свеча тоже погасла в срок, осталась гореть лишь та, на которой прежде сожгли зверобой. Фейри пришли на зов.

Красные Ладошки двигались так стремительно, что в сумерках даже ученику колдуна было под силу углядеть, как мелькают тени, но не сосчитать их. Однако мёда в плошке будто бы стало меньше, сидра тоже порядком убыло, а стоило Элмерику на миг отвернуться, как маленькие лапки стащили из-под дуба последние остатки пирога.