Мадина стояла на своем. Она все обдумала и все решила. Так будет лучше для всех, и в первую очередь – для детей.
– Дети-то тут причем?! – вскричал Федя.
А вот причем. Мальчишки обожают дядю Айсу и будут только рады проводить больше времени с ним. Федя сможет навещать детей, когда пожелает. И когда найдет для этого время – ведь он так занят своими увлечениями, что ему не до них. А дядя Айса всегда рядом. Всегда поможет, подскажет. Он играет с ними в футбол, катает на лошадях и учит водить автомобиль. Он помогает им с уроками и возит к репетиторам. Он следит, чтобы они не опаздывали в школу и не прогуливали тренировки. Он держит в машине запас домашней еды, чтобы мальчики не объедались чипсами и сладким. Все это делает он, Айса. В отличие от родного отца.
– И давно это у тебя с ним? – спросил Федя, пропустив мимо ушей ее упреки.
Между ними ничего не было, заверила она. Айса сделал ей предложение после того, как пошли разговоры об их разводе.
Значит, этот пес приблудный крутился рядом с его семьей, втерся в доверие, а сам только и ждал подходящего момента, чтобы отнять у него жену.
– Почему ты мне не сказала, что он пристает к тебе?!
– Он не пристает… И мы уже все решили.
– Мы?! Что еще за мы?!
Федя бросился из кабинета, нашел своего слугу там, где обычно, – во дворе около Гелендвагена, где тот ждал распоряжений, – и накинулся на него с кулаками. К счастью, их быстро разняли – Федя давно не бился, а водитель всегда был в форме и только из уважения к хозяину не покалечил его.
В тот же вечер Федя открыл папку с бумагами, которую оставила ему жена. И тут его поджидал еще один сюрприз. Документ был составлен по всей форме, на целых шести листах. Мадина, его тихая послушная женушка, сбегала к юристам, проконсультировалась, все подсчитала, все поделила («Я и понятия не имел, что на мне есть все это имущество!»), вплоть до того, с кем останутся лошади, а с кем собаки. Как обычно в подобных случаях, Федя пошел прямиком к отцу. Он представлял, как расскажет ему о свалившейся на их семью напасти, и в душе испытывал почти что радость оттого, что на сей раз виноватым окажется не он. Наконец-то Магомеда Магомедовича ослушалась его дражайшая невестка. Он так ее любит, так превозносит! Всегда встает на ее защиту! Что ж, пусть теперь узнает правду: она едва не опозорила его на весь свет. Что он там выговаривал Феде про его новую пассию – не смей появляться с этой облезлой кошкой? Посмотрим, что он скажет, когда узнает про Айсу. Какими проклятьями его осыплет. Федя предвкушал, как разгневается отец, прознав обо всех глупостях, что творились у него прямо под носом. И как в два счета наведет порядок – вышвырнет Айсу к чертям собачьим, чтобы ноги его больше не было в их доме, а Мадину, скорее всего, запрет в четырех стенах. Отменит все юга-отпуска и наверняка заберет ее с работы – вот и правильно. Федя с самого начала говорил, что напрасно отец поощряет ее карьеру, но тот, как всегда, решил все по-своему. Выпустил ее на работу, а Феде сказал, что такой женщине, как она, нужно куда-то ходить и для чего-то наряжаться. Так пусть ходит туда, где она будет под присмотром. Вот тебе и под присмотром, ухмыльнулся Федя. Куда же ты смотрел, Магомед Магомедович?
Но Федя просчитался. Магомед Магомедович не собирался никого ни выгонять, ни наказывать. Разве что самого Федю – вот кого следовало бы проучить как следует за то, что допустил такую оплошность! Видно, муж из Феди совсем никудышний – иначе как его жене взбрела в голову эта глупость? К удивлению Феди, отец узнал обо всем задолго до него и имел свой взгляд на то, как следует все уладить. На Мадину нельзя давить, сказал он. Она из тех женщин, что терпит долго, но если уж решится на что-то, то раз и навсегда. Пусть остынет. И скоро все образуется. Она сама поймет, как ошибалась. Она вбила себе в голову, что Айса в нее влюблен, – с женщинами такое бывает, это пройдет. Это все из-за Феди. Женщинам нужно внимание, а он совсем забыл о жене. Вот она ему и напомнила. Все эти ее выдумки про замужество – всего лишь желание привлечь к себе Федино внимание. Только и всего. Не может же она и в самом деле думать о том, чтобы жить вне семьи – как, где? Сыновей ей никто не отдаст. На родине ее возвращению не будут рады – там по-прежнему чтут традиции и в распаде семьи обвинят жену, а семья у них именитая. На нее все будут показывать пальцем. Ей некуда идти. Да и незачем. Он уверен, все уладится. Пусть только Федя немедленно прекратит свои шуры-муры и вернется в семью. Женщина должна быть при муже – тогда ей в голову не полезут всякие глупости.
Федя так и обомлел от неожиданности. Выходит, Мадине все прощалось, а виноват во всем опять он?
– Конечно, ты, – заверил Магомед Магомедович. – А кто же?
И что, отец даже не даст пинка этому тихоне-водителю?!
– Об этом не беспокойся. Я уже поговорил с ним.
Они не станут поднимать шум – не хватало еще, чтобы поползли слухи. Айса останется при них. Дети к нему привыкли, да и вопросы начнутся. А Федя тем временем пускай приободрит жену. Свозит ее в путешествие, заверит в своих чувствах – не мальчик уже, знает, как это делается. В конце концов, у него нет другого выбора.
Не знаю, что задело Федю больнее – что жена чуть не ушла от него к водителю, или что отец проявлял небывалую снисходительность к невестке. Это было вопреки всем правилам Магомеда Магомедовича. Он не только не сердился, но словно бы даже жалел ее и волновался о ней. Федю это злило. Возможно, тот делал это ради детей – все знали, что на внуков в этой семье возлагали большие надежды. В мальчишках дед души не чаял. Особенно любил младшенького, чувствовал в нем свою кровь и прочил ему великое будущее. В отличие от Феди, он неустанно участвовал в жизни внуков, и не только финансово, что само собой подразумевалось. Он чутко следил за их школьными успехами и, когда позволяло время, с гордостью посещал их спортивные состязания. Ругался, когда их слишком баловали, а сам не мог удержаться, чтобы не купить очередной подарок. Сейчас, когда мальчишкам исполнилось пятнадцать и семнадцать, он уже привлекал их к делам – брал с собой на встречи, давал кое-какие поручения, знакомил с людьми. Мадина не возражала, и он был ей за это благодарен. Его собственная жена, Федина мама, в свое время слишком дрожала над единственным сыном, и именно этим Магомед Магомедович объяснял свое фиаско в воспитании Феди. На почве внуков он окончательно сроднился с невесткой – Мадину он любил как дочь и очень дорожил ею. У кавказцев не принято хвалить своих и прилюдно выражать чувства, но в узком кругу Магомед Магомедович иногда давал слабину и позволял себе вслух поблагодарить бога за такую невестку.
– Аллах не дал мне достойного сына, зато послал хорошую дочь, – объяснял он, хоть все и так знали: невестку он обожал. Считал ее великолепной матерью своим внукам и часто повторял сыну, что женитьба на ней – единственный правильный поступок в его бестолковой жизни. Да и тот случился благодаря ему, отцу.
Появление на свет внучки раз и навсегда перевернуло что-то в душе седобородого Магомеда Магомедовича. В отличие от внуков, ее воспитанием занимались исключительно женщины, он в это даже не вникал – не мужское это дело, да и не знал он, как обращаться с девочкой, вокруг него всегда были одни мужчины. Но по утрам, когда внучку выводили во двор, он иногда задерживался, чтобы поиграть с ней в саду, и в такие минуты вдруг чувствовал, что впервые в жизни ему не хочется никуда уезжать. «Дада» было чуть ли не первым ее словом, и когда она звала его так, настойчиво и звонко, глядя на него из-под длинных ресниц, сердце Магомеда Магомедовича замирало в смятении и счастье – он и сам не знал почему. Как-то утром, когда она возилась с куклами, а он любовался ею, сидя на скамейке в костюме и галстуке, готовый ехать на важную встречу, она забралась к нему на колени, обвила ручонками его шею и попросила, заглядывая в глаза: «Дада, не уходи, давай еще поиграем», он вдруг ощутил, что ботинки у него словно вросли в землю и он не может сдвинуться с места. Сидел как завороженный, не в силах противиться ребенку, хоть самому давно пора было выезжать, и так бы и просидел весь день, если б не появилась няня.
