В Покое Правды журчала вода, растекаясь по желобам. Брякнуло где-то железо.

В глазах Ниссагля появился странный блеск. Он рывком подался вперед и схватил Алли за плечи:

- Мы с вами слуги одной госпожи, так? Так скажите мне, скажите, кто это придумал? Алли пожал плечами:

- Ее величество, разумеется...

Ниссагль отшатнулся, стукнулся затылком о спинку стула, корчась и извиваясь в приступе истерического хохота.

- Боги мои! Блестяще! Великолепно! Несравненно! Неподражаемо! - От восторга он всхлипывал: - И эти олухи еще думают, что они умнее всех! Да она их всех за месяц таким манером перевешает, а? О, моя милая матушка, да в гробу я видал этаретское дворянство, если судьба попустила меня служить такой госпоже! Нет, она за месяц их перевешает всех, даю правую руку на отсечение! Да за такое я ей задницу буду взасос целовать, ей-Богу!

- Думаю, ей это понравится. В прямом и переносном смысле, - улыбнулся Алли. - Я предлагаю выпить за здоровье королевы вино ее врагов. Рад, что ее старания на благо государства вами одобрены.

Мрак был густой, как чернила, но ярко алела щелка под дверью. Красный цвет вызывал в нем содрогание. Он с усилием поднял и согнул в локтях скованные руки, чтобы опустить на них голову. Боль плескалась в черепе, словно черная вода, заливая то виски, то темя. Эта боль была сильнее даже той, другой боли, терзающей ребра и особенно грудь и шею, где прошлось раскаленное железо. Гулкие черные волны уносили его под лиловое небо, в мокрую равнину, где стоит Обитель Бед из неохватных бревен. Иногда сознание мутилось, и ему становилось почти хорошо, и перед глазами скользили огромные склоненные цветы, освещенные низким солнцем, столбы блестящей мошкары, сонно замирающие в синеве стрекозы, большеглазые зверьки с трепещущими ушками, пушистые темные листья нежные тени каких-то невысоких миров Восходящего Ряда, миров покоя и блаженства, куда ему нет и не будет теперь пути...

Помогите... Помогите мне... Придите хоть кто-нибудь... Я умоляю... Я больше не могу... Пощадите меня, пощадите... Вытащите меня из этого мрака и холода...

Он плакал, плакал от страшной усталости и стыда, вцепившись зубами в волглые лохмотья, чтобы не рыдать в голос.

Лязгнули стальные засовы. Узкая щелочка превратилась в алое полотнище. На вошедших в камеру пахнуло сырым холодом. Энвикко Алли, подбирая холеной рукой край бархатной столы, зябко поежился и обвел глазами низкий свод, усеянный блестящими каплями, серые камни, испятнанные влагой. Пол тонул во мраке.

- Ну и ну... Вы бы, что ли, получше их содержали. Тут и помереть недолго.

- Тут все равно никто больше чем на месяц не задерживается, загадочно улыбнулся Ниссагль, подавая фонарь в сетке. - Возьмите, а то всю одежду себе обгадите крысиным дерьмом. А я возле дверей постою.

Алли вытянул вперед фонарь и ступил вниз. В неверном свете маслянисто поблескивала неподвижная поверхность лужи. Волоча за собой огромную тень, пробежала крыса.

Этери лежал ничком в луже, уронив голову на скрещенные руки. Плечи его вздрагивали от рыданий. Алли присел рядом, стараясь не намочить полы.

- Этери, - тихо позвал он, - Этери, очнись... Мальчик с трудом повернул голову, и Энвикко, пригнувшись к его уху, торопливо прошептал:

- Этери, это я... Энвикко.

Этери изумленно вскрикнул и снова уткнулся лицом в рукав. Алли осторожно погладил его по плечу, бормоча слова утешения. Бедный, затравленный до полусмерти звереныш. Алли охватила жалость. Какие мечты кружили когда-то эту несчастную голову, и вот все кончилось грязью, болью... А он, Алли, пришел сюда вовсе не для того, чтобы жалеть этого мальчика, а чтобы снова обвести его вокруг пальца... Надо, чтобы звереныш помер, свято веря в его, Энвикко Алли, непогрешимость. И поверит!

- Этери, не мучь себя, не казнись, я прошу тебя, Этери...

Господи, ребенок, ведь ребенок же, совсем мальчишка! Ах и скоты же мы - я да королева. И Ниссагль тоже.

- Это я во всем виноват... Я внушил тебе этот преступный замысел... Прости меня... - Как по-дурацки дрожит голос. Разве так просят прощения?..

- Ох, Алли, но я-то тебя предал... - прошептал Этери. - Я не мог этого вынести, Алли, я не мог. Я до сих пор не могу шевельнуться. Мне так больно... Уходи, пожалуйста, тебе тоже достанется из-за меня.

- Мне удалось вывернуться, Этери. Я попробую помочь тебе.

- Нет, Алли... Я не хочу жить... Я предал всех и вся. Уходи.

Алли, не в силах превозмочь жалость, протянул руку и осторожно погладил мальчика по волосам. Золото душистых одежд и непривычная ласка напомнили мальчику о потерянной три дня назад свободе. Этери зарыдал в голос, не пряча залитого слезами лица.

- Я попытаюсь спасти тебя, дружок. Я вытащу тебя отсюда! Клянусь! Я не хочу, чтобы они тебя замучили!

- Они уже... Уже меня замучили, уже, - всхлипывал мальчик.

Алли захотелось подхватить его на руки, отнести к Беатрикс и опустить окровавленное тело несчастного на душистые ковры возле ее ног. "Да посмотри ты на него! - мысленно выкрикнул он, обращаясь к королеве. Посмотри, его же избили до полусмерти. Ты получила свое, опорочила, втоптала в грязь всех Этарет. Чего тебе еще надо? Сохрани жизнь этому мальчику. Кому он мешает?"

За дверями ждал Ниссагль. Беатрикс он не видел со дня покушения.

Глава девятая

ВИНОВНИКИ

- Почему ты здесь?

- А где мне быть, Викко? - В опочивальне было прибрано. Но ясно чувствовалось чье-то отсутствие - может, оттого, что Беатрикс лежала на краю кровати и большая ее половина оставалась свободной.

- Опять у меня нет настоящего траура. Это становится забавным.

- Беда герольда не шлет.

- Золотые слова, Викко. Что у тебя с рукой?

- Подогретое вино из камина вытаскивал, ну и схватился за головешки.

- Болит?

- М-м...

- Садись. Какие новости?

- Новостей много. Ниссагль Кронов потрошит.

- До сих пор?

- Дом большой.

- Дальше.

- Этери во всем признался. Пришлось и мне кое-что Гиршу разъяснить. В Сервайре.

- Он понял?

- Ага.

- Способный ученик. Так это ты там вино из камина вытаскивал?

- Догадливая.

- Приходится шевелить мозгами.

- Послушай, Вьярэ... Ты бы пощадила мальчишку, а? Его и так уже до полусмерти запытали. Еле дышит. Он же ни при чем.