Гнев.

Швы его футболки натянулись под грудью, наше тяжелое дыхание заполнило мои уши.

— Я… Я сделала что-то не так?

Он не ответил, проходя мимо меня.

Я развернулась, следя глазами за его движениями. Сокрушительное разочарование нахлынуло на меня, когда я ожидала, что он уйдет, уйдет в свою комнату и не выполнит обещания остаться со мной.

В комнате стало темно, когда он нажал на выключатель рядом с дверью. Освещенная только отражающимся снегом за окнами, я наблюдала за его темным силуэтом, ожидая, когда откроется и закроется дверь. Вместо этого он повернулся и пошел назад, пока не оказался передо мной. Хотя я не могла видеть ясно, была уверена, что его член больше не находился в штанах.

От его быстрого движения я упала на матрас руками вперед. Держа меня за задницу, он ногой раздвигал шире мои лодыжки.

— Ох, — выдохнула я, когда его пальцы нашли мой вход.

— Ты чертовски промокла.

— Я… Я хочу тебя.

Одна рука мастерски дразнила мою грудь, в то время как другая оставалась на моей сердцевине. Его мастерство было выше понимания, как будто он знал мое тело лучше меня, исполняя желания, о существовании которых я и не подозревала.

В то время как слова были за пределами моей способности, Кадер продолжал говорить, его глубокий тембр звенел в ушах, теплое дыхание касалось моей кожи. Он снова и снова задавал вопросы, за расспросами следовали признания в восхищении.

— Что ты со мной делаешь? Ты как чертов наркотик, а я наркоман. Я не могу насытиться тобой.

Щелчок по клитору — и мое тело замерло. Поддразнивания были слишком сильны, давление слишком велико. Я была готова взорваться.

— Я…Я…

Руки Кадера остановились, его пальцы снова скользнули по моим бедрам. Мой лоб упал на матрас, спина выгнулась, и мой крик наполнил воздух. Первобытный и нуждающийся, глубина и сила его вторжения ошеломили меня. Какое-то время он оставался неподвижным, крепче сжимая мои бедра.

— Лорел, ты можешь принять меня. — Это был не вопрос, а еще одна команда. — Мое место в твоей киске.

Я кивнула.

— Скажи это.

Мои глаза закрылись, я работала над тем, чтобы ослабить защитную реакцию своего тела.

— Я могу. Я хочу, чтобы ты был там, где ты есть.

Хотя его хватка продолжала усиливаться, Кадер начинал с медленных толчков. С каждым ударом удовольствие нарастало. Мои пальцы цеплялись за одеяло подо мной, пока я изо всех сил старалась оставаться на месте. Мои легкие боролись за воздух, а дыхание становилось все более поверхностным. Я снова была на краю и через несколько мгновений должна упасть. Пальцы ног подогнулись, слова, которые я не понимала, сорвались с губ.

А потом он исчез. Прежде чем я успела сообразить, что произошло, меня перевернули на спину, задом на край кровати и приподняли колени. В полумраке комнаты я подняла глаза и встретилась с ним взглядом.

— Обними меня за шею, Лорел. Я хочу, чтобы ты прикоснулась ко мне.

Сев и не обращая внимания на растущий комок в горле, я сделала, как он сказал. Мои руки потянулись к его широким плечам, пальцы схватили за шею. Мои веки закрылись, голова откинулась назад, и мы снова стали одним целым. Запустив пальцы в его волосы, я приподнялась еще выше и приблизила свои губы к его. Растопырив пальцы под моей задницей, он поднял меня выше, создавая идеальный угол для проникновения.

Это было почти слишком сильное возбуждение, полнота и трение, прикосновение его кожи и моих пальцев в его волосах, и биение сердец в унисон, мы создавали хор звуков.

Когда обрыв снова показался на горизонте, я крепче вцепилась в его плечи. Мои мышцы напряглись, как и те, что были под его рубашкой. Рев Кадера был басом для моего меццо-сопрано. Вместе мы были музыкой и финалом фейерверка. Только когда воздух успокоился, и мы оба лежали в постели, Кадер объявил о моей судьбе.

Мои веки отяжелели, а его дыхание стало ровным. Его слова были последним, что я услышала, прежде чем провалиться в беспокойный сон. Слышала ли я их или это был сон? Был ли их смысл воплощением мечты или концом всего, что я знала?

— Я тебе ни хрена не подхожу. Ты слишком хороша для меня. Все это не имеет значения. Я тебя не отпущу. Ты моя.

Глава 16

Лорел

Проснувшись от солнечного света, льющегося через окна, и пустой кровати рядом, я не удивилась. Что меня удивило, так это то, что когда я проснулась ночью, Кадер все еще был со мной, даже протягивал ко мне руку. Тепло его тела согревало меня, пока мы обнимались.

Каждый раз его слова возвращались ко мне.

«Я тебя не отпущу. Ты моя.»

В них была какая-то жуткая завершенность.

Теперь, стоя под теплыми струями душа, я размышляла об их значении, как и всю ночь. Дело не только в их значении, но и в человеке, который их произнес. По моему ограниченному опыту, Кадер был человеком немногословным, но то, что говорил, он имел в виду. Он не колебался и, по его собственному признанию, никогда не лгал. Слова, которые произносил, он полностью в них верил.

Когда я намылила голову, и стеклянная кабина наполнилась сладко пахнущим паром, я вспомнила, как Кадер сказал мне, что мы выходим из подвала. Я спорила, и все же мы были здесь, уже не в Индианаполисе, а в Монтане. Его позиция не вести переговоры была такой же частью его самого, как любопытство было частью меня.

Мы с Рассом часто обсуждали различия в реакциях разных испытуемых на наш состав. Мы не определили, как реагировать на расхождения, мы предполагали, что у нас есть время. Однако в клинических испытаниях мы пришли к выводу, что нет двух людей, которые реагировали бы одинаково. Нам нужно расширить наши наблюдения и результаты, потому что, проще говоря, все люди запрограммированы по-разному.

Этот повседневный термин стал нашей личной шуткой, поскольку участники были прикреплены в буквальном смысле проводами, регистрирующими физиологические реакции на стимулы.

Кадер был запрограммирован на то, чтобы иметь в виду то, что сказал, и говорить только то, что имел в виду. Может ли ситуация, полная страсти, заставить его говорить от сердца, а не исходя из логики и умозаключений?

Про большинство людей, я бы сказала да.

Но Кадер не был большинством.

Приготовившись к тому, что принесет этот день, я надела свежую рубашку на пуговицах, которую нашла на кушетке у окна, и собрала грязную одежду. Оставив ее в спальне в куче, я вышла в коридор, решив достичь двух целей. Во-первых, я хотела точно узнать, что имел в виду Кадер, а во-вторых, найти прачечную.

Мои босые ноги замерли на верхней ступеньке лестницы, внимание сосредоточилось на большом окне над входной дверью. Снег перестал падать после того, как покрыл мир свежим белым одеялом. Горы вдалеке были темны, их вершины покрыты снегом. При этом меня завораживало небо, яркое и синее, и казалось, что оно бесконечно.

Обернувшись, я оценила количество закрытых дверей и рассудила, что в таком большом доме было бы разумно, чтобы прачечная находилась на втором этаже. Я закусила губу, когда воспоминания о том, как меня поймали в спальне Кадера, вернулись. И тут я вспомнила, что единственными зонами, которые он считал запретными, были его спальня и кабинет.

И именно в эти две комнаты я вошла менее чем за сутки.

Избегая спальни Кадера, я остановилась у ближайшей к ней двери. Повернув ручку, я толкнула дверь внутрь. Она мало чем отличалась от комнаты, в которой мы спали, от той, которую он объявил моей. Единственным заметным отличием было то, что из окон открывался другой вид. Этим утром я стояла у окна в своей комнате, любуясь необузданной красотой ущелья, равнины за ним, гор вдалеке и яркого солнца.

Зрелище действительно впечатляющее.

Я пошла к другой двери через коридор и заглянула внутрь. Вернувшись на другую сторону, я открыла следующую. Все они были похожи. Почему у человека, который был самопровозглашенным отшельником, так много меблированных спален?