Представляется вполне своевременным созыв трансатлантической конференции для обсуждения перспектив этой нарождающейся реальности. Она должна рассмотреть не только долгосрочную стратегическую программу действий для обновленного и, возможно, реструктуризированного альянса, но также и более широкие последствия того факта, что Америка вместе с Европой становятся действительно всемогущими. Из этого вытекает обязательство Европы более предметно участвовать в обеспечении глобальной безопасности. Горизонты европейской безопасности больше не могут ограничиваться границами континента и его периферией. НАТО уже присутствует в Афганистане, а также косвенно в Ираке, а вскоре, возможно, будет присутствовать и на израильско-палестинской границе. В конечном счете стратегические интересы НАТО будут охватывать всю Евразию.

Прочный трансатлантический альянс США и Евросоюза, основанный на общем видении глобальных перспектив, должен опираться на такое же общее стратегическое понимание характера нашей эпохи, главной угрозы миру, роли и миссии Запада в целом. Это требует серьезного и глубокого диалога, а не взаимных упреков, часто связанных с надуманными представлениями о том, что Америка и Европа дрейфуют в диаметрально противоположных направлениях. Истина заключается в том, что Запад в целом может дать миру очень много, но осуществить это можно лишь в том случае, если у него будет единое представление об этом. Сегодня Запад не испытывает недостатка в военной мощи (у Америки она в избытке) или в финансовых ресурсах (в этом Европа может сравниться с Америкой). Дело, скорее, в способности выйти за пределы узкого круга собственных забот и интересов. В момент, когда человечество стоит перед лицом беспрецедентных вызовов с точки зрения безопасности и благосостояния, лидеры Запада в интеллектуальном плане нередко оказываются бесплодными. Осознанная стратегическая дискуссия может пробудить необходимый дух политического новаторства.

Во всяком случае, если такой генеральный пересмотр стратегических концепций окажется неосуществимым, трансатлантический альянс должен сосредоточиться на конкретных проблемах. В Европе это касается устойчивых и взаимодополняющих процессов расширения Евросоюза и НАТО. Это расширение сейчас вступает в свою третью фазу. Первая – варшавская фаза – была связана с непосредственными геостратегическими последствиями «холодной войны» и предусматривала быстрое принятие в НАТО Польши, Чехии и Венгрии; вторая – вильнюсская фаза – была связана с почти одновременным и географически совпадающим решением о расширении НАТО и Евросоюза за счет, соответственно, семи и десяти новых государств; следующий (киевский?) раунд может быть обращен дальше на восток, на Украину и, возможно, на Кавказ, а вероятно, даже в конечном счете и на принятие в НАТО России.

За пределами собственно Европы большой интерес для Америки представляет регион Ближнего Востока, который также беспокоит Европу. План «дорожная карта» для палестино-израильского мирного урегулирования, во многом зависящий от настойчивых и совместных усилий Америки и Европы, неотделим от «дорожной карты» возрождения Ирака как стабильного, независимого, идущего по пути демократизации государства. Без того и другого мир в регионе невозможен. Совместные действия США и Евросоюза будут также способствовать более эффективному проведению курса на избежание лобового столкновения между Западом и исламом, в поощрении позитивных тенденций в мусульманском мире, которые в конечном счете ведут к его включению в современный и демократический мир.

Однако согласованное движение к достижению этой общей цели требует глубокого понимания различных течений внутри ислама, и в этом у Европы есть определенное преимущество перед Америкой. Кроме того, забота Америки о безопасности Израиля уравновешивается симпатиями европейцев к бедственному положению палестинцев. Без полного учета той и другой озабоченности мирное разрешение израильско-палестинского конфликта невозможно. Мирный исход этого конфликта, в свою очередь, будет способствовать необходимому и давно назревшему преобразованию соседних арабских обществ, снижению антиамериканской враждебности. Нежелание нескольких американских администраций попытаться решить эту проблему явилось одним из факторов, способствовавших росту экстремизма в данном регионе.

Америке также предстоит сыграть уникальную роль в развитии демократии в арабском мире. На протяжении более двух веков Америка была колыбелью свободы, центром притяжения тех, кто хотел жить в условиях свободы. Она также была источником вдохновения для тех, кто стремился сделать свою собственную страну такой же свободной, как Америка. В период «холодной войны» только Америка четко провозгласила через радио «Свободная Европа», что она отказывается признать как окончательное подчинение Центральной Европы контролю из Москвы. Именно Америка при президенте Картере выступила в защиту прав человека и тем самым идеологически поставила Советский Союз в положение обороняющегося. Америка, таким образом, не стремилась навязать другим свою политическую культуру, она пропагандировала общие чаяния.

Об этом важно вспомнить именно теперь, когда доминирующая в глобальном масштабе Америка заявляет о своей решимости демократизировать мусульманские страны. Цель это благородная и практичная в том смысле, что распространение демократии способствует укреплению мира. При этом, однако, важно не забывать главного урока истории: любое справедливое дело в руках фанатиков превращается в свою противоположность. Так случилось с религией в Средние века, когда религиозное рвение превратило проникнутую состраданием и кротостью религию в кошмар инквизиции. То же самое случилось в более близкие нам времена, когда олицетворением «свободы, равенства и братства» Французской революции стала гильотина. Ушедший век принес человечеству неслыханные страдания, когда идеалы социализма выродились в бесчеловечный ленинизм-сталинизм.

Продвижение демократии, если этим заниматься с фанатичным рвением, игнорируя исторические и культурные традиции ислама, также может привести к отрицанию самой демократии. Ссылка на то, что после Второй мировой войны Америка успешно установила демократический режим в Германии и Японии, не учитывает исторически важных фактов. Можно назвать только два из них: в 2003 году в Берлине торжественно отметили столетие победы германской Социалистической партии на муниципальных выборах не где-нибудь, а в столице имперской Германии. Американские реформы в Японии получили общественное признание, потому что их открыто поддержал император Японии. В обоих случаях социальная база позволила Соединенным Штатам после Второй мировой войны ввести там демократическое устройство.

Некоторые предпосылки в этом же плане, хотя и более ограниченные, есть и на Ближнем Востоке, но их реализация потребует исторического терпения и такта. Опыт нескольких исламских стран, расположенных на периферии Запада, – особенно Турции, а также Марокко и (несмотря на фундаменталистский привкус) Ирана – наводит на мысль, что, когда демократизация является результатом органичного развития, а не догматического навязывания со стороны чуждой силы, исламское общество постепенно осваивает и принимает политическую культуру демократии.

Учитывая возросшую роль Америки в политической жизни арабского Ближнего Востока после оккупации Ирака, важно, чтобы творцы американской внешней политики не пошли на поводу у доктринерски настроенных и нетерпеливых сторонников навязываемой извне демократизации, можно сказать, «демократизации сверху». Злоупотребление лозунгами на этот счет во многих случаях может отражать неуважение традиций ислама. У других это может быть просто тактическим приемом, который используется в надежде, что акцент на демократизации позволит снизить политическое давление на арабов и израильтян и даст им возможность уйти от компромисса, необходимого для мирного урегулирования. Каковы бы ни были эти мотивы, остается фактом, что подлинная и жизнеспособная демократия успешнее развивается в условиях, которые приводят к постепенным спонтанным переменам, без спешки и принуждения. Первый из названных подходов может реально изменить политическую культуру, а второй может лишь навязать некую политическую корректность, которая по своей природе будет недолговечной.