— Вижу, что ты сам ищешь смерти, Харальд Камешек. Отдай Ворона, или я убью всех вас. Это говорю тебе я, ярл Ингольф… — начал было Ингольф, но Харальд перебил его:
— Знаем, знаем. Правая рука короля Норвегии. Каково же будет королю потерять свою послушную, любимую правую руку! — протянул он с сожалением, и вдруг голосом, в котором не осталось уже ничего человеческого, взвыл: «Вперед, сыновья Канута!»
Преображение было столь разительным, что растерялся даже Ворон, стоя у кормила. Вот только что эти люди были обычными, смешливыми здоровяками, дружелюбными и неспешными и вот, миг спустя, сыновья Канута одним комом ярости буквально выплеснулись на борт «Морского Змея». Именно, что выплеснулись, так как людей Ингольфа, стоявших там, в ожидании приказа, словно смыло за борт этой ревущей волной в простых, неподпоясанных белых рубахах.
Ворон сам был викингом, он часто сражался, его нередко охватывала ярость, но такого он и представить себе не мог. Отталкиваясь от палубы своего драккара, сыновья Канута уже в воздухе будто обращались в диких зверей. С их губ падали клубы пены, глаза наливались дурной кровью, от рева и воя берсерков, казалось, дрожали скалы. Оружие они похватали как раз в тот момент, когда их призвал Харальд. Ни щитов, ни шлемов, ни луков, ни брони у сыновей Канута не было. Они сражались… Нет, они убивали с таким неистовством, что никто не мог устоять перед ними. Как стена огня в лесу, они шли с носа «Морского Змея» к его корме и, как огонь в лесу, пожирали все, что оказывалось на их пути. Каждый удар топора или меча, или боевой дубины, который наносили дети Канута, уносили с собой чью-то жизнь. Палуба «Морского Змея» текла кровью, багряные брызги взлетали в воздух, отрубленные руки, ноги и головы падали на палубу и за борт.
Ворон слышал, что берсерки неуязвимы. Теперь он знал, что это ложь. Кровь так же пятнала их белые рубахи, как у любого другого человека, но люди, противостоящие им, не могли наносить выверенных, точных ударов, сопротивление викингов Ингольфа напоминало драку маленьких детей, когда малыши, зажмурившись, колотят во все стороны руками и ногами, не думая, куда попасть, лишь бы по неприятелю.
Ингольф оказался удачливее и быстрее многих — он успел отступить от места высадки берсерков и теперь старался подбодрить своих людей. Но все было бесполезно: викинги Ингольфа, охваченные ужасом, кидались в полной броне за борт. Застонав от отчаяния, Ингольф прыгнул на борт драккара сыновей Канута. Убить, во что бы то ни стало убить напоследок эту тварь, которая, обзаведясь где-то драккаром берсерков, уничтожала сейчас его хирд. Ворона. Рагнара Ворона. Ингольф, взмахнув мечом, кинулся на викинга, но Ворон, прокатившись по палубе, оказался слева от него, и, не вставая, ударил копьем Одина снизу вверх. Звенья кольчуги Ингольфа лопнули, словно были сплетены из веревок, и зазубренное копье, легко проломив ребра, ужалило его прямо в сердце. Ворон резко выдернул копье, и Ингольф, так и не опустив меча, упал за борт. Ворон вернулся к кормилу.
Палуба «Морского Змея» была уже полностью очищена. Сыновьям Канута стало некого убивать, и они торопливо возвращались на свой драккар. Ступая на его палубу, берсерки падали на доски и моментально засыпали. Последним на палубу ступил Харальд и поманил Ворона пальцем. Ворон поспешно подошел к хевдингу.
— Сейчас я упаду и не приду в себя до завтрашнего вечера. То же самое будет и с моими братьями. Это «бессилие берсерка», за все надо платить. Возьми с драккара короля все, что тебе надо, нам не надо ничего. И перевяжи наши раны.
— Что мне делать дальше, Камешек? Я не смогу один вести драккар до завтрашнего вечера, — негромко спросил Ворон.
— Не думай об этом. Когда упадет багровый туман, не суетись, он не причинит зла. В водах же фьордов нет такого дурака, который полез бы в этот туман, — с этими словами Харальд Камешек упал на палубу и тут же уснул.
Ворон прошелся по драккару, поискал на румах, наконец, под помостом, где хранилось оружие, он нашел тюк тонкой белой холстины. Сыновья Канута получили немало ран в этом бою, но никто не был ранен серьезно. Ворон был прав: противникам сыновей Канута было не до расчета и холодного рассудка — били с перепугу, абы как, словно забыв, как это делается. Ворон быстро осмотрел берсерков и быстро промыл пресной водой и замотал холстиной самые кровоточащие раны. Кое-что пришлось зашивать, иглу и нитки Ворон нашел в сумке Харальда. «Не забыть бы потом ему сказать, что это я рылся в его вещах и что именно искал», — подумал мимоходом Ворон. Он прыгнул на палубу «Морского Змея». Странное чувство: он был один бодрствующий на двух драккарах. Сам себе голова. Однако тянуть время не стоило — мало ли кто еще вынырнет из близлежащего фьорда. Ворону удалось найти целую кольчугу, шлем с личиной и новехонький синий щит. Также он нашел тюк тонкой белой ткани и перенес его на борт драккара сыновей Канута. Подумав, он прихватил еще бочонок воды и всю снедь, которая могла бы долго храниться. Уже покидая «Морского Змея», Ворон подобрал с палубы меч в ножнах; его надвое разваленный хозяин не успел даже схватиться за рукоять. Интересно, зачтется ли ему его смерть, как достойная Валгаллы, если он убит в бою, но не держал в руках оружия? Рагнар усмехнулся своим мыслям. Помимо всего прочего, он собрал с «Морского Змея» все золото и серебро, что было в кошельках у убитых. Им оно уже не понадобится. И что это за багровый туман, о котором упомянул Камешек?
Ворон шагнул на палубу драккара сыновей Канута. И тут же на море, накрыв и их драккар, и «Морского Змея», упал обещанный Харальдом туман. Ворон никогда не видел такого, только слышал о нем в старинных легендах. Багровыми сполохами переливался этот туман, отливал в кровавый закат, густо-розовым вихрем закручивался над мачтой драккара, пестрел рубиновыми искрами. Красными пальцами туман ощупывал оба драккара, лица мертвых и спящих, их вещи, ложился на море и, не сливаясь с ним, плыл над самой водой. Сухой, шелестящий голос послышался Рагнару Ворону:
— Чего ты хочешь, викинг, идущий с сыновьями Канута? Остаться здесь или продолжить путь? Если ты желаешь идти в Данию, мы пойдем в Данию, но скорость будет очень невелика. Если нет, то мы останемся здесь, пока не очнуться сыновья древнего конунга.
— Кто здесь? Кто говорит со мной? — с интересом спросил Ворон.
— Сила, заклятая великой колдуньей для помощи детям Канута. Какая разница, что или кто, если это на твоей стороне?
— Тогда лучше идти в Данию, пусть даже и медленно, — решил Ворон. В последний миг он набросил веревку на голову «Морского Змея», и сразу же после этого оба драккара тяжело пошли по зеленой воде.
— А мы можем поговорить? — спросил Ворон.
— Разумеется, можем, — ответил все тот же шелестящий голос.
— Как я должен вести драккар в тумане? — снова спросил Ворон.
— Если хочешь, можешь держаться за кормило, а если хочешь, ложись спать, — Ответил багровый туман.
— Сколько тебе лет? — неожиданно для самого себя спросил Ворон.
— Трудно будет объяснить. Но мне довелось увидеть, как Ёрмунганда тащили на крючке к борту лодки.
— А ты можешь предсказывать будущее? — продолжал Ворон задавать вопросы. Багровый туман передернулся, словно кисейная ткань, и на миг стал просто ослепительно-красным, как пламя пожара.
— А не многого ли ты хочешь, викинг? — прозвучал голос, — я несу два драккара, скрываю тебя от врагов, и избавил тебя от труда стоять у кормила.
— Ты прав, — согласился Ворон, — но человек так устроен. Получив одно, он тянется за другим.
— Так можно возжелать солнце и луну в кладовку, начав с медного гроша и селедки. И стать несчастным от этого. Человека надо обучать скромности и сдержанности… — В голосе тумана послышалась тоска. Он словно понимал что-то, недоступное Ворону, о чем не желал говорить.
— С тобой трудно говорить, туман, — сказал Ворон, помолчав.
— Тогда заткнись. Невелика радость разговаривать с человеком, — отрезал туман и замолк, только вода бурлила под килями драккаров. Вызвать его на разговор больше не удалось, и Ворон, прыгнув на «Морского Змея», стал сбрасывать за борт трупы викингов, снимая с них броню, если она была несильно повреждена. Собранные брони, шлемы и щиты, а также все найденное оружие, Ворон сложил под помостом. Драккар он решил оставить себе. Когда он вернулся на драккар сыновей Канута, то почувствовал волчий голод. Он уселся на рум, и тут же из его сумки вылез ошарашенный Дворовый. Он молча вскочил на скамью, взял кусок мяса и стал задумчиво его жевать.
