— А что именно там надеешься найти ты? — упрямо спросил Дворовый, не удовлетворившись ответами Рагнара.

— Я хочу как можно дальше уйти от Норвегии и земель, куда ходят викинги, ища славы и богатства. В земли, с которыми нет никакого сношения. — Последние слова Рагнар произнес жестко, просто-таки надавив на них.

— А все же, от кого ты бежишь, Ворон? Ну, король и ярлы, это все понятно, но не они причина, как мне кажется. От них ты бы мог уйти в Валланд, — задумчиво рассуждал Дворовый.

— Не столь важно, от кого я бегу, хотя я и не понимаю, как ты догадался об этом, Дворовый, — негромко сказал Ворон.

— Ответ на это знал еще тролль Рандвар. Но его сородичи порвали беднягу в куски.

— Вот и ладно, — неожиданно сказал Ворон, — неизвестно, насколько длинный был у него язык. Языки до добра еще никого не доводили, будь то человек ли, тролль ли… — Ворон не договорил, а Дворовый не стал выпытывать. Ясно было, что дальше прозвучало бы «Дворовый», но спутник Рагнара также понимал, что этот свирепый викинг не обманет его и не тронет, если он будет помалкивать. Дворовый беззаботно свистнул и сказал:

— Да, язык вообще вещь такая. И жить без него сложно, и жизнь может сократить. Это я прекрасно понимаю. Более того, я совершенно согласен с этим.

Рагнар рассмеялся. Они понимали друг друга — он, норвежский викинг, и словенский нежить. Ему захотелось подбодрить своего товарища, который, хоть и не показывал вида, но наверняка тосковал по дому.

— Не думай, Дворовый, — дружелюбно сказал он, — я не забываю ни своих, ни чужих слов. И не нарушаю обещаний, хотя порой затягиваю их выполнение.

Дворовый неслышно вздохнул и уставился на длинный дом в горде Согнефьорда.

— Дасу подери этого Черного! Что бы ему не выйти погулять по скалам одному? — Сердито сказал он. Рагнар не ответил. Вдруг Дворовый просто подпрыгнул от восторга.

— Вот что. Заставить человека что-то сделать я не смогу. Но я могу сделать кое-что другое — радостно сказал он.

— Что? — поинтересовался Ворон.

— Сделать дом невыносимым для него. Он выйдет из дома, уж это я как-нибудь обещаю. А дальше твоя забота, — задиристо сказал спутник Рагнара. — Мне могут помешать только ваши местные ниссе, это их земля. Одна надежда, что дом новый, там может быть, их еще нет.

— Добро. Делай, что сможешь, а я погляжу, что смогу сделать я. — И дворовый бежевой стрелой кинулся бежать по скалам и пропал. Рагнар поудобнее лег на камни и приставил к глазу трубку Рандвара.

А сам же Гальфдан Черный сидел в этом время за длинным столом, беседуя со своими людьми. Овинд сидел по правую руку от короля, по левую руку сидел ярл Ингольф. Говорил король.

— Мы немало успели сделать, ярлы. Многие викинги, не желающие жить по новым законам, ушли с нашей земли, некоторые убиты, многие готовятся к уходу. Этим, я думаю, проще не мешать. Потом, когда Норвегия очистится, мы сможем начать налаживать торговые связи с другими странами, мы сможем упорядочить жизнь в нашей земле, дать людям покой и закон. Но я не добрый король, которого волнует только хорошая жизнь его подданных. Если мне, нам, удастся сделать то, что я задумал, в конце концов, мы получим куда больше, чем смогли бы добыть бесконечными набегами. Спокойная, сытая и ухоженная корова дает молока куда больше той, которой нечего есть, и которую пугают то волки, то медведи. Мы… — В глазах короля потемнело. На миг. Потом снова. Снова. Темнота сгущалась.

— Мало света. Зажгите факелы, — приказал король. Ярлы переглянулись, молча посмотрев на горящие по стенам факелы.

— Факелы горят, мой король! — сказал Ингольф.

— Да? Наверное, я просто не выспался. Да, думаю, поэтому. Я не договорил… — И стало душно. Душно и тесно, стены, казались, двигались на короля, давили на него, не давая ни воздуха, ни света. Лица приближенных показались ему глупыми, чужими и ненавистными. Король стиснул зубы, желваки волной прошлись по его скулам. Он тяжело опустил кулак на стол и усилием воли взял себя в руки. Он приготовился было продолжать, но откатившая раньше тьма и духота вернулись. Дом стал неуютным. Дом казался королю клеткой. А потом пришла тоска. Спокойная, не острая, которая быстро проходит, а серая, унылая, непроглядная тоска, с которой почти бесполезно сражаться, она равнодушно поглощает твои удары. Она змеей вползла королю под ребра и ужалила в сердце. Сердце сжалось в комок и, казалось, никогда больше не распрямится, воздух не шел в грудь, в глазах темнело. И не было ничего, за что бы он мог ухватиться, чтобы устоять. Ничего и никого под этим небосводом. Совершенное мучительное беспристрастное одиночество уютно легло рядом с тоской. Король вскочил на омерзительно задрожавшие ноги и почти крикнул:

— Прочь отсюда! Прочь, на воздух из этого вонючего склепа! — И Гальфдан Черный, быстро шагая, дошел до двери и вышел из дома. Ярлы поспешили за ним.

— Седлайте коней. Я хочу прокатиться верхом, — приказал король, с наслаждением глотая свежий, весенний воздух. На улице ему сразу стало легче. Мысль о возвращении под крышу была для него невыносима.

А Ворон, не отрываясь от трубки Рандвара, смотрел на горд. Ничего не менялось. Дворовый как сквозь землю провалился. Может, дело оказалось ему не под силу, и он не решался вернуться, снова и снова пробуя выполнить обещанное? Интересно, мог ли он погибнуть? Рагнар отвернулся от горда и посмотрел в небо.

Дворовый, возникнув внезапно, как привидение, ликующе рыкнул:

— Готовься! Король соизволил поехать на прогулку верхом! Ниссе не помешали мне!

— Да? Он уже вышел? — Рагнар развернулся к горду, но поднять трубку Рандвара он не успел; Дворовый с ужасом негромко произнес: «Ох!» и молнией кинулся в сумку, где и спрятался.

Рагнар вскинулся, схватив копье, но понял, что драться не с кем: прямо перед ним, спокойно и вызывающе, с дерзко торчащими сосками на большой, но крепкой груди, в лавине светлых волос, насмешливо улыбаясь, стояла юная Эйла. В самом деле, юная, та, что приходила к нему тогда, ночью, — если это не было сном. Она был обнажена, лишь короткая украшенная бисером, юбка обтягивала ее бедра, едва прикрывая их. Синие глаза с вызовом посмотрели в прорези «нормана с совой» Ворона.

— Дворовый! — не понимая и сам, зачем, позвал Рагнар.

— Он не придет, пока я здесь! — задорно сказала юная Эйла.

— Тогда сгинь! Сгинь! Вернись, откуда пришла! — силясь отвести глаза от Эйлы, прохрипел Ворон. Вот только голой бабы ему и недоставало в месте засады на короля!

— Ха! Тогда ночью ты не требовал, чтобы я пропала! — издевательски захохотала юная Эйла, показывая острые, белые зубы. — Или я так подурнела с той поры? — Она высоко подняла руки, запрокинула голову и повернулась вокруг себя.

— Что ты хочешь? — спросил Ворон.

— Ну, частично того же, чего и ты, — сказала юная Эйла, проведя рукой по груди. — А еще я должна сказать тебе, чтобы ты бросил свою затею, Ворон. Боги еще благоволят к тебе, но если ты не угомонишься, им может и надоесть. Не искушай судьбу, Ворон. Брось короля, забудь про Хрольфа и уходи в Свею. Ты получил дары судьбы, не напрашивайся на ее оплеухи. Ты думаешь, что тролли часто путают копья, когда хотят посмеяться над легковерным простаком? Или что они всегда так удачно роняют глаза — прямо тебе под ноги?

— Ты знаешь больше, чем я, — усмехнулся Ворон. — Но тогда ты знаешь, что я не могу этого сделать. Уходи. Не мешай мне.

Эйла зло улыбнулась и ушла в лесок, росший по скалам. Она ни разу не обернулась.

Рагнар же, спровадив юную Эйлу, на миг закрыл глаза, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце. Словно камень в груди, оно било его по ребрам, и удары его отдавались в горящей голове. Крупная дрожь прошла по его телу, и все схлынуло. Рагнар скрипнул зубами и открыл глаза. Он снова владел собой. Ворон сел на свое место и посмотрел на горд в трубку Рандвара. Дворовый высунулся из мешка.

— За тобой всегда ходят такие, как она? — спросил он робко.

— Какие «такие»? — сердито спросил Ворон.