– Нравится так делать, ― произнёс он.

– Да… ― протянул Левин и резко поднял взгляд. ― Что вы сказали?

– Хлопать. Нравится.

Левин смотрел на мужчину с нескрываемым удивлением. Минуту. Две. Ладони мужчины соприкасались с громким хлопком.

– Что ж, это хорошо, ― наконец сказал Левин и встал из-за стола. ― Большое спасибо, что поделились историей. Скоро вам принесут еду.

Левин вышел за дверь. Он снова улыбался.

– Сэр, ― перед ним возник Грегори с подносом. ― Я накрыл вам обед в каюте наблюдения. Подумал, вы захотите видеть, как они едят.

– Да, хорошая работа. Ты отнёс еду Тамаре?

– Так точно. Она никак не среагировала, сэр. Но это ведь в её характере?

– Что?

– Ну, доктор Фишер сказал, что она отстранённая.

– А, да, верно, ― Левин задумчиво посмотрел на дверь, за которой сидела женщина, и тихо добавил: ― Она такой была…

Командир поднялся в каюту наблюдения. Мониторы показывали три записи. Три человека. Три учёных. Три подноса с едой стояли на столах.

Женщина стучала пальцем по пластиковой тарелке, вздрагивая при каждом звуке. Мужчина тянулся к пластиковой вилке, но, лишь касаясь её, одёргивал руку. Старик разглядывал потолок.

– Он так и не поднимался на ноги, ― в каюту вошёл Грегори. ― Бартон. Он всё время лежит.

– Я поговорю с ним после обеда. Если не поест к тому времени – накормлю сам.

– А остальные? Они тоже не едят.

– Физиологически их тела не изменились. Хотя бы инстинктивно, они должны поесть.

– Быть может, не голодные?

Левин лишь усмехнулся. Его взгляд не отрывался от экранов.

Джозеф Бартон. Запись №1. 09/06/48

Старик рассматривал еду. Он не прикасался к ней, не пробовал на вкус. Он просто смотрел. Пластиковые тарелки, пластиковые столовые приборы, пластиковый стакан. В них не было ничего необычного.

Напротив сидел Левин. Он снимал кожицу с мандаринов. Он делал это уже довольно долго. Кроме своего имени, он ничего не сказал. Старик наблюдал за движениями рук. Они двигались так естественно, так обычно. Но вот его собственные руки…

Старик начал очищать мандарин.

Кожура снималась сама собой. Появлялся резкий цитрусовый запах. Это было странно.

– А теперь съешьте, ― сказал Левин, не поднимая взгляд на доктора Бартона.

Старик замер, рассматривая дольки мандарина в руках. Он не понимал.

– Вы знаете, о чём я вас прошу. Съешьте мандарин, доктор Бартон.

– Кто это… доктор Бартон?

– Неважно. Съешьте мандарин.

Старик осторожно поднёс дольку к губам. Он не чувствовал её в своих пальцах, но видел, как она стала ближе. А потом она исчезла. В глазах старика отразился ужас.

– Хорошо. Продолжайте. Нельзя, чтобы вы умерли от голода. По крайней мере, прежде, чем ответите на мои вопросы.

Взгляд старика был пустым. Его пальцы двигались сами собой. Он продолжал есть мандарины.

– Хорошо, ― Левин не ел, он наблюдал. ― А теперь скажите… Барри Уайт… Вам знаком этот человек?

– Барри… ― протянул старик. ― Барри ходит в чёрной рубашке. Почему-то в чёрной. Они носят белые. Такие, как Барри, тоже носят белые…

– А что Барри говорит?

– Барри… ― взгляд старика стал туманным, голос зазвучал монотонно. ― Барри говорит, что сознание человека, его личность, как башня…

***

– …башня, выстроенная из кирпичей. Каждый кирпич – событие. Важное для человека событие или простое, малозначимое. Из них складывается личность.

Барри сидел напротив и пил чай. Барри держал чашку не так, как все. Барри улыбался.

– Кирпичи разрушаются, а за ними разрушается личность. На сломанных кирпичах башня больше не выстраивается так, как от неё ожидаешь.

Улыбка была надменной. Такой не ожидают от человека, как Барри. Барри появился впервые, говорил впервые. Не было уважения. Это интересно.

– Сломанный кирпич необходимо заменить, так ведь? Вытащить и заменить другим. Иногда – похожим, с небольшими отличиями, которых и не заметишь на первый взгляд. А иногда – совершенно другим.

Надменный взгляд. Ухмылка. Чёрная рубашка. Чашка в левой руке. Барри интересный.

– Я вовсе не критикую ваш подход. Пусть я и считаю его бессмысленным, но… Мне лишь интересно узнать, как вы поняли, что он работает?

Барри интересовало что-то совсем другое. Что-то непонятное. Цели были неясны. Это заставляло нервничать.

– Только потому, что старик больше не стремится в море? Поэтому вы считаете, что дали ему будущее?.. Что именно вы заменили?

Вопрос пугал. Уверенность Барри пугала. Должно быть, Барри знал. Барри интересен. И у Барри закончился чай.

– Признателен. Три ложки сахара, если можно.

Ложка стучала по сахарнице. Звон точно заглушал другой стеклянный звук.

– Благодарю. Но вы так и не ответили на мой вопрос.

Барри держал чашку не так, как другие люди.

– Вот как. Но вам и не нужно рассказывать. Мне и так всё известно. Просто хотелось услышать вашу историю. Хотелось узнать, сознаетесь ли вы. Осознаёте ли вы вообще, что делаете?

Слова пугали, но голос становился тише. Речь замедлялась. Это хорошо.

– Я могу сделать так, что вас навсегда закроют…

Барри может.

– Доказать будет несложно… Вы и сами понимаете…

Интересно, сломан ли Барри.

– Что…?

Интересно, как устроены здоровые.

– Вы не… посмеете…

Посмеют.

– Вы не сделаете это в одиночку…

Один здесь только Барри.

– Увидимся, доктор…

Барри улыбался. Никто не способен так улыбаться. Жестокость и холод. Так интересно им…

***

– … не было никогда.

Старик молчал уже несколько минут. Левин не поднимал взгляда. Его пальцы сжимали столешницу.

– Это всё, что вы знаете о Барри? ― мужчина заговорил очень тихо.

– Барри… ― протянул старик. ― Барри носит чёрную рубашку…

– Я уже слышал это.

– Барри молод. Ещё совсем молод. У Барри есть будущее.

Старик разрывал на части кожуру мандаринов. Она рвалась. Отделялась сама от себя. Её становилось больше, чем было. Слишком неправильно.

– Что ж, спасибо, что рассказали, ― Левин встал, на его лице была улыбка, такая же, как и всегда.

Он направился к двери.

– Съешьте мандарин, ― вдруг прозвучал за его спиной голос доктора Бартона.

Внутри всё похолодело. Левин обернулся. В полном изумлении он смотрел, как старик протягивает ему красивый оранжевый фрукт.

– Почему?..

– Нельзя, чтобы вы умерли от голода… ― взгляд старика был пустым, голос звучал ровно.

Левин осторожно взял мандарин. Старик молча задрал голову к потолку. Не произнеся больше ни слова, Левин вышел за дверь.

Он задумчиво смотрел в пол. Минуту, две, три…

– …сэр? ― рядом стоял Грэгори.

– Извини, ты что-то сказал? ― Левин поднял взгляд и улыбнулся.

– Фишер и Бейкер поели, сэр.

– А, хорошо. У Бартона пока поднос не забирай.

– Слушаюсь. Будете сегодня говорить ещё с кем-то из них?

– Нет, ― Левин направился к лестнице. ― Наблюдай за ними. Докладывай обо всех изменениях в поведении. Я у себя.

– Так точно, сэр.

Левин бросил быстрый взгляд на три двери. Сквозь прямоугольные окошки лился искусственный белый свет. За дверьми сидели три человека. Три бывших учёных. У них не было будущего, они не осознавали настоящего, но они знали о прошлом. И им ещё предстоит рассказать о нём. И о том, что они сделали.

***

Ровный белый свет наполнял каюту. Левин сидел на полу. Мандарин ярко-оранжевым пятном время от времени поднимался в воздух и вновь опускался в его ладонь.

– У них не должно было остаться и намёка на самосознание. У них не должно было остаться чувств и эмоций. Они не могут давать оценку событиям прошлого или настоящего. Они не могут выражать собственное отношение к чему-либо в данный момент. Они могут помнить своё отношение из прошлого, в моментах, и говорить о нём, как о факте. Но сейчас у них не может быть мнения. Они не могут запоминать происходящее сейчас. Воспоминания не наслаиваются. Они пусты, все трое не способны развиваться. Их личностей не существует. И всё же…