Звать кого-то на помощь? А придут ли? Ладно, просто не обратят внимания. Ну, блажит какая-то дурочка, и пусть. А если милицию вызовут или того хуже – контролёру сообщат. И хоть за длинные дни сибирского лета она ни разу никого не видела на улице, всё равно, была уверена, за их пристанищем, за ней самой неотступно следят. Глядя в окно, можно было подумать, что они с контролёром остановились вовсе не в большом городе, а в каком-то давно вымершем посёлочке: пустырь да несколько таких же нелюдимых, как и их, бараков. Но она ложной безлюдности не верила, потому как наверняка знала, те, кто её сюда отправил, хитры и изворотливы Рядом пройдут, а не заметишь. И ещё она прекрасно понимала, что эти люди не могли ей взять и вот так вот запросто поверить.

Так куда же было бежать? Найдут. Догонят. Накажут.

Но теперь страх отступил. Совершенно незаметно. И впервые со дня смерти мужа ей захотелось дышать полной грудью. Открытым ртом. Чтобы навсегда запастись воздухом свободы. Неужто и, впрямь, противная, горькая водка добавляет смелости. Хотя, скорее безрассудности.

Несколько секунд женщина недвижимо стояла в тишине, пытаясь угадать, что именно хочет услышать. Контролёра ли, проснувшегося, всё понявшего и оттого разозлившегося да немедленно кинувшегося искать выход из ловушки, или же своё собственное сердце. Не услышала ни того, ни другого и тихонько выскользнула из подъезда. Старая деревянная дверь пропахшего испражнениями подъезда громко скрипнула в ночи, но женщине уже было всё равно. Впервые за много лет она была свободной и никому ничего не должна. И если имени у неё, по-прежнему, не было, зато появилось хоть какое-то прозвище. Которое сама себя и дала.

Беглянка.

Но только теперь, по прошествии пяти с лишним лет, стало понятно, сбежать у неё, всё-таки, не получилось и пусть бы её умертвили сразу. И несомненно так было бы лучше, нежели существовать все эти годы в диком страхе, который и вздохнуть лишний раз мешает. Не даёт жить, как страстно этого не желай.

Не позволяет даже с учётом того, что в ту ночь из Новосибирска она на первом же попавшемся большегрузе, укатила в Томск. Специально этот город не выбирала и даже была уверена, что никогда и ничего про него не слышала. Просто так вышло, что окраиной огромного, повсюду сияющего огнями фонарей и рекламных вывесок Новосибирска, где они с контролёром поселились, той самой Заельцовкой – оказался именно выезд в сторону Томска.

Всю дорогу молчала и боялась одного, не остановили бы на одном из многочисленных милицейских постов. Зато дальнобойщик постоянно курил и, не переставая балагурить, намекал на оплату натурой, да как бы промежду прочим разъяснял, у милиционеров опять какая-то спецоперация по выявлению и поимке террористов. Называется толи «ветер» толи «ураган». Пойти на неё в открытую атаку водитель так и не решился, хоть и не поверил, что она вовсе не проститутка.

– Плечевая ты, видно же сразу, чё ты отнекиваешься, – добродушно похохатывал он и его пузо подпрыгивало в такт трясущемуся двойному небритому подбородку. – Но я по нормальному хочу. А то знаю вас, затаскаешь потом по мусарням. Ссильничал, типа. И ведь не докажешь ничего, кто вас, шлюх слушать станет, но нерв помотают. Бабла ещё не хило снимут, чтобы замять все, на то они и мусора. А мне оно надо? У меня семья, жена, дочка взрослая, объясняй им потом, что это было.

Высаживая её, как только въехали в Томск, сразу же за мостом через почти высохшую речку, дальнобойщик, с удивлением глядя на толстую пачку денег, из которой она вытянула для него три тысячных купюры, присвистнул и всё также похохатывая, произнёс на прощание:

– Да, ты, подруга, кинула какого-то богатого Буратино, захотевшего похабной Мальвины. Ну, ты даёшь. И чё я тебя сразу не кокнул, бабла бы столько поднял. Эх, не знал я, сколь халявных денег у меня кабине едет. Ладно, тебя и так удавят за эти бабки, и меня потом, а оно мне надо. Тебя же, всё равно, найдут. Такие же вот как ты, тебя и сдадут. Зря ты это, девка. Жалко тебя. Ну, да, ладно, бывай, плечевая…

«Плечевая», – думала она, стоя на обочине дороги и глядя в след растворившейся в туманной утренней дымке фуре: «Странно. Почему именно так? Что за слово дурацкое? Почему не просто проститутка или шлюха?»

Мимо проехала патрульная милицейская машина и водитель пристально посмотрел на неё. Плавно остановилась и, словно бы, хорошенько подумав, а правда ли стоит, патрулька стала медленно задним ходом сдавать к ней.

«Только бы не побежать», – мысленно уговаривала беглянка себя: «Побегу, не отстанут. А так отговорюсь ещё может».

Её словно кто-то услышал. Не иначе, Пророк. Милицейский автомобиль, не доехав до неё буквально пары метров, резко остановился и, сорвавшись с места на бешенной скорости, умчался вперёд – туда же, куда и дальнобойщик. А она, оставшись на краю дороги в совершенном одиночестве, впервые за последние сутки почувствовала страх. Маленький ещё, почти незаметный, и вдруг вспомнила, спецоперация у ментов называется «Вихрь – антитеррор». То есть, это по её душу операция эта, – она же и есть самая настоящая террористка.

Не зная, куда идти и что делать дальше, беглянка бродила по пустынным дворам и никак не могла взять в толк, почему вокруг ни души. Зато впервые за много дней она расслышала робкое пение невидимых птиц. Затем пришёл рассвет и страх отступил. Даже не отступил, а позорно и трусливо побежал от неё прочь, так же, как и струи внезапно начавшегося холодного дождя, заставшие её сидящей на облезшей скамейке. Однако, намочить толком не успел – она спряталась под козырьком подъезда и уже не слушая шума льющейся с неба воды, внимательно разглядывала аккуратно обрезанную четверть обычного тетрадного листочка в клеточку: «Сдам однокомнатную квартиру на длительный срок. Только русским девушкам. Цена договорная».

С нетерпением дождавшись, пока закончится небесная вода, беглянка сорвала объявление и смело шагнула из-под козырька. Выйдя на непривычно узкую улицу, попросила у первого встречного телефон и набрала цифры, указанные в объявлении.

Оказалось, народу в городе полным – полно. Просто утро только что началось. Утро понедельника и люди уже спешили всяк по своим делам. И эти люди даже представить себе не могли, кто рядом с ними и что она могла их всех уже убить. Просто, раз и всё. О том, что акция планировалась в Новосибирске, а она уже пару часов как в Томске, как-то и не вспомнилось. Русские города – они такие одинаковые.

С хозяйкой квартиры – женщиной не полной и не худой, и неопределяемого возраста, но уж точно старше сорока, беглянка встретилась через полчаса на рынке, называемом не менее странно, чем милицейская спецоперация или проститутки на манер дальнобойщиков.

О цене рядиться не стала и сбивчиво объяснила выдуманную на ходу историю. Пьяный муж бил, сбежала да так, что и вещи, и паспорт свой забыла, но обязательно заберёт потом и покажет хозяйке, дабы та не волновалась за жиличку. Когда вместо названной арендной платы, беглянка протянула хозяйке квартиры аж на две тысячи больше, объяснив, что доплачивает за риск, дескать, понимает, нелегко поверить человеку без документов, та смогла спросить лишь её имя, но не получив ответа, настаивать не стала.

А название рынка в простонародии оказалось «Южка» по имени микрорайона, где он и расположился – Южный, и хозяйка торговала на нём молоком да маслом.

Квартира на первом этаже обычной хрущёвки в самом начале Московского тракта, куда хозяйка неспешно проводила жиличку, пришлась по душе. Может, оттого, что когда-то давно она, ещё до того, как стала Анной, жила точно в такой же, только двухкомнатной. А, может, и от названия адреса, напоминавшего имя родного, далёкого и отныне никогда для неё более недоступного города. Там её буду искать в первую очередь.

В уютной же однушке всё было на месте, живи – не хочу: люстра, обои, плита, холодильничек, телевизор, диван. Хоть и не богато, но далеко не то убожество с оглушающе капающим краном в ванной с порыжевшим дном, что подыскал им в Новосибирске контролёр.