Всё началось несколько месяцев назад. Как-то раз я возвращался домой со своей работы и понял, что я очень и очень устал. Я так устал что, доехав до дома, мне просто невозможно стало больше двигаться, и я просто залип в своей старой реношке. Она была моей территорией безопасности. Моим туалетом, в котором мужчины, запираясь, чувствуют себя в полной безопасности. Машина была старенькая, грязная, помятая в трёх местах, с оторванным передним бампером и треснутым лобовым стеклом. Я сидел в ней и испытывал каскад чувств, которые сегодня решили нахлынуть, ну прямо все сразу, одновременно. Моё сознание сегодня отбросило и позабыло всё радужное и хорошее в моей жизни и оставило только плохое и трудное. Внимание было устремлено в клоаку тяжести, невозможности, стыда, отчаяния, лжи и боли. Я смотрел туда и не мог ни оторваться от неё, ни двигаться. В голове пролетали небольшие клипы о положении дел в той или иной сфере моей жизни, и я не в силах был это остановить. Эдакая добровольная ретроспектива работ на основе собственной жизни, созданная уставшим от жизни человеком. За окном было уже темно, я припарковался в дальнем углу двора на свободном местечке и не был заметен проезжающим автомобилям. Я еле дышал, вмявшись в кресло.

Вот мои отношения с матерью. Мой отец умер, и она живёт одна, в другом городе. Мы абсолютно не собираемся отступать друг перед другом. У неё всегда была своя правда, а у меня – своя. Мама совершенно не поддерживала меня. Никогда. Ни в выборе места учёбы, ни в выборе дела, ни в выборе любимой, ни в выборе места жительства, ни в подходе к финансам, ни в вопросах воспитания ребёнка, ни в питании. Её молчаливое снисхождение было уже большой удачей. Ну не поддерживает и ладно, казалось бы, но несколько часов назад произошёл один из тех рецидивов, которые случаются раз в две недели и во время которых мой ватсап просто взрывается от её оскорбительных, полных гнева, боли, страха и отчаяния, потоков оскорблений меня, моей семьи и всего мира. Ей было плохо, одиноко, тоскливо, у неё никого не было рядом кроме кошки, и она просто кричала периодически от этого в мой ватсап. У мамы был синдром судьи. Это когда в одном человеке сконцентрированы все виды власти и между обвинением и приговором не проходит много времени. Если маме было что-либо неизвестно, она мастерски домысливала ситуации и, как полагается, обвинительных приговоров было абсолютное большинство. Мама обожала судить людей. У меня всегда было два варианта общения с мамой. Либо я слушал про то, какие все вокруг плохие, либо сам становился плохим, если кого-то попытался защитить или не дай бог оправдать. Она совершенно мне не верила, и это бесило больше всего. Всё, что бы я ни говорил, не имело значения, ведь, по её мнению, мною управляет жена вместе с тёщей. Это было одно из тех её заблуждений, которые вытерпеть без моральных потерь мне было совершенно невозможно. Она считала, что что бы я там не говорил, это были заученные фразы, которые мне велено говорить, ведь на самом деле жена выжимает из меня ну последние соки, меня все мучают и унижают целыми днями и именно поэтому я так мало помогаю своей родной матери. Кстати, она вела тщательные подсчёты того, сколько мы помогали тёще, а сколько – ей. Как же это меня опустошало. Когда я общался с друзьями, которые говорили мне, что мама – это всё, самый близкий человек, самый любящий и самый родной – я просто не понимал, о чём они говорят. Реально не мог понять этого. Настолько мы были далеки.

Я видел в Москве на каждом шагу различные мероприятия по проработке детских травм, по налаживанию отношений с мамой – всё это можно было сделать при большом желании. Решить вопрос было можно с психологом или с подобными специалистами, но у меня не было времени, потому что я много работал.

Я просидел где-то минут с пять в своём авто, просматривая тему мамы, и затем внимание перескочило на работу. Более двоякого ощущения, как от моей работы, я не мог себе представить. Одновременно это было захватывающе и дико интересно, а с другой стороны, настолько сложно и изматывающе, что силы были на исходе. Что тут скажешь. Ты либо работаешь на дядю, либо пытаешься перевернуть мир, работая сам на себя.

Я стартапер. Вот самый настоящий, о которых при лучших раскладах можно снять кинцо. Дело в том, что в мою голову три года назад закралась идея, которая очень стройно и красиво вплелась в картину мира, и я заболел ею. Я около года просто думал о том, как будет круто, если эта идея выстрелит. Мне казалось, что этот бизнес перевернёт сначала город, затем страну, а потом и весь мир. Я положу начало эпохе возрождения, это будет просто невероятно. Только вот отличий стартапа от простого бизнеса обычно два. Первое – такого бизнеса ещё не было и просчитать результат не было никакой возможности, а второе – проект может стать как невероятно успешным, так и полностью провальным, потому как рынок может отвергнуть новое и удивительное легко и просто. Я целый год пытался построить компанию и даже при наличии средств это никак не удавалось. Найм специалистов, стратегия маркетинга, каналы рекламы, исследование рынка, создание качественного продукта, бухгалтерия, разработка платформы, налоги. Я закопался, упахался и полностью выдохся.

Когда я решил продать моё гениальное детище крупным игрокам, несколько компаний согласились со мною встретиться и, выслушав, сообщили, что идея хороша, но им совсем не интересно входить в моё дело на таком раннем этапе. Они выбирали подождать и посмотреть на то, как рынок отреагирует в массе на мой продукт. Им было легче вложиться в очередной стартап по изучению английского, чем рисковать с таким, как я. Всё, что у меня получалось, – это зажигательно говорить, придумывать крутую рекламу, вдохновлять и непосредственно обучать тому, что я знаю сам. Но как дело касалось отладки каких-либо бизнес-процессов или вопросов построения структур и систем, у меня наступал ступор. То есть компания работала и дело приносило результаты, но порядка и уж тем более стремительного развития не было и близко. Мне нужны были помощники, толковые эксперты сразу в нескольких сложных областях, а найти их мне было некогда, ведь я и так волочил на себе половину дел организации. «Извечная проблема делегирования» – скажут умники. Да, мать его, именно так! Но когда ты на шпагате, думать и принимать решения адекватно весьма затруднительно.

В семье дела обстояли не лучше. Там царило напряжение. Время шло. Я был уже не молод, и в мои тридцать восемь я периодически начал впадать в состояние лузера, у которого никогда уже не будет того, о чём он всю жизнь мечтал. Путешествия, дорогие автомобили, возможности и ресурсы, чтобы сделать мир лучше. Это достаточно отвратительно, когда из разных эмоций ты всё чаще выбираешь немного поныть. Работа меня затолкала в угол ринга сильными оперкотами, и я был почти в нокауте.

Я, как достойный мужчина, который обещал инвестору немного другие цифры, сделал себе минимальную зарплату, потому что только так он мог быть уверен в том, что я заинтересован в росте компании и не собираюсь шевелиться лишь для вида, шикуя каждый день на чужие инвестиции. Мы обсудили, что я выведу компанию на определённый уровень дохода, и тогда мы изменим условия, а сейчас только работа за минимальный оклад и никаких излишеств. Схема нормальная, но не когда это длится уже год. Очевидно, что моей жене это не понравилось изначально, и она, всегда поддерживающая меня и всецело мне доверяющая, стала настаивать на увеличении моей оплаты труда, несмотря ни на какие там договорённости, а я, зажатый между джентельменскими обязательствами и ролью кормильца, совершенно лишил себя выходных и мотался по возникающим подработкам, насколько было сил.

От такого графика наша, когда-то дружная семья, начала разваливаться. Я уходил рано, приходил поздно, дома был постоянно хмурым и сосредоточенным на завтрашних проблемах. Именно проблемах. Я прямо стал видеть проблемы, а не ситуации и не события. Стал депрессивным и унылым. Самое ужасное то, что на работе я должен был записывать оптимистичные и позитивные видео, а дома у меня не хватало сил даже поцеловать собственного тринадцатилетнего сына, которого я стал видеть так мало, что совершенно выпал из его воспитания. Это было ещё одной гранью разлада. Когда он вёл себя как-то невоспитанно или баловался, я раздражался и рявкал на него, не вникая и не чувствуя. Любви в моих действиях не было, и это совсем не нравилось жене, и её попытки объяснить, почему сын так себя ведёт, меня только больше и больше злили, ведь там выявлялся детский синдром дефицита внимания со стороны отца, который я совершенно не хотел признавать.