Мировая катастрофа обратила в прах эти наивные надежды. Человек остался один на один с ужасом и абсурдностью происходящего. Человек не может найти опору в человеческом, ускользает сам смысл из его жизни.
Когда либеральная теология еще не хотела верить в то, что все рассыпалось в гуманистическом мире, К. Барт громко заявил о кризисе в мире, в теологии, в жизни человека.
Как пишет исследователь В. И. Гараджа, "оптимистической вере "либеральных теологов" в якобы изначально заложенное в человеке добро и его духовное и социальное развитие по пути гарантированного прогресса к утверждению "царства Божьего", К.Барт противопоставил "теологию кризиса" человеческого существования, теологию трагедии человеческого бытия, перед которой человек бессилен и обречен испытывать страх и страдание" [7,с. II].
Нужно отметить, что К. Барт выступает не только против либеральной теологии, но и против вообще любой спекулятивной догматики, подменяющей сущность веры теоретическими самооправданиями. Более того, кризис в теологии Барта понимается в его первоначальном теологическом значении. Кризис – по-гречески – суд. Кризис исторический обостренно выявляет то, что человек постоянно находится пред Судом Бога. Человек со всеми своими возможностями никогда не может уйти из-под Суда, и в этом смысле и сама жизнь его – постоянный кризис.
Христианская теология должна вернуться к Провозвестию, считает К. Барт. Религия не может исходить ни от сотворенного мира, ни от нас самих. Мы должны открыть для себя, что Слово Бога есть запредельная величина; это Слово, судящее нас. Мы должны внимательно вслушиваться в него, а не уповать на собственное безрассудство.
Историческая трагедия показала несостоятельность претензий человека перед Богом. В этой ситуации Слово Бога – есть вызов для человека. Важно здесь только то, что Бог говорит о человеке. Как пишет К. Барт в "Церковной догматике", "там, где говорит Бог, человек умолкает". Вся Библия пронизана этим пониманием, но мы не желаем этого замечать.
Этот вопрос поставил еще Серен Кьеркегор, оказавший сильное влияние на философию экзистенциализма. В своих ярких произведениях Кьеркегор показывает, что отношение Бога и человека стоит выше морали общества, выше человеческого рассудка. Человек стоит один на один с Богом, и никто другой не может понять тайны этого общения.
Карл Ясперс, один из представителей экзистенциальной философии, стремится показать, что все же через отношение каждого к Богу возможно экзистенциальная коммуникация. Это отношение есть та точка соприкосновения, то общее, из которого происходит открытие собственно экзистенции для другого человека; в Боге, в отношении к нему и возможно настоящее существование общества.
Созвучно этому утверждение Барта о том, что Церковь должна строиться только от Бога. Только единение во Христе дает возможность Спасения. Мы должны вернуться к этому пункту и осознать, что такое настоящая Церковь. И церковь не может укрыться за самооправданиями и теоретическими построениями, она сама стоит под судом. И она прежде всего должна прислушаться к Слову Бога. Церковь не должна быть частью человеческой истории, истории, стоящей под Судом; жизнь ее должна быть ответом на слово Бога.
Итак, по Барту мы не можем уйти из-под Суда, и никакое человеческое обоснование не спасает нас от этого. Откровение Бога – суд над любыми историческими явлениями, суд над любыми человеческими установлениями: над веяниями религий, над всякой мифологией и философскими спекуляциями. Слово Бога – вызов для человека.
Бультман развивает взгляды Барта в собственном ключе. Он говорит, что в опыте личной экзистенции и выбора мы можем отвечать на Слово Бога. При этом, критика мифа нужна именно для того, чтобы выявить экзистенциальный смысл Евангельской Вести. Миф должен быть постигнут: что он говорит человеку в контексте того времени и человеку в контексте сегодняшнего дня.
Но эта встреча человека с Богом – не понятийный акт, а отношение воли. Человек всегда стоит перед выбором "или – или". Бультманн вслед за Хайдеггером говорит, что подлинное существование человека – свобода, которая осуществляется в выборе своего будущего. Человек должен лично для себя раскрыть призыв Бога и ответить.
Работа "Иисус" посвящена раскрытию этого призыва. Для этого Бультманн предпринимает глубокий анализ евангельских текстов. Например, нужно прояснить слова "любить", "враг", как они понимались в том контексте, что приведет нас к прояснению акта выбора в такой , например, сложнейшей ситуации ответа на слово "Любите врагов ваших".
Но прежде, чем говорить о книге Р. Бультмана "Иисус", необходимо подробнее рассмотреть проблему демифологизации. Это даст возможность лучше понять вопросы, рассматриваемые в книге, раскрывающей демифологизацию в действии.
Статья Р. Бультмана "Новый Завет и мифология. Проблема демифологизации новозаветного провозвестия" направлена по сути на защиту христианского провозвестия перед натиском современности. Задачу теологии Бультман видит в том, чтобы показать, что такое христианская вера вообще, а потом уже заняться расчисткой путей, которые ведут к ней. Для человека двадцатого столетия главный камень преткновения на этом пути – тот факт, что он живет с новым представлением о мире, возникшем благодаря развитию науки, которое весьма отлично от библейского образа мира – не научного, мифологического. Чтобы обойти этот камень преткновения, чтобы повести современного человека по пути христианской веры, трудности, вызванные столкновением библейской и научной картины мира, должны быть сняты.
Бультман считает, что нельзя заставить церковь повторять все, содержащееся в мифологии, а людей – во все это верить. Нужно отделить подлинное содержание веры (керигму) от множества устаревших представлений, таких, например, как "вертикальная картина мира", в которой мир считается разделенным на три этажа: в середине находится земля, над ней – небо, под ней – преисподняя. В такой картине мира небо – это то место, где обитает Бог и небесные существа, ангелы, а подземный мир – это ад, место мучений.
Здесь мы сталкиваемся с проблемой мифологичности библейских представлений. В мифологии "потустороннее" представлено как пространственно удаленное, как небеса над землей. Тем самым "объективирована" трансцендентная действительность, которую, по Бультману, нельзя объективировать. Это было возможно для мышления древнего человека как некая аналогия (как и аналогии в притчах), но для современного человека непозволительно рассуждать в рамках пространственных соотношений о трансцендентном или, более того, принимать такую картину мира как истинную.
Как пишет Р. Бультман, "требование слепо принять новозаветную мифологию было бы произволом, и выдвигать такое требование от имени веры означало бы принижать веру до дел Закона … Исполнение этого требования было бы вынужденным sancrificium intelIectus, принесением разума в жертву, а совершающий это жертвоприношение оказался бы человеком интеллектуально раздвоенным и неискренним: он принимал бы для своей веры, для своей религии картину мира, отвергаемую им в обычной жизни" [2,с. 304].
Задача демифологизации поставлена самой природой мифа, считает Р. Бультман. Но простое отбрасывание мифов, как и полное их принятие приводит к заблуждению. Поэтому Бультман отходит и от взглядов либеральных теологов, и от доктрины протестантской ортодоксии. Протестантская ортодоксия, по мнению Р. Бультмана, некритически воспроизводит новозаветную мифологию, не выявляя заложенное в ней главное содержание; в результате христианство утрачивает контакт с современным не мифологически мыслящим человеком. В противоположность этому либеральная теология утратила фактически из Нового Завета всю мифологию, но вместе с ней и керигму; ведь если все содержание веры сведено к нравственным поучениям, то божественное откровение теряет значение, поскольку нравственные принципы можно рассматривать как истины, к которым человек приходит сам, оставаясь в пределах своей земной истории. Либеральная теология поставила задачу демифологизации, но не сумела ее решить – считает Р. Бультман.
