Работала Катина кобла психиатром в нашей местной дурке. Раз в три дня уходила на смену на сутки. Именно в эти моменты её ковырялочка и звала в гости на тусовки своих друзей. Такое окно выпало и в этот раз, но прикол состоял в том, что я не запомнил, когда Лариса возвращалась с работы, поэтому решил не спать всю ночь, чтобы в любой момент поспешить разбудить нашу героиню, которая явно проблем с подругой не хотела, особенно после последней вписки, когда мы прокурили всю гостиную. К тому же Катя рассказывала, что не хотела домой к родителям возвращаться. Если так, чего её подставлять? А тут Лариса ещё придёт с работы уставшая и злая, а у неё в квартире незнакомый мужик с её любимой девочкой? Кабы из ревности меня не убила… Так я и просидел всю ночь, глядя на спящую Катю и ожидая утра, чтобы разбудить её вовремя, не спалить, что она тут вписки проводит, пока Ларисы нет дома, и помочь убраться, если будет надо. Всё это время я глядел на Катю в объятьях Морфея.

Мать мне в своё время рассказывала, как без ума она была от отца, который всю ночь не спал, глядя на неё спящую, наслаждаясь одной только её красотой, а когда мама просыпалась, то видела улыбающегося отца и влюблялась в него ещё сильнее. Смотрел я на Катю и понимал, что какой-то смысл в этом есть. Было тут нечто интимное и необъяснимо чудное – глядеть на безмятежное лицо удивительно красивой девушки, вглядываясь в её черты лица, запоминая их, наблюдая за подёргиванием брови или почёсыванием носа во сне, что невероятно забавляло и умиляло. Ты в этот момент для неё будто бы ангел-хранитель, а она – маленькое и хрупкое чудо, покой которого охраняешь, отгоняя ночных чудищ и духов, дабы не нарушить её мирный и спокойный сон. Одним словом восторг!

Так спустя семь часов я не уснул, стойко выдержав испытание, а после разбудил её.

– Кать, проснись! Скоро Лариса, наверно, придёт, так что я пойду.

– Она к пятнадцати часам только будет, – отвечает сонным голосом Катя, – оставайся.

– Хорошо, – улыбнулся я.

Она встала, мы покурили и легли уже в другую постель в маленькой комнате, но вместе. Я разделся до трусов, аккуратно сложил одежду на стул и примостился рядом, укутавшись тяжёлым, тёплым одеялом. Потом объятья, жадные и сладкие поцелуи, будто в последний раз, скрещенные руки и страстный секс, который я и сегодня могу к сожалению назвать лучшим в моей жизни, ибо ничего приятнее за всё время так и не испытал…

Описывать акт вам я в подробностях не буду, ибо когда секс пытаются именно описать словами, получается смешно. По крайней мере когда я читаю строчки типа: «он медленно спустился к её груди, помял её в своих крепких, грубых руках, потом прильнул губами к соскам, будто малыш, затем спустился ниже, нежно целуя лобок, а далее смело раздвинул ей ноги и начал жадно лизать и посасывать клитор…» – это читается, как по мне невероятно смешно и глупо! Поэтому я не люблю жанр эротики в литературе. Потому же не могу всерьёз воспринимать Стивена Кинга, так ярко описывавшего половые сношения в «Кэрри» или в «Оно» – во второй книге между маленькими детьми, кстати говоря, что, правда, скорее вызывает уже ярость, а не смех.

Секс можно только показать. Наиболее ярко в этом преуспел Дэвид Линч в «Малхолланд Драйв», на мой взгляд.

Скажу только то, что кончил я довольно быстро, немного напугав её тем, что могу спустить внутрь и случайно сделать детишек. Это надо было видеть, как быстро она меня оттолкнула назад со всей силы, чтобы я точно спустил не в неё. Впрочем, удивляться моей скорострельности не стоит: это был второй раз в моей жизни. Но, к слову, за один присест я успел попробовать впервые и такие сексуальные практики, как кунилингус и анилингус. Первая в восторг вопреки моим стараниям её не привела. Зато мучений мне доставило море, так как Катюха лобок брила уже давно, и у неё там выросла довольно плотная щетина. В результате казалось, что я не куни делаю, а с каким-то плохо выбритым мужиком целуюсь. Впрочем, я остался доволен.

– Кстати, я впервые в жизни делал куни, – с улыбкой говорю я ей после секса, – как тебе?

– Ну… Нужно больше практики.

– Чур тогда ты мой секс-гуру.

К слову, этой практикой я овладел лихо и виртуозно, о чём сказать не постесняюсь. Жаль только она встретилась со мной в тот момент, когда я мастерством в кунилингусе не обладал.

После того, как я кончил в первый раз, мы сразу постарались попробовать снова. Она начала мне мастурбировать, и, о, чудо, он довольно таки быстро снова был готов к бою.

– А у тебя волшебные руки, – улыбнулся я.

Если первая поза у нас была миссионерская, вторую мы попробовали по-собачьи, но ничего не вышло. Сколько я ни пытался попасть членом в её вагину, всё время попадал куда-то не туда. Она и нагибалась, и уже сама пыталась направить. Ни черта не вышло. К тому времени у меня вновь упал стояк, и мы решили передохнуть. Мои предложения продолжить куни или разработать пальцами остались без ответа. Чем же тогда заняться? Правильно! Попробовать анилингус. Только вышло это боком…

– Ложись на живот! – предлагаю я. Катя повинуется. Видимо, думала, что я собираюсь ей спину помассировать. Вместо этого я раздвинул её ягодицы, вижу её ровный и буквально манивший к себе анус, наклоняюсь ниже и…

Катя вскочила как ошпаренная.

– Нет!

Выбегает на кухню. Я то ли ошарашен, то ли смущён. Брезгливо вытираю язык о футболку, так как в тот момент подумал: «Может она после похода по большому задницу не вытерла, поэтому так побрезговала?»

Потом иду к ней. Она стоит на кухне у окна и нервно закуривает сигарету.

– Ты совсем дурак? – спрашивает Катя после очередной затяжки.

– Я просто хотел сделать приятно… – виновато смотрю в пол.

– Хотел как лучше, а получилось как всегда! – отвечала она, цитируя Черномырдина. Лучше в тот момент сказать было и нельзя. Поэтому тут не могу не сказать спасибо огромное Виктору Степановичу за его легендарное крылатое выражение. Можно метко выстреливать словом даже в такой интимной обстановке…

– Ну, прости… – пытаюсь её поцеловать. Та усмехнулась.

– Не буду с тобой целоваться, пока зубы не почистишь.

– Извини… – вздохнул я, будучи раздосадован. Для меня в тот момент любая ласка срамных мест была проявлением к ней моей искренней любви, моему обожанию. Поэтому и реакция её огорчила.

– Думать надо было, что делаешь! Такие вещи без спроса делать нельзя! – к слову, этот урок я запомнил на всю жизнь, и теперь спрашиваю всегда. Катя же продолжала, – чувствую себя полной шэ…

Почему ей показалось, что она шлюха, я тогда так и не понял. Вроде всё было хорошо, никто никого не обижал. Пытаюсь её успокоить, но чуть всё не испортил.

– Нет, ты не шэ и не бэ…

– Кто? – нахмурилась Катя, разозлившись с буквы б.

Я растерян. Ситуация выходила из-под контроля всё сильнее, грозя перетечь в скандал… Нужно было срочно исправлять ситуацию!

– Ты не ш, не б, не м, не н и не к! Я правда так больше не буду. Обещаю, – отвечаю я, вспоминая таблицу Сивцева. После она сразу немного успокоилась. Докурив, мы даже потрахались снова. И если та попытка в позе раком вышла неудачно, во второй раз, когда мы решили попробовать позу наездницы, всё получилось настолько классно, что по её лицу с ахающими и охающими звуками на пару было и видно, и слышно – удовлетворил. Последний раз я такое довольное лицо видел, когда мне одна толстушка отсосала. Она это дело любила, и, видимо, давно не практиковала с чем-то живее и мясистее дилдо, потому и была такая довольная. Впрочем, понравилось тогда с Катей и мне. Не зря я назвал этот секс лучшим в жизни. Мало того, что я кончал, издавая довольно смешные для неё звуки, так ещё и спустить успел на всё: и ей на лобок, и на её футболку, и на постельное бельё, чем её очень сильно перепугал:

– Мне Лариса точно люлей надаёт, если заметит…

Потом она резко спохватилась, мол, на пары надо, и мы начали собираться. Господи, это надо было видеть! Я за ней шныряю по каждой комнате, широко улыбаясь как наивный дурак, будто дочь Никиты Михалкова свои сиськи мне показала, а не тому сгоревшему танкисту. Она видит это, тоже улыбается и спрашивает: