- Откровенно говоря, этот мужик не посчитается и с родней. Молодежь у нас хорошая.

- Ну, ну, разговор об этом пока что черновой, - сказал Солнцев, пожимая на прощание руку Савве.

Машину вел Юрий, Савва сидел рядом, уставившись немигающими глазами на мощенную булыжником дорогу. Оба молчали. Обоим было неловко оттого, что Солнцев так грубо выпроводил Юрия и секретничал с Саввой. По радио передавали песни в исполнении известной артистки, судя по ленивому голосу, женщины пожилой и толстой:

Поморгала я глазами

С выраженьем на лице:

Стоит милый мой в Казани,

Машет ручкой на крыльце.

Юрий выключил радио, бросив:

- Самодельщина!

- У тебя нет чувства юмора. - Савва сердито засопел горбатым носом, снова включая приемник.

- А у вас - вкуса, Савва Степанович.

Певица тянула другую, также неприятную для Юрия, но очень нравившуюся Савве песню:

А лаптищи-то на ём, ём, ём

Черт по месяцу плел.

Эх, ну, ну-да, ну.

- Поехала, - сквозь зубы процедил Юрий и умолк.

- Ну и денек! - заворчал Савва, сдвинув на затылок фуражку военного образца. - Утром был в Москве, потом успел прилететь на Волгу, провел совещание, с тобой поспорил, с Тихоном душу отвел. Как только выдерживает мой организм такую нагрузку, а?

Юрий бросил косой взгляд на его голову, и ему показалось, что череп у Саввы железный, толщиной пальца в два.

- Да, милок, - продолжал Савва раздумчиво, следуя ходу своих мыслей, - как бы мы ни огорчались, ни критиковали друг друга, а хорошая все-таки это штука - жизнь. И это говорит человек, который чуть-чуть не сломал себе голову. Сколько на моих глазах критиковали, понижали в должности работников различных калибров и жанров! И представь, Юрий, никто не помер от критики. А? - В голосе Саввы послышались столь неожиданные тонкие, срывающиеся звуки, что Юрий внимательно взглянул на него: лицо осунулось, глаза запали.

"Не помирают, а стареть стареют. И давление повышается", - подумал Юрий.

- Савва Степанович, на сегодня хватит с вас впечатлений.

- Хватит. Отвези меня в гостиницу.

Едва вошли в номер, заявился администратор, извиняясь, сказал, что придется Савве Степановичу перебраться на седьмой этаж в общежитие, потому что этот "люкс" займет товарищ Иванов.

Савва побагровел, сопя горбатым носом.

- Позвоню Солнцеву.

- Не стоит, Савва Степанович, именно Солнцев велел приготовить "люкс" для товарища Иванова.

Юрию горько и обидно было видеть безропотную податливость своего, бывало, всегда властного и сильного дяди.

- Знаешь, Юра, о чем толковал Солнцев? - заговорил Савва, как только покинули номер. - Он думает, что кому-то из нас с тобой нужно уйти с завода.

- Эх ты: "он думает"! Я тоже кое-что думаю о нем, да пока помалкиваю.

Савва осерчал:

- И какого черта задираешь старика?! У него за шутками бездна опыта, хитрости, а ты своей остротой весь на виду, еще мелко плаваешь.

- На перепуганных я не обижаюсь. А твоего беззубого Робеспьера Тихона не боюсь. Пора ему на покой, рыбу удить.

X

Анатолий Иванов проснулся в номере гостиницы в шесть утра, как и приказывал себе вчера, ложась спать. Одинокий человек, он привык следить за своим здоровьем и очень был доволен, что командировка пока не нарушила режима.

После ванны Иванов побрился, надел новый, с иголочки, коричневый костюм, велюровую мышиного пвета шляпу, привычными движениями рассовал по карманам серебряный с инициалами портсигар, спички, надушенный платок, записную книжку, надел часы на сухую маленькую крепкую руку.

Он был невысокого роста, черноволосый, чернобровый, носил усы. Многолетнее курение придало его смуглому от природы лицу бледноватый оттенок. И тем заметнее выделялись на этом бледно-желтом лице черные глаза, мерцавшие из-под крылатого чуба.

Все сильнее овладевало им то особенное чувство, которое бывает у молодых, облеченных высокими полномочиями людей, приехавших проверять работу периферийных товарищей: спокойное сознание своего превосходства, настороженность, наблюдательность.

В вестибюле молодой человек в темном кителе, с планшеткой через плечо подошел к Иванову, сказал позевывая:

- Отдохнуть негде, черт возьми!

- Вы кто?

Отставив ногу, парень ощупал Иванова скептическим взглядом мутных от бессонной ночи глаз.

- Геолог. Документы показать?

- Вот что, геолог, я ухожу на целый день. Отдыхайте в моем номере.

- Толково, дружище! Мы бы с корешом и на газоне выспались с превеликим удовольствием, но куда денешь вон ее? - парень указал глазами в угол: там стояла женщина в плаще, тайно и неумело покуривая.

- Жена?

- Не-е-т... Геолог, товарищ по работе. Юлия, иди сюда! Нам повезло. Еще есть на свете наивные, добрые люди.

"Ну если и подруга его такая же рубаха-тетка, я горько пожалею, что связался с ними", - подумал Иванов. Но отступать было поздно: Юлия, скомкав папироску, решительно двинулась к ним. Было что-то мальчишески-задорное в том, как она, засунув руки в карманы плаща, вскинув голову, легко шла, выпятив грудь.

- В чем дело? - строго спросила Юлия, глядя только на своего товарища. Необычно яркими показались Иванову ее синие глаза на загорелом, несколько длинном лице.

- Понимаешь, Юлька, товарищ этот - свой мужик.

Юлия окинула Иванова взглядом с ног до головы, усмехнулась.

Подошли еще парень и девушка, тоже геологи.

Иванов привел геологов в номер. Юлия застелила бельем диван, велела товарищам отдыхать.

- Я навещу братишку, отца, а в тринадцать ноль-ноль приду за вами, сказала она, нетвердо выговаривая "р", потом прямо посмотрела на Иванова, предложила, протягивая руку: - Познакомимся, что ли, добрый дядька?

- Иванов, Анатолий Иванович. - Он пожал узкую с длинными пальцами руку.

- Боже праведный! Какая редчайшая фамилия! - И Юлия засмеялась, играя глазами, зубы поблескивали, белые и плотные, два из них сидели чуть избочившись.

Это-то и придавало улыбке живую прелесть. Юлия поправляла перед зеркалом очень густые, медно-красного отлива волосы, не переставая весело болтать:

- Я бы на вашем месте заменила фамилию другой, например товарищ Итакдалее. Хорошо?