– Сакура… – из его рта льётся кровь. – Я уже умер.

***

Она кричит. Долго, протяжно. Переходит в хныкающий скулёж.

– …ты слышишь меня? Это кошмар, просто кошмар, – повторяет Гаара, кутает её в одеяло, стискивает в объятиях, как ребёнка. Сакура мотает головой, всхлипывает.

И Гааре кажется, что на какое-то время он возвращается на поле боя: её ледяные пальцы вновь прощупывают пульс на шее, голова прижимается к груди, слушая быстро колотящееся: тук-тук, тук-тук. Слезы градом стекают по лицу. Непослушные руки сжимают ткань чужой одежды.

Прошло несколько лет с тех пор, как они похоронили Наруто и Саске. Но такое… Не забывается. Не забудется никогда.

– Прости, – бормочет Сакура. – Я не смогла. Я не нашла выход.

У Гаары скулы сводит. Внутри всё переворачивается и кромсается на кусочки, пока он по инерции говорит, что всё будет хорошо – Гаара ненавидит эту фразу. Он и Сакура – они до дрожи похожи в стремлении взять всю вину на себя и заверить другого в том, что он сделал всё, что мог. Там, где они оправдывают и прощают другого, запрещают прощать самих себя.

Гаара гладит её по голове, перебирая розовые пряди. Вдыхает запах вишни. Целует в висок. Шепчет что-то совершенно неважное до тех пор, пока она не перестаёт задыхаться и дрожать. До тех пор, пока Гаара не убеждается: она больше не тонет.

Гаара обещал, что позаботится о ней. Он сдержит своё слово. А иначе никак. Иначе – утонет он сам.