«…просто мы на такой полосе,

где друг другу отдали друг друга,

а забрали все»

Я всегда знала, что умею писать хорошо. Но как в каждом из нас задумано что-то, в чем мы отменны просто потому, что так распорядилась природа, я едва ли считала это талантом. Вроде как, если есть люди, которые априори приучены быстро бегать, высоко прыгать или громко петь, то я, далекая от спорта и всей прочей суеты, приучена складывать буковки сначала в хрупкие слова, а затем в серьезные фразы, и не более.

Долгие годы тексты воспринимались мною лишь как механизм знакомства с внешним миром. В ситуациях, когда я по каким-то причинам не могла сказать вслух, то, как правило, брала лист бумаги и начинала писать. Письма (а именно они стали самой первой проекцией личных барьеров во вне) лечили мое сердце, возвращали ушедших близких, знакомили с новыми, говоря за меня о важном и несущественном. Я складывала конверты в большую коробку и хранила их на самой верхней полке в своей читинской квартире. Количество слов увеличивалось, характер менялся, но я по-прежнему продолжала верить, что не делаю ничего, кроме как всего лишь общаюсь на своем собственном языке. Как умею.

Однажды я увидела, как человек, держащий в руках мое письмо, плачет. Внутри меня тогда впервые что-то сломалось. Осознание непреодолимой силы воздействия причинило ощутимую боль, и я решила на какое-то время перестать. Мне было страшно слышать о том, как мой слог лечит или о том, как он спасает. Потому что мы же все хорошо знаем – у медали, как ни крути, две стороны, и если я есть мудрость, то я есть и разрушение тоже.

Но кто спрашивал, чего я хочу (или не хочу)? В семнадцать лет моя неуязвимость и возможность в случае чего спрятаться за очередной громадой фраз пала навзничь перед самым банальным, что только могло произойти. Первое и самое сильное, самое честное мое чувство.

Любовь.

И спустя так много лет я не устаю повторять, что мне тогда действительно очень повезло. Кто в состоянии представить, что за «счастье» свалилось на его молодую, бандитскую и такую же семнадцатилетнюю голову? Я и тонна моих смыслов.

Сегодня нам уже двадцать пять, а я, стыдно признаться, никогда не задавалась вопросом о том, как это было? Стать моим самым преданным слушателем, самым чутким читателем, самым любопытным наблюдателем, самым родным человеком.

И себя я тоже никогда не спрашивала, как так случилось? Стать твоим голосом и твоей же пыткой. У медали две стороны, все мои страхи сбылись.

Что же до поэзии, то писать в рифму я не училась специально. Мне кажется, что этому невозможно научиться. Ты либо чувствуешь так, либо нет. Моя литературная мама Катя Скабардина (единственный человек, кому за все время я позволила править и воспитывать мои тексты) говорила, что есть люди, которые пишут головой и те, кто – сердцем. По ее мнению, я оказалась среди последних, и это значит лишь то, что творчество обернулось тем самым бартером, который я выменяла на право присутствовать в его жизни. Человек ушел, я больше не сумела. Но на всю жизнь запомнила, как это, когда в голове гремит армия десятков залпов, как буквы ищут друг другу пару и как, находя, они толкают тебя с обрыва, чтобы в конечном итоге подарить мир.

Мои первые стишки появились на свет, когда мне еще не исполнилось двадцати одного. Они были достаточно кособоки и уязвимы. Я смотрела на них и думала, что это первая и последняя попытка. Точно так. И тогда один мой близкий друг сказал, «Попробуй сделать это еще раз, но не сейчас. Попробуй, когда почувствуешь, что больше не можешь молчать».

Молчание затянулось еще примерно года на три. Но то, что произошло после, пожалуй, этого хватит, чтобы до самого конца помнить – любовь есть каждое красивое слово, что я только могу придумать.

Здесь – море любви. Каждая буковка, каждая история – все это мое Чувство. Претерпевшее время и боль, знавшее нас счастливыми и близкими, далекими и чужими – все это мое Чувство, и я надеюсь, что каждый, кто возьмет в руки этот сборник, обретет для себя ту самую спасительную величину.

«ну, скажи, любовь моя,

кто о тебе мечтает?»

Все, чем ты наполняешь этот мир

Есть высшей пробы награда,

Неуловимая аллегория смыслов,

Тонкая материя счастья.

Мне бы хотелось не знать

Ни времени,

Ни преграды –

Только смотреть на тебя,

Ах, если только смотреть на тебя,

Чуть дыша.

Говорят, то, насколько мы совместимы,

Можно прочесть на запястьях.

Наивно веря,

Я навстречу делаю шаг.

(18 марта 2020 г.)

«В год, когда у целого мира вокруг земля уходила из-под ног, мой собственный мир будто бы назло расцветал прекрасным садом. Я читала и смотрела первые коронавирусные сводки, пугалась необходимости бросить обучение в магистратуре и уехать, перестала спать и снова начала горстями глотать таблетки. Но было и кое-что другое. Во всей этой карусели переживаний, паники и страха я не могла не думать, как ты? Как ты вообще там можешь? Как этот твой далекий город справляется? Что он сделал для того, чтобы сберечь тебя? Что ты делаешь для того, чтобы сберечь себя?

Это я сейчас понимаю, что мне ничего не стоило просто взять и спросить. Но я трусила показаться сумасшедшей дурой, а потому просто открывала Заметки и начинала сочинять. Как будто бы ты мог меня услышать, или как будто это могло излечить.

В ночь, когда я сложила слова в рифму впервые после долгого перерыва, упала звезда. Это произошло на высоте свыше трех тысяч километров, на пути из Новосибирска в Читу, в самолете, который возвращал меня домой. Я навсегда запомнила, как наблюдала в иллюминаторе россыпь далеких планет и то, как одна из них вдруг решила стать ближе. Я загадала попробовать с тобой нашу смешную жизнь.

Все сбудется уже через пару месяцев, а наутро я, сидя в такси по дороге из аэропорта, вновь обнаружу себя писательницей».

Ты – сама себе Бог.

Послушай, ты – сама себе беспристрастный судья.

И если кто-то из рядом идущих

Решит разменять твоё море на размеренность суши –

Не вини, отпусти таковых спокойно и без нытья.

Прекращай складировать тайны,

Дай волю слабости,

Страху и временами дурному нутру.

Мир, конечно, не обязан кружить лишь тебя вокруг,

Но и ты не обещала ему стать идеальной,

Что само по себе весьма бестолковый труд.

Оставь другим месть

И желание прыгнуть не то, чтобы выше,

Но чтобы с грохотом или назло.

Ты сама себе совесть, слышишь?

А отголоски чужих ошибок –

Это едва ли больше,

Чем бессвязные толики

Ничего не значащих слов.

Пробираясь сквозь тернии

И не тебе принадлежащую спесь,

Полагайся на сердце и, делая выбор,

Прежде все обстоятельно взвесь.

Пусть трудно,

Пусть кажется,

Мол, проще купиться на то,

Что ближе лежит,

Но разве не поэтому только

Ты сама себе вольная птица,

И ты сама себе единственно счастливая жизнь.

(25 мая 2020 г.)