- А что тогда? Соскучился? – я кивнул. Конечно, соскучился! Тогда дед надавил на самое моё больное место:

- А где твои родители? – я запнулся, сначала хотел что-то соврать, потом прикусил язык. Хорошо, коты не умеют плакать. Я сейчас сижу у себя дома, с любимым дедом, и не могу об этом сказать. Вчера папа спросил деда, почему он не выгнал меня на мороз, ни разу не задумавшись, что его ребёнок мог замёрзнуть насмерть. Если знаете, где мальчик может переждать день до вечера, не попав в неприятности, назовите это тёплое место.

Сегодня я должен покинуть родной дом навсегда. Ну, может быть, смогу приходить в гости к деду, даже расскажу сказку, что я его внук. Ага, хвостатый. Я побил по ногам хвостом.

- Я не хочу об этом говорить, - сглотнул я поднявшийся к горлу ком.

- Извини, - неловко сказал дед, встал и начал собирать посуду.

- Деда, оставь, я помою! – остановил я его. Дед удивлённо посмотрел на меня. Обычно я всегда так говорил раньше.

- Ты же болеешь ещё!

- Нет, я уже здоров! – я отодрал краешек пластыря, показывая розовую полоску на руке, вместо вчерашней раны. – На мне всё заживает, как на кошке! – дед улыбнулся и решился погладить меня по голове, помять легонько уши. Я ткнулся башкой ему в живот, муркнул.

- Деда, мне деньги нужны, - невнятно пробормотал я, сквозь мурчание.

- Понятно, нужны, - вздохнул дед, отодвигаясь.

- Ты не понял! – возмутился я, - У меня есть деньги! – я суетливо достал из ремня золотую монету:

- Вот! Это золото! Если ты продашь монету знатоку, коллекционеру, выручишь много! Таких монет в этом мире нет! В Междуреченске, конечно, ходят разные деньги, но таких не видел. Вдруг, не примут? – шепелявил я, проклиная свой неуклюжий язык.

Дед с удивлением рассматривал сверкающую монету.

- Пожалуй, оставлю себе, на память, - сказал он.

- Тогда возьми серебряную, - положил я на стол серебряный пятак.

- Богатенький Буратино, - проворчал дед. Я снова покраснел.

- У меня есть деньги, - промямлил я, - магические вещи немало стоят.

- Наверное, здорово рискуешь, добывая их? – спросил дед.

- Бывает, - кивнул я, закусив губу. Ещё бы! Миа-тян поплатилась за нашу свободу жизнью! Мысленно попросил её подождать в комнате, а то приползла бы ко мне, утешать. Я слез с табуретки, собрал посуду и стал её мыть. Хорошо дома! Открыл кран, горячая вода, есть жидкое мыло, потом холодная вода.

В усадьбе всё приходилось греть самому, на магической плите.

Помыв посуду, пошёл к себе, собираться в дорогу. В шкафу нашёл одежду, из которой Майка выросла, джинсы, свитер, шорты и майки. Для взрослой девочки тоже кое-что нашёл, чтобы не выглядело подозрительно, что собираю вещи только для себя. Примерил джинсы. Нормально, если подпоясаться ремнём, даже не очень видны складки.

Вошёл, постучавшись, дед, посмотрел на кучу одежды, вываленной на кровать, положил на стол деньги.

- Уже собираешься? – спросил он.

- Сегодня вечером уйду в Междуреченск, - ответил я, аккуратно складывая одежду в Майкин рюкзачок, найденный в шкафу.

- Дождёшься родителей? – спросил он вдруг. Я недоумённо взглянул на него:

- Мне к восьми вечера надо. Успею, наверное, попрощаться.

- Не обижайся на них. Ты вчера был так болен, да и шокированы они твоим видом, не могли ничего расспросить. Уверен, постараются сегодня пораньше прийти, узнать о вашей жизни студенческой!

Я уже думал, он догадался обо мне! Если даже и догадался, не поверил сам себе, потому что так не бывает. Останься я в этом теле девочкой, были бы сомнения, что я мутировал, из-за перемещений по пространствам, а так было слишком даже для него.

Но раньше прихода родителей неизвестные люди позвонили деду, и спросили о моём здоровье. Дед сказал, что мне уже лучше. Взглянув на кулон, я увидел, что он стал красным.

- Кто звонил? – поинтересовался я, хотя примерно представлял, кто это мог быть.

- Предлагали поместить тебя в частную клинику, на обследование, - сказал задумчиво дед. - Я ответил, что только с твоего согласия. Тогда сказали, что приедут сюда, проверить твоё самочувствие.

Я проклял выдавшую меня болезнь, пошёл паковать оставшиеся вещи.

- Думаешь, заберут? – спросил дед, входя.

- Думаю. А ты? – пошевелил я ушами. Посмотрел в зеркало шкафа. Было светло, но от волнения зрачки сильно расширились, хоть на кошачьи, с вертикальным зрачком, не очень похожи.

С грустью подумал, что придётся бежать из собственного дома, от самых дорогих людей. Разве что только дед был на моей стороне. В это время открылась входная дверь, и вошёл отец. Один.

Я не долго думал, кинулся к нему, умоляюще заглядывая в глаза, попросил:

- Папа, отвези меня куда-нибудь?!

Папа колебался недолго. Перебросился несколькими фразами с дедом, пока я собирался, и мы быстро добежали до машины. Возле машины я обнялся, напоследок, с дедом, и забрался в тёплый ещё салон.

Папа завёл двигатель, и выехал, за минуту до того, как с другой стороны двора к подъезду подъехала машина «скорой помощи».

Папа спросил, куда ехать, я назвал адрес. Ехали недолго. Остановившись, папа повернулся ко мне.

- Ну что, «сынок»? Рассказывай.

Я молчал, не зная, что сказать.

- Что молчишь?

- Извини, пап, не знаю, что сказать.

- Скажи, кто ты.

- Я? Вася…

- Это я уже слышал. Что с Майкой?

- Не знаю, - признался я, - я давно её не видел.

- Ты всё нам врал? – сердито спросил папа.

- Когда? – удивился я. Папа тоже задумался. В самом деле, я лежал в горячке, ничего им не рассказывал.

- Дед сказал, что ты от Майки, что она прислала тебя за вещами.

- Не совсем так, пап, просто я оказался здесь случайно, и мне некуда было больше пойти. Я оплачу вещи, вот, возьми! – я протянул папе золотую монету. – Это настоящее золото!

Папа посмотрел на монету, отвернулся.

- Убери!

- Мне для вас ничего не жалко! – настаивал я.

- А мне ничего не жалко для друга моей дочери! – отрезал папа. И я замолчал. А что я скажу? Что я его сын? Или дочь?

- А где мама? – спросил я, чтобы что-то спросить.

- На работе, наверное, - слегка пожал плечами папа. – Сейчас, позвоню. – Папа набрал мамин номер, спросил, где она.

- Дома, - мрачно сказал папа, убирая телефон, - там какие-то люди спрашивают о тебе.

Кто спрашивает, я догадался, уточнять не стал.

- Когда уходишь? – спросил он меня.

- В восемь вечера, - уныло сказал я, представив, что предстоит часа четыре провести на морозе. Конечно, я тепло оделся, и обулся в зимние сапожки с шерстяным носком, свитер надел, спортивную шапочку, тёплую куртку, а сверху ещё кошачью шкуру, но болтаться по городу в таком виде не хотелось.

- Может, отвезти тебя к Гришкиной маме? – спросил папа. Я призадумался. А что, это выход! Не ехать же к моим подружкам! Что я им скажу? Что сбежал из зоопарка? Гришкина мама, по крайней мере, знает, где учится её сын, не очень сильно удивится.

- Да, папа, можно, если тётя Валя дома, конечно.

- Почему ты меня называешь папой? – спросил, наконец, папа.

- А как мне тебя называть? – в свою очередь спросил я. Папа подумал и пожал плечами. На самом деле, как мне к нему обращаться? Дядя Антон? Но он мне и не дядя, если разобраться. По имени-отчеству? Мне и так нелегко говорить, и папа это слышит.

Приехали к дому, где жил Гришка. Папа позвонил по телефону сначала, узнал, что мама Гришки дома, и мы пошли в гости.

Поднимаясь по лестнице, я думал, что сказать тёте Вале, зачем мы вообще к ней пришли? Тем более, с мамой Гришки мы почти не встречались. Дома у Гришки мы никогда не были, встречались иногда во дворе, перекидывались парой слов: «Привет! Как дела?», и всё. А тут, в гости!

- Привет! – радостно встретила нас тётя Валя. – Какими судьбами?

- Да вот, знакомься, Вася, - снимая верхнюю одежду, сказал папа, - Он товарищ наших детей, забежал на часок, и мы решили зайти к тебе в гости, передать привет от Гриши, потому что Вася сегодня возвращается.