Я не стал возмущаться, потому что края рукавов и проходы между ними были хорошо видны, и достаточно широки, чтобы пройти по ним, не коснувшись опасных рукавов. Только взглянул на Миа вопросительно, и она улыбнулась мне, успокаивая.

Сжала легонько мою ладошку, и пошла. Спокойно дошла до начала входа, вошла в него…

Я затаил дыхание, боясь моргнуть. И тут… Кошка зачем-то пошла прямо в рукав!

- Нет! – закричал я, - Миа! Нельзя! Правее!

Но уже ничего нельзя было изменить. Кошку приподняло над землёй, скрутило, как будто кто-то выжимает тряпку, кровь брызнула из неё, тут же впитываясь гравитационным рукавом спирали.

Я стоял, не в силах сойти с места, будто прибитый, не веря своим остановившимся глазам. От моей любимой девушки осталась одна шкурка…

- Теперь ты, - подтолкнул меня хозяин. Я не сопротивлялся. Если погибну, не будет так больно от потери.

Дошёл до места гибели Миа-тян, постоял минуту, и отправился дальше. Свободно дошёл до места, где погиб Охотник, на этом месте лежали пояс, сумка, перстни и кулон на цепочке. Недолго думая, надел на себя кулон, застегнул пояс на талии, кольца и браслет, лежавший под сумкой, положил в эту сумку с длинным ремнём. Повесил её на плечо и пошёл дальше.

В центре спирали, на круглом отполированном камне лежали четыре огромных кристалла, с мой кулак каждый. Один прозрачный, с радугой внутри, второй изумрудно-зелёный, третий рубиново-красный, и четвёртый тёмно-бордового цвета, как будто в нём запеклась кровь.

Без всяких чувств взял их по одному, и отправил в сумку. Постоял, совершенно опустошённый.

Что стоило пойти мне сразу? Не было бы этого чёрного горя внутри меня!

Выйдя из лабиринта, отдал сумку хозяину, а пояс и кулон не стал. И не было желания их отдавать.

Стоял и смотрел на скрученную потусторонней силой шкуру кошки.

- Попробуй её взять, - предложил Охотник, - если сумеешь, будет у тебя память! – и я пошёл, нисколько не сомневаясь, что смогу отнять её у облака.

Подошёл, взялся за свисающий хвост, потянул на себя…

Сначала шкура сопротивлялась, потом легко скользнула ко мне, видимо, после того как я забрал кристаллы, сила притяжения ослабла, сама забралась на плечи, обняла, и на голову упал капюшон с ушами.

У меня появилось ощущение, что кошка взяла меня в свои объятия. Тогда я взял, и поверх шкуры, ставшей совсем кошачьей, чёрно-белой, застегнул пояс. Погладил её, и в голове послышалось тихое мурчание.

Конечно, это было очень слабое утешение обрушившемуся на меня горю, но безразличие слегка отступило, я снова мог слышать голос Учителя, выполнять его команды.

Мы вернулись к морю, я послушно держался за руку хозяина.

- Ты снова стал говорить? – спросил он меня.

- Та, - кивнул я.

- Одевайся, пойдём домой, - я отрицательно потряс головой, погладив шкуру ладошкой.

- Думаешь, так лучше?

- Та, тах луше, - с трудом проговорил я. Лучше, потому что я вдруг понял, что хорошо вижу Подгорье.

Теперь могу ориентироваться в нём, как во дворе хозяина. Все опасные места хорошо были видны, безопасные тропинки сливались в одну большую Дорогу, ведущую в неизведанные дали.

Наша одежда и рюкзаки лежали на берегу, возле бревна, где мы совсем недавно ласкались с Миа.

Я сел на бревно, и тут меня скрутило, даже дыхание прервалось. Рядом присела Лиса.

- Если умеешь плакать, поплачь, - шептала она мне в ухо. Но коты не умеют плакать, даже воют, только вызывая на бой соперника. Тогда я жалобно замяукал, звал любимую, как потерявшиеся котята зовут маму. Глядел пустыми глазами вдаль.

С другой стороны, от меня, опустился на бревно Волк, суровой волчьей рукой обнял меня, запел песню смерти. Лиса тихо подпевала.

Долго я вдыхал запах девушки, прижав её одежду к лицу. Потом аккуратно сложил всё в рюкзак, и мы пошли домой, с богатой добычей, но без Миа-тян.

Краем сознания заметил, что не выходим на тропинку, ведущую прямо к нашему порогу, а идём непроторенным путём. Получалось, будто ломимся сквозь заросли, когда совсем рядом безопасная, хоть и узенькая, тропка. Но ничего никому не сказал. Взрослым виднее. Отправили за добычей одного ребёнка, погиб. Отправили следующего. А если бы я погиб? Прокладывали бы дорогу камешками?

Я не бунтовал ещё против рабства, так, мысль скользнула и пропала. К тому же, хозяин явно огорчился потере Миа, и мне очень сочувствовал.

Когда пришли, я всё делал механически. В спальне застелил нашу с кошкой кровать её шкурой, под подушку спрятал пояс, кулон не решился снять, без него уже чувствовал себя слепым котёнком.

Я побежал к нашему с Миа бревну, где мы точили когти и мечтали о будущем.

К моему удивлению, Миа там не было. Я мяукнул, призывая кошку, сел на бревно, и погладил место, измочаленное её когтями. Тут пришло понимание, что больше никогда не увижу её. Всё вокруг будет, а моей подружки – нет.

Пришёл хозяин, присел рядом, приобнял меня за плечи.

- Крепись, котёнок, - ласково сказал он, - многие через потерю любимых проходят. У меня тоже потерялась любимая, сколько лет прошло, не могу забыть.

- Ты, конечно, теперь свободен, но я ещё могу облегчить твою боль. Хочешь? – Учитель достал из кармашка на поясе знакомый по неприятным ощущениям магический камень, - Успокоишься, поспишь спокойно.

Я отрицательно покачал головой. Это моё горе, дайте мне его пережить.

- Тебе решать, - вздохнул хозяин, - Хотя, может быть, ты прав. Взрослые забываются в вине, а то и в наркотиках. Но если терпеть будет не в силах, не стесняйся, помогу. – Шеннгирр ласково пригладил мне уши, и ушёл. А я поплёлся в спальню, где лежала память о девушке.

Раздевшись совсем, сел на кровать, обнюхал себя, и начал вылизывать места, где касалась в последние часы Миа.

Вылизал живот, тщательно обработал яички. Потом опомнился, прикусив зубами нежную кожицу.

Нет, надо остановиться, так и тронуться можно, подумалось мне, хотя вылизывание здорово меня успокоило. Эдак можно до животного состояния опуститься.

В это время в спальню зашли Волк и Лиса.

- Хорошее дело! – одобрил Волк, - Пойдём, лучше мы тебя в бане помоем. На выбор. Лиса, я, или сразу оба? Мы твои должники, всё-таки. Нас ты тоже, можно сказать, выкупил, мы теперь ничего Шеннгирру не должны за обучение. Поднимайся, хватит сидеть в такой неудобной позе! – оказывается, я так и не разогнулся!

- Может, он застрял? – пыталась шутить Лиса, - Отнесёшь его на руках?

- Умница, Лиска! – обрадовался Волк, и взял меня на руки. Как он всё-таки силён! И совсем ненамного старше меня. Не на много? Вдвое? Я не стал сопротивляться и вырываться, почувствовав себя маленьким котёнком.

- Может, усыновим Васю? – полушутя, полусерьёзно предложила Лиса.

- Посмотрим на его поведение! – таким же тоном ответил Волк.

Баня уже разогрелась, и они, вдвоём, принялись за меня. С трудом я выдержал запах мокрой псины. Всё-таки запах мокрой кошки гораздо приятнее. Хотя усердие этих двух зверолюдей на самом деле притупило мою душевную боль.

Посчитав, что я уже чистый, Волк завернул меня в полотенце, и отнёс в спальню. Там засунул под шкуру Миа-тян, и ушёл. Шкура обняла меня, и потихоньку замурлыкала. Приковылял заяц Митька, попросился на руки. Отчаяние отступило, показалось, я опять в кругу друзей. Успокоившись, заснул, и мне не снились кошмары.

- Наш котёнок опускается, - сказала за завтраком Лиса, откусывая кусок от шмата сырого мяса. Делать рулетики было некому, Лиса и Волк готовили теперь попеременно. Варили мясные супы с овощами, иногда жарили мясо, но чаще нарезали его крупными кусками, раскладывали по тарелкам, и подавали нам, потому что без сырого мяса у нас заболевали животы.

- А что такое? – нахмурился Учитель, с трудом пережёвывая кусок хорошо прожаренного мяса.

- Одеваться не хочет, всё время бегает голышом, разговаривает только с Митькой, игрушкой.

- Зарядку делает? Умывается?