— В горле пересохло, э? — подмигивая, спрашивает он.

— Хе-хе, — неопределенно хмыкаю я.

Взяв кружку, я усаживаюсь на лавку, чтобы на этот раз насладиться пивом не спеша. Впереди вся ночь, и я не намерен спать. В Асме у меня куча дел, и далеко не все их следует решать при дневном свете. Я не чувствую себя готовым разгуливать по городу с открытым лицом. Слишком многие могут заметить мое сходство с пока еще живой син-фирой. А когда Инетис объявит муженьку, что снова взялась за старое, кто-то может вспомнить о том, что накануне по улицам Асмы расхаживал ее близнец.

Я потягиваю пиво и не обращаю внимания на происходящее вокруг, пока мне на плечо не опускается тяжелая рука.

Подняв голову, я вижу коренастого мужика в добротно сшитом корсе. Спутанная борода закрывает лицо почти до самых глаз, в ухе вместо серьги — денежное кольцо, мелкий размен, на который сейчас можно купить разве что кулек исума. Он не пьян, и оттого рука на плече мне нравится еще меньше. Я делаю невозмутимое лицо и ставлю кружку на стол, чтобы в случае драки не пролить пиво зря.

— Я внимательно слушаю тебя, благородный.

— Ты не кажешься мне внимательным слушателем, благородный, — говорит мужик, и я понимаю, что и ночью по Асме с открытым лицом ходить особо не стоит. — Где-то я видел твое лицо. И мне оно не нравится.

Я поднимаюсь с лавки. На нас никто не обращает внимания — мужик говорит тихо, обращается только ко мне и выглядит прилично. Обычный горожанин, встретивший в самдуне другого обычного горожанина.

— Давно ли птица воротилась в наши края? — спрашивает мужик, глядя на меня сверху вниз.

Несмотря на то, что в Тмиру меня называют высокорослым, этот асмориец оказывается выше меня на целых полголовы. Я задираю голову и внимательно всматриваюсь в темные карие глаза.

— Птицы всегда прилетают домой с наступлением Жизни, — отвечаю я.

Мужик кивает, хлопает меня по плечу, чуть не сбив с ног и, отвернувшись, кричит хозяину, чтобы наливал пива.

— Ты переигрываешь, Орвинис, — говорю я тихо, наконец, разглядев за бородой лицо своего давнего друга. — Я тут пытаюсь не привлекать внимания, если ты не заметил.

— Рад видеть, старина! — заявляет Орвинис, открыто скалясь мне в лицо.

Он с нескрываемым удовольствием снова шарахает меня по плечу и идет за пивом, пока я растираю место удара. К счастью, на его крик только хозяин и обращает внимание. Играющие в фигурки мужчины в дальнем конце нашего стола слишком заняты, разбивая партию, одинокие посетители поглощены пивом и своими ночными думами. Я оглядываю каждого из них мимолетным взглядом, который наверняка не покажется назойливым, даже если его заметят, усаживаюсь обратно на лавку и жду.

У Орвиниса тяжелая рука. Десять Цветений в охране дома правителя, еще два — в личной охране Мланкина, в обнимку с друсом, смертоносным копьем с наконечником из железа и камня, скрепленных вместе боевым заклятием. Он настоящий силач.

Мланкин не отказался от друсов даже после того, как запретил магию. Был бы дураком, если бы отказался. Тяжелое копье в мирное время с трудом удерживал в руке взрослый мужчина. Во время боя метнуть его в противника — и пробить тело насквозь — могла даже хрупкая женщина вроде Инетис.

Орвинис возвращается с пивом, и усаживается рядом со мной на лавку. Он косится на играющих в фигурки мужчин, но ничего не говорит, когда понимает, что я заметил этот взгляд.

— Ты поздно, — говорит он. — Я жду тебя уже десять дней.

Я пожимаю плечами.

— Время сейчас такое. Слишком много на дорогах асморских воинов. Останавливают, допрашивают честной люд.

— Уже виделся с ней? — в голосе Орвиниса слышится почти благоговение.

Он знает Инетис с момента, как она приехала в Асму испуганной девчонкой шесть Цветений назад. Ему пришлось окунуть меня в колодец у дома Мланкина, когда я собрался на следующее утро после нашего приезда раскроить ему башку.

Я отпиваю из кружки, вспоминая, как это было.

— Виделся, — говорю я. — Прокрался, как вор, в дом зятя, чтобы увидеться с собственной сестрой.

— Она была жива? — глаза Орвиниса не отрываются от меня.

— Да, — говорю я, спокойно на него глядя. — Когда я был там — была жива.

Со стороны мы выглядим, как мило беседующие старые друзья. Орвинис кладет на стол руки, обхватывает ладонями кружку, смеется. Я улыбаюсь в ответ, отпиваю и причмокиваю. Пиво и в самом деле вкусное. Горьковатое, холодное, оно освежает, а не пьянит. Я неожиданно чувствую, что голоден, и вспоминаю, что не ел уже пару дней. Вечерничать здесь нечем, в самдунах обычно подают только пиво и легкие закуски. Я прошу хозяина покопаться в закромах, и он приносит пару вчерашних жаренных на угле лепешек и кусок копченого мяса. Денежные кольца в кармане бренчат уже не так радостно, как раньше, но я напоминаю себе первое правило мага — не колдовать на голодный желудок, и с чистой совестью кладу мясо на лепешку и ем.

— Несколько дней назад правитель получил известия с юга, — говорит Орвинис, пока я жую. — На одну из деревень на краю Шинироса напали разбойники с магическим оружием. Пришли из-за реки. Наделали шуму, сожгли и разграбили деревню, убили мужчин. Женщин и детей увели.

Я не перебиваю, зная, что заговорил об этом он совсем не зря.

— Мланкин отправил в Шин мигриса, чтобы разобраться, в чем дело.

Лучше бы он в вековечный лес отправил этого мигриса. С посланием для магов о том, что их изгнание окончено и можно возвращаться в мир.

Я только качаю головой и впиваюсь зубами в мясо.

Мланкин упрям, он вряд ли даже задумался над тем, чтобы снять свой запрет из-за какой-то кучки разбойников, нарушивших границу. Через Шиниру всегда лезли желающие поживиться. Ограбить пару-тройку деревень, увести скот и красивых женщин — чем не развлечение? Похоже, что на этот раз было все серьезно. С каких это пор шиниросский наместник… — Асклакин? Аскликан? — не в состоянии сам разобраться с парой десятков разбойников?

— Мигрисом поехал Чормала, — говорит Орвинис. — Мы с ним выпили на дорожку кружку-другую по старой дружбе, и он рассказал мне, что владетель дал ему очень важное задание.

— Привезти новую жену?

Орвинис отпивает из кружки.

— Нет, наследника.

— Хе-хе! — говорю я, перестав есть и глядя на него. — Ты не шутишь? Уж не хочешь ли ты сказать…

— Что наследник в Шиниросе, — утвердительно говорит Орвинис, оттирая рот рукавом корса.

Я доедаю мясо и допиваю пиво. Желудок просит еще, ему мало после двух дней вынужденной голодовки, но на этот раз я на его уговоры не поддаюсь. То, что сказал Орвинис, важно. Очень важно, и это напрямую касается цели моего приезда в Асму, если не считать, конечно, болезни Инетис.

Млакин воспитывал сына и наследника по старой традиции, которая не менялась вот уже сотню Цветений. Сразу после рождения, показав ребенка только матери и магу, который накладывал на мальчика первородное заклятие крови, правитель отдавал его мигрису. Тот забирал младенца и увозил в Шинирос или Тмиру, Хазоир или Шембучень, или даже в Алманэфрет — куда решал правитель. Мальчика помещали в выбранную наместником земли семью, где он рос как обычный ребенок, обучаясь всему тому, чему учатся обычные дети. Охота, рыбалка, работа в кузнице, уход за животными, травы. Обычно выбирали семью какого-нибудь славного воина, и тот помимо всего прочего обучал будущего правителя тонкостям своего мастерства. Мланкина растили в Тмиру, и Инетис он, видимо, заприметил еще там, когда приезжал со своим вторым отцом на ярмарку работников. Мой отец часто брал с собой нас обоих. Считал, что умение разбираться в людях не будет лишним ни парню, ни девушке.

Когда наследнику исполнялось двадцать Цветений, за ним приезжал мигрис. Без объяснения причин юношу везли в столицу, где счастливый отец-правитель и раскрывал ему тайну его рождения. Слезы, объятия, вино рекой, да здравствует син-фиоарна. Каждый ребенок, родившийся в одно Цветение с наследником, мог надеяться и ждать, что однажды в дверь его дома постучит мигрис. Весть об объявлении наследника «чудесно найденным» разбивала вдребезги немало мальчишеских мечтаний.