Рене с товарищами пообсуждали немного, не шарлатан ли он, но вскоре тема разговора сменилась, и за столом снова зазвучал беззаботный смех. Тем временем другие завсегдатаи заведения лишь дивились, глядя на этих современных матадоров, живших, похоже, в совершенно ином, параллельном мире, пронизанном славой и не ведающем страха. Так ведь это и был тот самый мир, в который Рене стремился с самого раннего детства.[21]
Рене обошел вокруг своей Bugatti Brescia с окантовкой решетки радиатора в форме подковы. Последняя проверка. На 25 февраля 1926 года ему всего лишь 20 полных лет и требуется письменное согласие матери для допуска к заезду в гору до Ла-Тюрби, стартующему с окраины его родной Ниццы. С учетом его мальчишеского лица удостоверение личности от него точно потребуют. Кепка ему велика, пиджак и брюки тоже, и выглядит он в целом как юнец, заблудившийся по дороге на танцы.
Юный Niçois[22] втиснулся в плетеную чашку сиденья, смонтированную с помощью деда. Крылья и фары с кузова снимать не пришлось, поскольку Рене заявился в категорию спортивных, а не гоночных авто[23], посчитав, что в ней у него больше шансов на победу среди семидесяти пяти участников состязания.
А вот и его брат Мори́ с с пусковой рукояткой – совладелец Brescia и сопровождающий бортмеханик Рене. Морис на год старше и на полголовы выше Рене – и всегда был начисто лишен присущего младшему брату адского духа беспечной дерзости. Именно поэтому Морис и настоял на своем участии в гонке. Ведь ради победы Рене пошел бы и на сальто-мортале над пропастью, но только не со старшим братом на борту, – его жизнью он рисковать не вправе. Так что, следить за стрелками приборов для Мориса – дело второе.
У стартовой линии – их мать Клелия и сестренка Сюзанна – живо подбадривают. Рене открывает запорный краник (отсекающий клапан) топливопровода, четырьмя качками топливного насоса слева от себя нагнетает давление в бензобаке. Готов, – кивком показывает он Морису. Рывок рукоятки, и четырехцилиндровый мотор Brescia объемом 1,5 л пробуждается со звонким блааааааттттт… блаааааатттт… блааааааттт.[24] Легендарный автожурналист Кен Парди не даром писал, что «мотор гоночной Bugatti, когда он в полной исправности, всегда звучит так, будто его вот-вот разнесет на куски». Морис влезает в открытую кабину и пристраивается справа от Рене, из выхлопной трубы стелется шлейф сизоватого дыма.
Стартовые судьи направляют Рене к исходной позиции в начале подъема. Там Brescia застывает в одиночестве с деревянными брусками под задними колесами во избежание скатывания назад при нажатии на педаль сцепления. Над головой – безоблачная синева.
Педалью газа Рене извлекает из звонкоголосого движка гортанные рррррраап… ррррррааааппп… ррррраааааа-апппппп. Сизый дым теперь уже́ густой пеленой застилает дорогу позади него. Не сводя взгляда со стартового флага, он стискивает пальцы на руле, наклонив к нему туловище. По телу пробегает нервная дрожь. Морис для страховки упирается рукой в стойку ветрового стекла. Другая ладонь у него, как водится, в кармане, поглаживает кроличью лапку, – этот талисман всегда при нем.
Братья понимают друг друга без слов. Без малейшей задержки стремительно рвануть со старта – вот что здесь главное.
Вот рефери на старте поднял флаг. Теперь лови момент!
Прохождение трассы займет считанные минуты. Рене нужно быть на пике формы. Повороты – впритирку. Прямые – на максимуме. До финиша – на голых нервах.
Флаг падает.
Рене топит газ и отпускает сцепление. Brescia взмывает вперед и вверх – к первому крутому виражу.
Ла-Тюрби считается прародительницей гонок в гору, а первым ее победителем в 1897 году стал владелец шинного производства Андре Мишлен, прошедший эту трассу на двухтонном паромобиле De Dion-Bouton со средней скоростью 30 км/ч. Трасса проходила по наполеоновской постройки серпантину Гранд-Корниш, ведущему в горы на высоту 540 м над уровнем моря. Опасный маршрут, славящийся резкими перепадами высот, нависающими над головой скалами, умопомрачительными проездами по узким уступам над ущельями, крутыми извивами под острым углом, – изначально проруб ленная еще древними римлянами, – и с таким числом поворотов, что и арифмоман собьется со счета. Финиш трассы находился в очаровательной горной деревушке Ла-Тюрби.
Чем выше в горы загонял Рене свою Brescia, тем извилистее становилась дорога. Низкий каменный бордюр над обрывом едва ли внушал доверие. Выруливая из петли на Мон-Гро неподалеку от купола обсерватории Ниццы на вершине этой горы, он резко ускорился. Даже если Морис и взывал к брату с мольбами не гнать сломя голову, Рене его не слышал за протяжным лающим воем мотора.
Рене состязался один на один с хронометром. Других машин для соизмерения себя ни впереди, ни позади не было. Скорость – это все. Побеждает показавший лучшее время, и ему дана единственная попытка, чтобы выстрелить без промаха. Он должен ехать на пределе, испытать себя на бесстрашие – и из Brescia тоже все выжать до предела. Сотые доли секунды могут определить победителя.
На входе в следующую шпильку он понижает передачу до второй. Как ни ставят братья ноги в распорку с бортами, на вираже их с Морисом сплющивает в сэндвич. Затем на выходе из поворота Рене быстро ускоряется, и рррааааппппп-ррррррааппппппппп — его Brescia эхом разносится по окрестным склонам. До следующего виража какие-то десятки метров. Никакого смысла беречь мотор или протекторы шин. Слишком коротка эта трасса. Всю доступную ему концентрацию он до капли вкладывает в борьбу с земным притяжением и неумолимым ходом времени.
Эту трассу Рене проезжал бессчетное число раз. Он наизусть знает каждый изгиб, выбоину, вираж и подъем, – все это детальной топографической картой запечатлено в его мозгу. Он с точностью до дюйма помнил точки входов в повороты, время, траекторию скольжения Brescia ко внешнему радиусу перед входом в следующий вираж, оптимальную передачу и момент ее включения для каждого отрезка трассы.
Были моменты, когда Brescia, казалось, некуда деваться кроме как врезаться в отвесную скалу или сорваться с обрыва. Но Рене ухитрялся выходить из поворота за поворотом целым и невредимым, иногда пользуясь ручником справа от себя для усиления заноса на входе в вираж, чтобы сразу энергично ускориться, оказавшись на прямой.
И вот, наконец, выход на плоское нагорье. Впереди по обе стороны трассы густая толпа встречающих – дамы в длинных платьях, господа в костюмах, дети жмутся к их ногам. Финиш.
Рене выжал из мотора все без остатка, пересекая финишную черту в клубах пыли и брызгах щебенки из-под колес.
Целая жизнь, казалось ему, прошла с момента старта. А по секундомеру – 5 мин 26,4 с; средняя скорость прохождения трассы – 69 км/ч. Очень хорошее время, лучшее в Ла-Тюрби для машин с двигателем его класса.
Теперь нужно было дождаться финиша всех остальных.
Состязания завершились ранним днем. Отличный результат в абсолюте показал «чемпион Ривьеры» Луи Широн – 5:01. Рене – шестой в общем зачете, но в своем классе «спорт» обошел ближайшего соперника почти на полторы минуты. Буря оваций, море поздравлений, сияющая медаль, щедрые призовые и торжественный ужин в Ла-Тюрби стали ему наградой за величайшую на тот день победу.[25]
Все складывалось вроде бы прелестно, но Рене не терпелось стать профессиональным автогонщиком. Невероятно экзотическим был этот зов сердца для сына еврейского торговца средней руки, но именно этого – и ничего иного – ему хотелось больше всего в жизни.
В детстве Рене однажды подбил Мориса, сестренку и ее подружку прокатиться с ветерком вчетвером на своем двухместном педальном автомобиле под гору по самому длинному в Ницце склону. Бояться нечего, клялся Рене. И все бы хорошо, вот только не учел он, что хлипкий ручной тормоз не способен будет замедлить бег разогнавшейся до бешеной скорости машинки, тяжело груженой четырьмя детскими телами. Пришлось Рене, чтобы не слететь в реку, резко повернуть руль влево и устроить «перевертыш». Мориса позже рвало. Рене же запомнил лишь восторг от пережитых острых ощущений.[26]
