Между тем всадники уже практически поравнялись с засадой, и я поспешил укрыться за дубом, довольно подробно разглядев наших врагов. Успел отметить, что последние защищены лишь стегаными халатами, не имеющими никаких металлических вставок, да легкими круглыми щитами, у большинства все еще притороченными к седлам! Помимо луков со стрелами и легких сабель только трое половцев вооружены также недлинными копьями…

Тот факт, что на моих глазах убили человека – крик боли был явно не фальшивым, к тому же половца во время удара стрелы в грудь ощутимо дернуло и явственно толкнуло назад, после чего он буквально вылетел из седла! – меня практически не тронул. То, что это не реконструкция, в принципе, уже очевидно… Если только я вдруг не оказался участником съемок очень крутого исторического блокбастера с профессиональными каскадерами и космическим бюджетом, раз создатели позволили себе реальные клинки, а не киношную бутафорию! Но ведь помимо некоторых воспоминаний ко мне начали приходить и чувства Егора. А с ними к врагу, являвшемуся на Русь пограбить, да угнать баб и детишек в полон, да побить стрелами и порубить саблями безоружных, проснулась стойкая, непримиримая ненависть. Помог и тот сон, когда я уже был Егором, – появившиеся чувства не были мне незнакомы!

Интересно, что это?! Понятно, что не попадание в собственном теле, а значит что? Переселение души?! Или это все еще сон?! Впрочем, последнее вряд ли. Во сне я именно что был русским дружинником, сражающимся в Пронске, и смотрел на все происходящее как бы со стороны, в то же время управляя воином. Теперь же я являюсь именно что собой, и все происходящее вижу, чувствую и осязаю от первого лица…

– Как только окажутся повернуты к нам спиной – бей!

Голос Кречета продрался ко мне словно сквозь пелену, и я тут же потянулся к туго набитому колчану, закинутому за спину, в коем покоится навскидку не менее двух с половиной десятков стрел. Пальцы правой руки при этом предательски задрожали, я только сейчас прочувствовал, как бешено бьется в груди сердце, и осознал, как же сильно я взволнован и напряжен!

– Давай!!!

Уже даже не пытаясь выбрать подходящую стрелу из колчана, я резко выпрямился, подхватив первую попавшуюся, одновременно с тем крепко-крепко сжав лук, и рванул вперед, обегая дерево! А когда мне открылись спины скачущих за половчанами всадников, тело заработало словно само по себе: я развернулся к врагу левым боком, расставив ноги на ширине плеч и развернув носок левой вперед. Подняв лук на уровень плеч, я одновременно с тем наложил на тетиву срезень с ромбовидным наконечником, расширяющимся к острию, с привычным (!) усилием оттянув оперенный кончик стрелы к правому уху. При этом я будто прочертил глазами линию по ее древку и далее, соединив с корпусом скачущего впереди половца, и тут же взял упреждение, так, чтобы наконечник оказался чуть правее и выше цели…

На несколько невыносимо долгих мгновений я замер, не в силах разжать пальцы и отправить в полет стрелу, что наверняка поразит врага, нанесет тому широкую и глубокую рану! Наверняка смертельную… Но вот убить я оказался просто не готов. Несмотря на сон, в котором уже убивал половцев руками Егора, несмотря на всю его ненависть к степнякам… Я просто не смог убить живого человека!

И ведь все остальные дружинники уже успели выстрелить! Микола промахнулся, громко при этом ругнувшись, Кречет и Захар попали точно, убив выбранных ими противников, а стрела Лада лишь зацепила руку одного из всадников… Мои же пальцы, удерживающие собственную стрелу, уже начали дрожать от напряжения – сила натяжения у лука ведь какая! Но при этом и опустить его я тоже не могу – бойцовские инстинкты дружинника не позволяют!

Мои метания прервал степняк, выбранный мной в качестве цели. Осознав опасность при виде погибших сородичей, он тут же резво развернулся в седле и вскинул собственный лук, целя уже в меня! И тогда, понукаемый страхом и переполненный отчаянной решимостью, я последним напряжением сил сделал еще одну поправку по наконечнику, вправо-вверх, а после, вскрикнув, отпустил, наконец, стрелу! Правую щеку при этом легонько обдало воздухом, а в следующее мгновение левую жестко пробороздил наконечник срезня половца! Громко закричав от резкой и неожиданной боли, я на мгновение зажмурился, но вместо того, чтобы потянуться правой рукой к ране, схватился за следующий срезень в колчане. А раскрыв глаза, увидел, как валится из седла мой половец с распоротым стрелой горлом, заливая халат кровью из широкой резаной раны…

Я убил человека! Я убил… Это, блин, точно не реконструкция!!!

И ведь кажется, что будь мой наконечник чуть уже, враг бы отделался легким испугом! И кто знает, как бы дальше дело пошло, половец ведь сам чуть не убил меня, выстрелив практически без прицеливания, навскидку!

Однако поразив одного из кочевников и остро зарефлексировав после, я едва не упустил второго, развернувшего коня и поскакавшего прямо на меня! По ходу именно потому, что остальные дружинники вновь спрятались за деревьями, в то время как я остался стоять возле дуба живым памятником собственной тупости…

В этот раз я отправил стрелу в полет не задумываясь, даже с легким оттенком злорадства, вот только мой противник успел уже изготовиться и умело закрылся от срезня щитом. А в следующую секунду он ловко перехватил висящее за правым плечом копье, нацелив его острие мне в грудь!

Я испытал легкое чувство дежавю при виде летящего ко мне во весь опор всадника, вот только во сне мне противостоял пешец с копьем, а не конный! Но замерев истуканом на месте, я все же потянулся правой рукой к сабле, уже сжав пальцами ее потертую рукоять, впрочем, совершенно не понимая, как сумею отклонить клинком удар половца, набравшего инерцию на скаку…

Однако враг до меня так и не доскакал: свистнула над левым плечом стрела, выпущенная из-за спины, и вонзилась скакуну в шею, заставив того жалобно, громко заржать и встать на дыбы! Сзади раздался довольный возглас Микулы, а раненая лошадь меж тем начала бить по воздуху передними копытами, словно пытаясь ими достать древко вонзившегося в тело срезня… Спустя секунду животное рухнуло набок; всадник, впрочем, успел выскочить из седла. Выронив при падении копье, он сохранил щит и успел уже выхватить из ножен саблю, не сводя с меня полного ненависти взгляда!

Я даже не понял, что подтолкнуло меня навстречу половцу, что заставило побежать вперед, обнажив собственный клинок и одновременно потянув левой рукой чекан из-за пояса! То ли передавшаяся от Егора ненависть к степнякам, то ли уже моя собственная ярость, рожденная страхом неминуемой смерти, что сковал тело всего несколько мгновений назад, да болью в рассеченной щеке! Так или иначе, но к противнику я подскочил, приглушенно рыча; тот решил играть от обороны и прикрылся щитом, готовя собственную атаку… Однако в реконструкции я в течение последнего года занимался не спустя рукава, до нее был какой-никакой опыт в единоборствах, а главное, мне, похоже, передалась вся мышечная память Егора!

Сблизившись с половцем, я широко ударил топором слева направо, подцепив чеканом край щита и буквально раскрыв противника. А вот дальше рубанул уже саблей, развернув кисть к себе и от души полоснув по незащищенному бедру врага снизу вверх! Тот припал на раненую ногу, и рука с щитом рефлекторно пошла вниз, чтобы прикрыть бедро, а я меж тем, развернув кисть, обрушил лихой секущий удар сверху вниз по диагонали, целя в шею!

В следующий миг мой клинок ощутимо дернуло – он встретился со сталью вскинутой вверх половецкой сабли, но удар вышел слишком тяжелым, чтобы его удержал не очень жесткий блок, и мое оружие скользнуло вниз, провалив защиту половца и самым острием пробороздив плоть над его кадыком…

Расправившись со вторым врагом, я оторопело замер, только теперь осознав, что представляю собой отличную мишень для умелых в обращении с луками всадников и что меня легко мог зарубить (или заколоть!) подскочивший сбоку степняк! Но мне повезло: меткий, словно снайпер, Захар ссадил второго ворога, попав тому точно в лицо стрелой, прошедшей над самой кромкой щита, а Лад добил свою жертву вторым удачным выстрелом… Кречет же расчетливо ссадил еще одного половца: его срезень по касательной пробороздил голень всадника и одновременно с тем впился в лошадиный бок! Отчаянно заржав, кобыла сбросила наездника.