Корделия:
— Убедилась?
Мадам Романович в растерянности трясет гламурный гаджет. Голос повторяет: «Набранный вами номер не существует»
Мадам Романович:
— Фу, не работает.
Корделия и Мартин переглядываются.
Мадам Романович:
— Мой адвокат сказал, что я должна подать на тебя в суд.
Корделия:
— За что?
Мадам Романович:
— За присвоение движимости. Вот моя движимость. (Тыкает в гаджет и виртуальный Кеша начинает танцевать) И эту движимость ты должна мне вернуть.
Комментарий к День девятый
*Новый Монтик (глам.) - Новый Монте-Карло
========== День девятый (продолжение) ==========
Планета Новая Москва. Квартира Корделии Трастамара.
Сцена первая
Гостиная с выходом на террасу и летную парковку. На парковке постреливает искрами розовый «Бентли» в стразиках. Хозяйка «Бентли» в розовом платьице, закинув одну нарощенную ногу на другую, сидит в кресле и победоносно оценивает далеко не выдающиеся параметры Корделии.
Корделия:
— Так ты, подруга, сначала докажи, что движимость твоя. А то не по понятиям как-то, приходишь, предъявы кидаешь. А пруфы где?
Мадам Романович растерянно хлопает нарощенными ресницами. Видно, что дается ей это нелегко. Аж кожа на затылке шевелится. И мыслительный процесс доставляет неприятности.
Мадам Романович:
— Пруфы? Ой, а у меня голочка есть.
Из гламурного гаджета со стразиками извлекается голография. На ней предстает замысловатое сплетение гуманоидных конечностей. Угадывается присутствие нарощенных до седьмого номера артефактов. Корделия и Мартин одновременно склоняют головы набок, пытаясь уяснить пространственные ориентиры.
Корделия:
— Это 82-я позиция из Камасутры?
Мадам Романович:
— Нет, 123-я.
Корделия (со вздохом):
— Какая же я темная. Даже вспомнить будет нечего.
Мадам Романович:
— Называется «Я и Пуся».
Мартин:
— Чего она делает?
Корделия:
— Мартин, это три слова. И вообще, тебе лучше не знать. Ты еще маленький.
Мадам Романович тем временем извлекает еще несколько голоснимков того же содержания. На одном из них угадывается вдохновенная мордочка Кеши. Он похож на художника, трудящегося над очередным шедевром. За диваном слышится возня, раздаются глухие удары и обещания кому-то чего-то там подправить. Звучит слово «морда». Мадам Романович с изумлением оглядывается на шум. Корделия предостерегающе постукивает пальцами.
Корделия:
— Эй там, на галерке, тише, пожалуйста. Вы главного протагониста с мысли сбиваете. (Собеседнице) Продолжай, подруга. Еще голочки есть? Занятное зело зрелище.
Мадам Романович (слегка выбитая из колеи):
— Вот же я показываю. Я и Пуся в сауне. Я и Пуся в бассейне. Я и Пуся везде.
Снова шум и вздохи за диваном.
Мартин (по внутренней связи):
— Так ты у нас Пуся! А то Кеша, Кеша. Ну какой ты Кеша, тем более Иннокентий. Пуся! А уменьшительное как? Пусечка? Или Пусенок? Пуселек? Пусишка?
Кеша (по внутренней связи):
— Ладно, ладно, смейся. Будет и на твоей улице гей-парад.
Корделия:
— Да-а, пруфы железные. Не отвертишься. Мартин, надо признаваться.
Мартин скоропостижно изображает скорбь.
Мартин:
— Нет, не надо, только не это. Я не вынесу. Это разобьет мне сердце.
Корделия:
— Мартин! Я все понимаю, я знаю, что ты чувствуешь. Это трагедия. Настоящая трагедия. Но увы… Dura lex sed lex.
Камилла (из-за дивана):
— Во-во. Дура она.
Мартин:
— Это неправильный закон. Несправедливый. Я не буду подчиняться!
Корделия:
— Мартин! Надо, Федя, надо. Ты же у меня хороший, послушный киборг. Или ты хочешь, чтобы я тебя в угол поставила?
Мартин издает страдальческий всхлип.
Корделия (прилагая неимоверные усилия, чтобы не расхохотаться):
— Мартин, мы должны достойно пройти это испытание. Соберись и зови своего… хм… Пусю.
Мартин (закатывая глаза):
— «Зажечься страстью, видя страсть чужую, и ревновать, еще не полюбив…»
Корделия:
— Мартин, это женский монолог. Он тебе не подходит.
Мартин:
— Да?
Корделия:
— Так, не тяни время.
Мартин (по внутренней связи):
— Паразит, твой выход! (Вслух) Где ты, сердце мое? Где ты, свет моих очей, огонь моих чресел!
Корделия закусывает губу. От сдерживаемого смеха ее мелко трясет.
Появляется Кеша. Он в короткой юбке, прозрачном топе, сквозь который проглядывает красный бюстгалтер, в сетчатых чулках, в туфлях на высоченных каблуках и… в веночке. Идет, соблазнительно виляя бедрами и по модельному закидывая ноги крест-накрест. Мадам Романович широко распахивает глаза. Корделию трясет сильнее. Камилла выглядывает из-за дивана и затыкает себе рот кулаком.
Кеша:
— Любимый, ты звал меня? Я пришел.
Мартин (по внутренней связи):
— Убью!
Мадам Романович еще активней хлопает нарощенными ресницами. Возникает легкий сквозняк. Кеша принимает застенчивую позу. Заливается румянцем, шаркает ножкой.
Мадам Романович:
— Что… что вы с ним сделали? Вы его… того… сломали?
Корделия (с благородным негодованием):
— Мы? Сломали? Да мы его, можно сказать, спасли, починили. Позволили бедному угнетенному созданию осознать свою гендерную идентичность. Выпустить на свободу эту свою… как ее… суть. Он же страдал! Мучился с первой минуты своего рождения, пребывая в насильно навязанной ему ХУ-модификации. А мы позволили ему раскрыться. Найти себя.
Мадам Романович (не понимая половины слов):
— Как это?
Корделия снижает накал своего негодования.
Корделия:
— Ты, подруга, о разумных киборгах слышала?
Мадам Романович:
— О разумных? Да… нет… кажется… что-то такое…
Корделия с глубочайшим сожалением качает головой.
Корделия:
— Ну как же так? Как же так? Можно сказать, сотрясение основ, ниспровержение догм. В этом принимало участие все прогрессивное человечество. Лучшие умы, правозащитники, апологеты либеральных свобод.
От таких слов бедная Эклермонда впадает в ступор. Кеша с нежностью поглядывает на Мартина и пытается об него потереться. Мартин бросает на него свирепый взгляд.
Мартин (по внутренней связи):
— Покороче юбку не мог надеть?
Кеша (по внутренней связи):
— А надо было? Я самую клевую выбрал. Смотри, как формы подчеркивает.
Мартин (по внутренней связи):
— Ага, особенно твою ХУ-модификацию.
Кеша (вслух):
— У-у, противный!
Прикусывает пальчик. Мартин страдальчески морщится. Кеша выдергивает из веночка ромашку и начинает гадать.
Кеша:
— Любит, не любит, плюнет, поцелует, на х** пошлет, к сердцу прижмет…
Мадам Романович икает.
Мадам Романович:
— Это вы на него такую… такую программу поставили?
Корделия:
— Ну какую программу? Это не программа. Это у него самосознание пробудилось. Разум! Ты, подруга, слово такое знаешь?
Неожиданно до мадам Романович начинает что-то доходить.
Мадам Романович:
— Так он бракованный, что ли? Он же… он же меня покусает! Хватайте его, держите! Он бешеный! Надо вызвать полицию!
Вскакивает и начинает метаться. Правда, как-то неубедительно.
Мартин (по внутренней связи):
— Да-а, теперь я понимаю, в кого ты такой… разумный.
Кеша (по внутренней связи):
— Че б ты понимал? Моя вон уже из четвертого замужа вышла, а твоя, от большого ума, так и будет сидеть с тобой и сорока кошками.
Мартин (по внутренней связи):
— Почему с кошками?
Кеша (по внутренней связи):
— Ну с киборгами. Какая разница? Ты давай, не пяться. Мы с тобой лубофф изображаем. Трагическую.
И нежно льнет к Мартину. Склоняет голову ему на плечо. Мартин прилагает усилия, чтобы не отпихнуть наглого «венценосца». Мадам Романович наконец это замечает.
Мадам Романович:
— Ой, а что это они делают?
Корделия:
— А это у них любовь. Понимаешь, подруга, когда у Кешеньки… то есть, у Пуси, проснулось самосознание и он гендерно самоидентифицировался, к нему пришла любовь.
