В тихом свечении радости Мартин вдруг ощутил печаль. Эта радость, эта возможная будущность принадлежит не ему. Он незаслуженно ее присвоил, почти украл у того, кто восемь лет назад замерз на Хроносе. А если бы Мартин Каленберг выжил? Если бы спасатели прибыли на два часа раньше, и он вернулся бы домой, к родителям? Ему сейчас было бы около тридцати. Он стал бы знаменитым исследователем дальнего космоса, у него был бы собственный корабль, команда единомышленников. В далеком космосе он бы открыл свою кислородную планету. Это была бы яркая, полная приключений жизнь. Жизнь человека. И родителям не понадобилась бы кибернетическая подделка. Гибульский вырастил бы другого киборга. Возможно, на той же станции в системе Бетельгейзе. Но прилетела бы за ним Корделия? Или тот гипотетический киборг сгинул бы в мусоросжигателе на Новой Вероне? Что ожидало бы «DEX-company»? А саму Корделию? Она ввязалась в эту войну с корпорацией только потому, что хотела защитить его, Мартина. Он послужил катализатором всем последующим событиям. И закон о правах разумных киборгов Корделия также продавила ради него. И само ОЗК, созданное Кирой Гибульской, получило поддержку по той же причине. Все эти жизни, судьбы, потрясения проросли из одной трагической гибели на холодной планете, из последнего вздоха, опавшего смертным инеем.
Мартин Каленберг умер, чтобы все они могли жить.
— Это называется «синдром выжившего», — сказала Корделия, когда Мартин неловко признался в этой печали.
— Ты об этом слышала? — изумился он.
Корделия горько усмехнулась.
— Мне ли об этом не знать… Я же тоже из них, из выживших. — Помолчала и тихо добавила: — «…И когда рядом рухнет израненный друг, и над первой потерей ты взвоешь, скорбя, и когда ты без кожи останешься вдруг, оттого, что убили его, не тебя…»* Я пятнадцать лет живу с этим синдромом. Я выжила, а они — нет. Я выжила потому, что они остались там, внизу. Потому что не позвали с собой. Щедрый взнос, покрывающий все последующие издержки. Кредит без лимита и процентов.
— А я живу потому, что он замерз на Хроносе, — сказал Мартин. — Это должна быть его жизнь. А я эту жизнь украл.
— Перестань. Ничего ты не украл. Все мы в какой-то степени выжившие и все мы живем за счет тех, кто был первым, кто ушел до нас. Нашей вины в этом нет.
— Но мы же виним себя.
— Виним. Потому что люди. У человека, настоящего человека, так бывает… «жжет память и мучает совесть».
Комментарий к 3
* В.Высоцкий “Баллада о борьбе”
========== 4 ==========
Мартин прислушался.
«Подруга смерти» вышла из «червоточины» в ближайшем к системе Эстеллы трансакционном секторе и добирала оставшиеся миллипарсеки на маршевых двигателях.
Впервые это слаженное низкое звучание Мартин услышал около года назад, когда очнулся в медотсеке яхты. В тот первый миг присутствия, в момент проявления из беспамятства он не понял, определяется ли его кибермодифицированное тело как физическая величина или изъятое из этого тела сознание существует в иной, бестелесной форме. Он ничего не чувствовал. Вернее, не чувствовал того, к чему привык, того, что подступало, наваливалось, вгрызалось в первые же секунды вновь обретенного сознания. Холод и боль. Боль и холод. Одного не было без другого. Обожженные, воспаленные рецепторы и одеревеневшие мышцы. В его боксе температура поддерживалось чуть выше пятнадцати градусов, что для DEX’а считалось комфортным. И вдруг что-то не так, без скачущих по нейронам тревожных импульсов. Тихо. Тепло. Удобно. И где-то глубоко внизу в недрах неизвестного космического корабля этот слаженный гул. Мартин боялся открыть глаза и долго прислушивался к этому гулу, пытаясь определить полярность окружающего пространства. Плюс или минус? Спасение или смерть? Постепенно он разбил это хоровое звучание на голоса и даже уловил их отличие. Они были разные. Разница в едва уловимых полутонах, которые вряд ли распознал бы человек, даже сведущий в устройстве маршевых двигателей. А он услышал. Возможно, потому, что особо пристально, с опаской изучал новый мир, выстраивая гипотетическую схему опасностей. Эта удобная койка, теплое одеяло, капельница с глюкозой могли быть предпринятым людьми временным потворством, тактическим приемом, цель которого вернуть его к приемлемой работоспособности. Люди изобретательны, хитры и беспощадны. Им нельзя верить. Все, что он пока может, на что уходят жалкие остатки жизни, это слушать. Вот он и слушал.
В своей каюте Мартин почти неосознанно принял ту же стандартную позу, как тогда в медотсеке. В каюте было темно, и он легко скатился вниз по шкале времени. Тихо. Тепло. Гудят маршевые двигатели. В рубке управления голоса. Это спорят пилот с девушкой-навигатором. Тогда Мартин ничего о них не знал. Определил только, что на яхте находятся два ХХ-объекта и четыре ХУ. Вторым ХХ-объектом была его хозяйка.
Он уже переживал это падение в прошлое на «Космическом мозгоеде». Тогда он тоже был ранен. И также лежал в медотсеке. Та же стягивающая грудную клетку повязка. Капельница. И запах дезинфектанта. Пугающий и слишком знакомый.
Он тогда пережил яркое, острое дежавю. Вообразил, что он все еще в начале пути, что яхта только что стартовала с Новой Вероны и он, полумертвый, беспомощный, во власти незнакомых ему людей, а все счастливые месяцы на Геральдике, их дом, теплое свечение в окнах, всего лишь утешительный бред. Он целую минуту верил в это, пока не услышал голос Теда. Целую, бесконечную минуту пребывал там, в вакууме, в точке замерзания и отрицания, где очутился вновь, но уже стоя за дверью.
Странно, его как будто снова и снова возвращают к этой исходной точке. Как будто с этой позиции начинается следующий виток, дальнейшее движение по спирали. Все повторяется, при условиях сходных, но обновленных, как при переходе на новый уровень. Он снова был ранен, снова истекал кровью, но стрелял в него не Бозгурд и не Казак. Он стрелял в себя сам. Оружием послужил собственный страх, которым он вспорол сердечную сумку и долгих двадцать секунд умирал, прислушиваясь к голосу Корделии. В капельницах и повязках он не нуждался, и потому лежал тут, в своей каюте, сращивая эмоциональные раны и прислушиваясь к гулу двигателей.
Корделия отправила Мартина спать.
До самого старта с Терры-6 она держалась прямо, уверенно. Приветливо попрощалась со Станиславом Федотовичем, провела короткое предстартовое совещание с Вадимом и капитаном МакМанусом, выслушала претензии пилота к навигатору и даже высказала пожелания, что хотела бы съесть на ужин.
Мартин находился с ней рядом, слушал ее уверенный голос и представлял вылетающие на внутренний экран тревожные цифры: уровень работоспособности, уровень мозговой активности, уровень кортизола. Все в красной зоне. Почти по нулям. Она держалась из последних сил, на истончившемся, запретном резерве. Не могла позволить себе обычной человеческой слабости. Потому что рядом с ней были те, кто в нее верил, кто был от нее зависим. Потому что она не могла позволить им усомниться в благополучном исходе, в их обязательной победе. И только после старта, когда яхта легла на курс, а корвет охранения синхронизировался с ней по трассе и скорости, Корделия вышла из рубки управления и направилась в каюту. У двери она пошатнулась. Мартин, неотступно за ней наблюдавший, подставил руку, чтобы она могла опереться и сохранить равновесие. Сделал он это очень деликатно, оберегая от возникшей неловкости. Она всего лишь споткнулась. Но в каюте Корделия как-то сразу поникла, ссутулилась, будто оборвались поддерживающие ее нити. Она почти упала на койку, свернулась клубком и закрыла глаза. Мартин набросил на нее одеяло и устроился рядом на полу.
Он продолжал на нее смотреть. Она как будто уменьшилась в размерах, истаяла. Как будто пребывавшая в ней минуту назад решимость добавляла всем мышцам объема, а костям прочности. Теперь же ничего не осталось. Только выжатое иссохшее тело. Человеческое тело. Хрупкое. Уязвимое. Мартин словно видел ее впервые. Почти не узнавал. Он слишком долго знал ее как хозяйку (он и сейчас иногда мысленно ее так называл), а хозяйка — существо могущественное, неуязвимое, наделенное полномочиями бога. Это осознание ее всемогущества как будто прибавляло ей роста, увеличивало в размерах. Она как будто обретала иную, почти пугающую природу. Человек, но человек, обладающий сверхспособностями, сверхвыносливостью.
