— Не нужно словоблудствовать. Развяжи меня. Я всё равно никуда не убегу.

— Развяжу. Шагов через пять — непременно. Когда отъедем подальше

Рука похитителя медленно обводит овал моего лица, стряхивает налипшие песчинки. Затем на четверть шага её сменяет чуть влажное полотенце, а потом сильные мужские пальцы мягкими массирующими движениями втирают в нежную кожу мазь, холодную, будто извлечённую из погреба, почти ледяную, моментально снимающую неприятные ощущения жжения. Движение возобновляется, накидка вновь скрывает от меня песок и камни, укрывает от палящих солнечных лучей. Какое-то время мы движемся в молчании, но я нарушаю его, не в силах вытерпеть собственную беспомощность.

— Как ты узнал, кто я?

— Скажем так — мне подсказали, хотя было множество знаков. Я знал о призванном в Криафар демиурге, о том, что для слияния тел одно из них должно умирать — и в какую ночь это будет происходить. Знал и о чудодейственной силе крови. Но не сразу связал пытавшуюся покончить с собой Вирату Крейне, слабую девушку, не нужную игрушку капризного наследника трона, и безжалостного могущественного бога из иного мира, сотворившего по нелепой прихоти наш несовершенный мир. Девушка из Травестина, не знакомая с его обычаями, кардинально изменившаяся за два года, прошедшие после свадьбы… Я искал тебя и так долго не догадывался, что нашёл. Но если бы не оживший на моих глазах отравленный ядом випиры камал, я бы, вероятно, не догадался — хотя всё совпадало. Не хотел догадываться, наверное. Ты очаровательна, Вирата Крейне — не важно, на самом деле, как звали тебя раньше. Сейчас ты — это ты. И останешься ею.

— Призванный демиург? — переспрашиваю я. — Призванный кем?

— Я развяжу тебя, — говорит Рем-Таль, опять останавливая камала, сбрасывая с меня полог и глядя мне в лицо немного безумным и всё равно отрешённым взглядом. — Развяжу, когда ты поймёшь — тебя всё равно не оставят в покое. Твоя кровь слишком ценна. Ты сама — дар и проклятие Криафара. Твоя жизнь ничего не стоит, даже с учётом того, что вряд ли мир переживёт своего создателя в том случае, если демиург погибнет внутри него. Найдутся те, кто будет аплодировать этой гибели, нарезая на лоскуты твоё прелестное тело. А мне не нужна твоя кровь, не нужна твоя смерть.

— А что тебе нужно?

— Ты.

— Да неужто? — насмешливо и зло отвечаю я, хотя в этой унизительной малоподвижной позе довольно трудно сохранять самообладание и достоинство. — Только я?

— Ты. И трон Криафара. Ты мне поможешь.

— Да с какой стати?! — возмутилась я. — У меня есть…

— Кто? Что? Тельман слабак, ты думаешь, он будет долго хранить тебе верность после того, как получил своё? Да и трон он не удержит, и живым из Каменного дворца уже не выйдет, — улыбается Рем-Таль, но улыбка эта выглядит искусственной, наносной, она не касается его тёмных глаз. — Глупый мальчишка. Но ты — гарантия моей легальности. Моей силы. Лояльности магов. И я просто тебя хочу. Всё могло бы быть проще, если бы ты не бегала за своим Тельманом. Я до последнего хотел, чтобы всё случилось иначе. Наш разговор. И твоё согласие. А сейчас у нас нет времени. И выбора тоже нет.

— В лояльности магов уверенным быть не стоит, — я говорю это ровно, насколько могу, но при словах о том, что Тельман не выйдет из Дворца живым, у меня внутри что-то надрывается. Лопается с хрустом.

— Почему же? О ритуале призыва демиурга я узнал не просто так, я лично участвовал в нём. Союзник-маг дорогого стоит. Разумеется, с ним придётся расплатиться, но ты хотя бы останешься живой. Даже останешься Виратой. Мы все в итоге выиграем, Крейне.

Я с размаху опускаю лицо в отвратительно пахнущую жёсткую бордовую шерсть. Всё, что угодно, чтобы больше на него не смотреть.

* * *

В какой-то момент мне кажется, что я снова проваливаюсь вниз, в подземный лабиринт, и мысль о заключённой там в камне Лавии обжигает почище горячего дыхания пустыни. Лавия. Вот кому я нужна, точнее, не я — кровь. Исцеление. Освобождение…

Лавия — хитрая, безжалостная, беспринципная. Могущественная. Ненавидящая всех и вся. Неужели Рем-Таль вступил с ней в сговор?..

Нет, неправильная постановка вопроса. Неужели Рем-Таль такой идиот, что мог подумать, будто я — или он — останусь живой после того, как попаду во власть Огненной? Что он останется в живых? Что его вожделенный трон будет стоять на чём-то, кроме груды костей?

Возможно, он действительно доверчивый идиот. Слишком долго ждавший своего — и так и не дождавшийся. И моё предложение занять должность виннистера было для него не наградой, отнюдь. Оскорбительной подачкой.

Но я ничего не успеваю ему сказать — песок взметается вверх, подхваченный горячим стремительным вихрем. Стена песка идёт на нас, как цунами — но, не дойдя буквально пару метров, беззвучно оседает, расползается в разные стороны, оставляя неподвижно стоящую худенькую, почти детскую фигурку. На голове пришельца — венок из пустынного манника, такой объёмный и тяжёлый на вид, что удивительным кажется то, как тонкая шейка мальчика не переламывается от его веса.

— Ты долго, — маг вытягивает руку параллельно земле — и полоса песка поднимается, прижимается к его руке, словно металлическая крошка к гигантскому магниту, застывая прямо в воздухе узким лезвием без рукояти. В два шага вечный подросток, воздушный маг Вертимер подходит ко мне и несколько взмахивает своим импровизированным мечом, разрезая стягивающие мои руки и лодыжки верёвки. Я едва не вскрикиваю, но движения мага точны, словно все сто пятьдесят лет он упражнялся исключительно в фехтовании. Я предпочла бы удержаться верхом на камале, но не в таком состоянии — ослабевшее измученное тело соскальзывает вниз. Каким-то чудом Вертимер оказывается рядом и подхватывает меня на руки, слишком сильные для его тщедушной на вид фигурки. Песок поднимается и кружится вихрем, твердеет на глазах, словно пластилиновый мультик на ускоренном режиме: лепится подобие трона, подобие крытой беседки над головой, и я на автомате опускаюсь на песчаное сидение, твёрдое, как камень.

А потом Вертимер оборачивается к Рем-Талю — и порыв ветра отшвыривает Первого Стража на десяток метров. Судя по его ошеломлённому лицу — на такое он не рассчитывал.

— Ты был непочтителен с демиургом, человек.

Рем-Таль поднимается на ноги почти мгновенно. Отряхивается и идёт к нам — ветер придерживает его, но хотя бы не сбивает с ног.

— Между нами был договор!

— Был, — равнодушно кивает Вертимер. — Но за такое обращение с демиургом я оторву тебе руки. В договоре не было указано, что я не могу это сделать.

Маг отворачивается от Стража и делает шаг ко мне. Опускается на одно колено — я вжимаюсь в песчаный трон, разглядывая юношу, который старше меня раз в шесть — а выглядит безобиднее цыплёнка.

— Мне жаль, что всё произошло именно так.

Его слова можно отнести к чему угодно. К проклятию, остановившему его рост и изуродовавшему кожу. К моему появлению в Криафаре. К моей скорой смерти.

— Мне тоже, — одними губами отвечаю я. В конце концов, менталистка Нидра отнеслась ко мне… адекватно. Нидра попросила за себя и не выдала демиурга остальным. Может быть, и Вертимер…

— Мне нужно проверить, — словно извиняясь, говорит маг, и венок — полузасохшее, съёжившееся растение — точно юркая випира, живое, извивающееся — сползает мне на колени, моментально браслетами-кандалами обхватывает окровавленные после верёвки запястья.

Я даже вскрикнуть не успеваю, как одушевлённый земной магией Вертимера куст выпускает шипы — или они всегда у него были? — и эти острые иглы прокалывают кожу, а песок утягивает меня внутрь, как болотная трясина. Тяну руки — и шипы вспарывают кожу, оставляя окровавленные бороздки.

— О да, демиург! — видеть почти плотское вожделение на этом юном, детском лице… отвратительнее вдвойне. Поникший стебель цветка расправляется, на глазах наливается силой, соком, жизнью. Выпускает белоснежный цветок — туго сомкнутые лепестки подрагивают.

— Демиург… — Вертимер равнодушно отшвыривает своего зелёного любимца с моих коленей, как нежная девица — упавшего с потолка таракана. Я никуда, совершенно никуда не могу сдвинуться, чем больше пытаюсь вырваться, тем глубже тону. Живот, грудь, ноги и руки по локоть увязли в тяжелой и вязкой субстанции, так мало напоминающей нормальный песок.