Рампури Тан в полном праве иметь свое мнение, но Валин уже однажды чуть не погубил себя и крыло неосторожностью. И не собирался задерживаться в незнакомом городе, живом или мертвом, не предприняв никаких мер.
Гвенна пожала плечами:
– Все, что не гниет: ножи, горшки, браслеты. А, еще кости. Кентова пропасть костей.
– Где?
– Везде. Как будто здешних бедолаг перебили за завтраком.
Валин хмуро обратился к монаху:
– Итак, мы сами убедились: здесь пусто. Но что это «здесь»? Что погубило местных жителей?
– Это Ассар, – ответил Тан. – Город первых людей.
Гвенна коротко взлаяла – рассмеялась. Валин был бы рад расспросить Тана, откуда ему все это известно и почему город не отмечен ни на одной карте империи, но спускалась ночь, а они еще не нашли надежного укрытия. Гвенна с Анник – хорошие разведчицы, но Валин хотел до полной темноты собрать всех на удобной для обороны позиции. Он и в кромешной тьме неплохо видел и мог действовать – его явное преимущество, – но другим членам крыла не так повезло в Халовой Дыре, а остальные, не кеттрал, будут совсем слепы.
– Ладно, об этом после. А сейчас… – он указал на скальную стену, – идем внутрь, поднимаемся, находим место с окном на ущелье – мне нужно видеть долину.
Лейт шевельнул бровью и ткнул в сторону Тана большим пальцем:
– Он говорит, город древнее самой земли, а ты хочешь разбить лагерь в растрескавшейся скале. Нельзя ли найти место, где ничего не рухнет нам на голову?
– Я хочу забраться повыше, – ответил Валин.
– Чего ради? За крысами будешь гоняться?
Валин проглотил резкий ответ:
– Да, за крысами. Это утес, Лейт. Скалы сами собой не падают.
Пилот обвел рукой следы камнепадов на дне долины – там попадались валуны величиной с сельский домик.
– Скала крепкая, – заверил Тан, – а кента внутри.
Как будто это все решало.
– То, что нам нужно, – кивнул Валин. – Ну, двигаемся. Свет уходит, а мы здесь раскудахтались.
Кеттрал припустили легкой рысцой. Пирр и монахи на несколько шагов приотстали. Валин был уже на полпути к стене, когда сообразил, что Тристе осталась на месте. Она стояла на большой поляне, озиралась, блестя в меркнущем свете круглыми, как фонари, глазами, и стягивала на груди не по росту большую одежду.
– Тристе! – окликнул ее Валин. – Идем.
Она будто не услышала, и тогда он, ругнувшись себе под нос, повернул обратно. Плохо уже то, что собственное крыло оспаривает его решения – но те хоть умелые бойцы и понимают в тактике, – а всю дорогу до Аннура нянчиться с девчонкой… Эта мысль испарилась из головы, едва девушка повернула к нему лицо, словно смотревшее из зыбкого сна.
– Тристе, – позвал он, вглядываясь в это лицо. – Тристе!
Она наконец увидела его. Слезы, навернувшись на глаза, отразили последнее золото заката.
– Ты здорова? – Валин тронул ее за локоть.
Она кивнула, вся дрожа:
– Да. Просто… не знаю. Здесь такое грустное место.
– Ты замерзла, устала. Пойдем внутрь.
Она помедлила, но все же повернулась к древнему городу и позволила увести себя к скале.
* * *
Снаружи скала казалась прочной: гладкая поверхность выветрилась и выщербилась, ставни, если были на окнах, давно рассыпались в прах, но очертания дверного проема выглядели четкими, отвесы более или менее сохранились. Однако стоило шагнуть под резную притолоку, Валин увидел, что и здесь время и тление совершили свое тихое злодейство. Хоть костяком города и служила скала, зубила и резцы строителей не могли преградить дорогу воде и ветру. С немыслимой высоты стекали по скале ручейки. Вода, чистая и холодная, зимой наверняка замерзала, и лед за столетия отколол целые глыбы камня, отделив их от стен и потолка щелями. Местами проход загромождали обломки величиной с лошадь, а под ногами коварно перекатывались осколки помельче.
В глубине пещеры в ноздри бил запах сырого камня и лишайников. Через двадцать шагов в пугающей тесноте, испещренной бойницами для стрелков и дырами-убийцами, коридор вывел в высокое просторное помещение, отчасти естественное, отчасти выбитое в камне, – видимо, своего рода преддверие. В стенах еще держались крепления для факелов, а посередине, растрескавшаяся, но не утратившая изящества, красовалась большая чаша для воды. Когда-то зал, наверное, производил впечатление гостеприимства, а то и величия, но сейчас показался пустым и холодным, да и для обороны был слишком велик.
Из него вели дверные проемы – черные прямоугольники в темной стене, а вдоль боковых стен тянулись наверх широкие каменные лестницы. Они ничем не отличались друг от друга, поэтому Валин, не сумев выбрать, повернулся к Тану:
– Нам по которой?
Никто не отозвался.
– Все мы любим красивые интерьеры, – снова заговорил Валин, переждав и оглядывая спутников, – но отсюда ведет с десяток дверей, а у нас не хватит ни людей, чтобы приставить к каждой, ни материалов, чтобы их заблокировать. Так что если вы уже налюбовались архитектурой…
– Валин, – подал наконец голос Каден. – У тебя есть фонарь? Я здесь собственной руки у самого носа не вижу.
Валин чуть не огрызнулся со злостью: сперва надо забраться повыше, а уж потом думать об освещении, – но тут же спохватился – брат не преувеличивал. Его глазами зал виделся смутным и полутемным, но ориентироваться вполне можно было. Остальные же таращились в полную темноту.
«Сларновы штучки», – сообразил Валин, холодея при мысли о гнусной чернильной жиже черного яйца в глотке.
– Конечно, – сказал он, отбрасывая воспоминания и нашаривая в мешке оружейный фонарь.
Валин зажег его и поднял повыше. В мерцающем свете зал выглядел еще мрачнее. Облупившаяся на стенах и потолке штукатурка засыпала пол и обнажила камень. В нескольких шагах от них пол провалился, дыра зияла темнотой погреба. Строители, как видно, не только пробивались вверх, но и рыли вниз, и Валину нисколько не улучшило настроения открытие, что он стоит на истлевшем своде подземелья и что опора под ногами изрыта туннелями.
«Как тысячу лет держалось, – сказал он себе, – так и одну ночь продержится».
– Нам туда, – произнес Тан, указав на лестницу слева.
Валин глянул на монаха, кивнул и, достав из ножен один из широких мечей, стал подниматься.
Лестница изящно огибала зал, а под самым потолком ныряла в узкий, но высокий проем. Валин прижался к стене, пропустив Тана вперед, и стал отсчитывать пролеты в надежде запомнить путь наружу. Все здесь неприятно напоминало Халову Дыру, и, хотя темнота ему не мешала, все эти повороты туда-сюда, открывающиеся по сторонам камеры и змеящиеся коридоры морочили голову. Вскоре он утратил представление, какая дверь ведет наружу, а какая – в глубины земли. Добравшись до просторного зала, из которого во все стороны разбегались новые ходы, Валин остановился:
– Надеюсь, ты знаешь дорогу, монах.
– Долина там, – указал Каден.
– Как ты понял?
– Монахи давно обучились этому трюку, – пожал плечами Каден.
– Не доверяю я трюкам, – буркнул Валин, но Тан уже выбрал коридор.
– Он прав, – бросил монах через плечо. – И кента уже близко.
Трюк, как выяснилось, работал. Шагов через сорок они вынырнули из туннеля на широкий уступ. В сотне футов над ними скальная стена плавно изгибалась, образуя естественную крышу, защищавшую от дождя и снега, но не препятствующую свету и воздуху. После давящей темноты водянистый лунный свет показался ярким, слишком ярким. Валин шагнул к краю: обрыв в полторы сотни футов отгораживали остатки низкой стены. Они уже поднялись над вершинами сосен, с высоты взгляду открывалась вся долина. Валину видны были лунные блики – серебряные монетки на речных струях. Порыв ветра ударил в плечо, но он не отступил от края.
– Здесь были скамьи, – сказал Талал.
Отколовшись от остальных, лич осматривал темные углы:
– И прямо из скалы бил фонтан. Облицовка почти стерлась, но вода еще течет.
– Они вырубили сток, – показала Тристе, – и чашу.