— Я вся во внимании. — я повернулась к нему лицом и обняла за большой круглый животик. — Кажется, урчит, ты голоден?

— Не особо.

— Просто обычно ты ночью перекусываешь.

Он округлил глаза.

— Ты знала?

— Конечно. Странно не чувствовать, когда кровать качается, а утром видеть тебя всего в крошках или в шоколаде.

— Нда, конспиратор из меня неважный. — вздохнул Раф. — Ладно, поесть я всегда успею, я не о том хотел поговорить. А о Крисе.

Я кивнула и задумчиво стала поглаживать его по животу. У меня привычка дурацкая есть: когда я думаю, мне нужно трогать Рафи. Так соображается лучше.

— Скорее всего, Альма явится сама. Что будем делать?

— Знаешь, мне кажется, будет разумно просто не мешать.

Я подняла на него глаза.

— В смысле?

— Софа, Альма нас прокляла. Представь, что она сделает, если мы встанем между ею и Крисом.

— И ты на полном серьёзе предлагаешь просто отдать его ей на растерзание?!

— Не думай, что мне легко. — насупился он. — Но Крис мне не так дорог, как ты. А ты уже пострадала однажды.

Я опустила голову. Крис знает о нас не всё. Не знает, чего мы лишились тогда, в момент проклятия. Много лет назад, когда ещё Рафаил и я были людьми и собирались жениться… я была беременна. Была. Давно. А потом перестала после ужасной боли и мучений. Прошло пятьдесят лет, и больше никогда не прозвучали слова: «у нас будет ребёночек». Я не стала бездетна, нет. Просто мы поняли, что не хотим приносить в мир новую жизнь, которая будет страдать так же, как его родители. Но порой я плачу по ночам, когда вспоминаю, как мы радовались двум полоскам на тесте на беременность. Раф придвинул меня к себе, невольно прижимая к непомерному пузу, и поцеловал в лоб.

— Пожалуйста, извини, что я напоминаю.

— Рафи. — я взяла его за щёчки. — Давай его спасём?

— Софа…

— Нам нечего терять. — я выдавила улыбку. — Мы два демона, которые едят людей, куда уж хуже?

— Я могу начать перечислять.

— Рафаил, он боится. И мы боялись. Но нас нельзя было спасти. А его ещё можно. Неужели ты не хочешь проявить сочувствие?

— Я хочу уберечь и защитить тебя. Тебя, Соф, и никого больше. Представь, что станет, если не получится.

— Рафи. — в глазах заблестели предательские слёзы. — Пожалуйста. Мой милый, любимый, пожалуйста. Умоляю, помоги его спасти.

Он тяжело вздохнул, поглаживая мои руки на своих щёчках. Вытер мои слёзы и трепетно поцеловал.

— Ладно.

— Я люблю тебя, мой прекрасный пончик. — я прижалась к его мягкой грудке и плотно упёрлась в тугой животик.

— Я тебя тоже, моя прекрасная булочка. Теперь засыпай, сладенькая.

Рафи подмял меня под большой живот, дабы мне было тепло, и обнял. Я пристроилась поудобнее, улеглась ему на руку, и закрыла глаз постепенно проваливаясь в сон.

Часа через четыре я проснулась. А потом, жамкая и поглаживая животик Рафаила, разбудила и его. Мы двинули вместе в душ, а потом он пошёл будить Криса, а я ушла готовить и краситься одновременно. Что могу сказать… рисовать стрелки во время того, как жаришь яичницу — херовая затея. Как минимум, можно не уследить и вылить слишком много масла, которое потом попадёт в глаз. И можно умереть. Как минимум, от сокрушающих мыслей о собственном дебилизме. Печально вздохнув, и шмыгнув носом из-за боли в глазу, я не выдержала и завыла:

— Раааааааафииииииии!

Через три секунды пришёл любимый, который возился с пуговицами рубахи.

— Что? Чего орёшь?

— Меня масло избило.

— Опять что ли?

— Оно меня ненавидит.

— Ты точно так же говорила про туалетную бумагу.

— А чё она всё время на пол падает, когда я мимо прохожу?

— Иди. — Раф всучил мне косметичку. — Иди, рожу свою крась, я сам есть приготовлю.

— Хочешь, потом и твою накрашу?

— Софит. Ты не сможешь убрать мне второй подбородок тоналкой. А другой причины просить себя накрасить я не вижу. Поэтому спасибо, но я воздержусь.

— Тебе почти восемьдесят лет, ты уже старый, будем скрывать твои морщины. Пофиг, что их нет.

— Ты тоже уже старушка. Так что на день рождения я куплю тебе омолаживающий крем.

— Люблю тебя.

— И я тебя.

Я умчалась рисовать себе лицо в ванной. Когда я закончила и вышла, в кухне сидели парни и пили кофе. На тарелке лежали тосты с омлетом, ветчиной и сыром, джемом, бананом и шоколадом. Крис сидел тише воды и задумчиво проводил пальцем по ручке кружки. Я застегнула серёжку в ухе, и вопросительно посмотрела на Рафи. Он покачал головой. Нда, негусто. Я села между ними и отпила чай, который мне сделал пончик. Раф первое время стеснялся, когда я так его называла. Сейчас он только ворчит, когда видит, что и в телефоне у меня записан как «сладкий пончик с шоколадом».

— Крис. — обратилась я.

— А? — отозвался он рассеянно. — Ой, доброе утро, Соф.

— Доброе. Ты в порядке?

— Да, да, я… да.

— Слушай, может, ты у нас сегодня останешься?

— Нет! — подорвался он. — Нет, пожалуйста! Я умру, если один останусь!

— Ладно-ладно, не вопи так. — закивала я, пока Крис сжимал мне плечи так, что аж больно стало.

— Извини. — он отпустил меня.

— Мне всё равно кажется, что тебе бы выспаться не помешало. — я потёрла плечо.

— Я потом посплю. Когда-нибудь. — негромко добавил он.

— Сегодня уйдём пораньше. — сказал Рафи, поправляя рукава. — Ты ляжешь спать, а я кое-что сделаю. — Крис молча и не моргая уставился на Гранде. — Ты чего?

— Что ты со мной сделаешь?

— Придурок, блин, не с тобой!

— Не волнуйся, он не будет тебя насиловать. — улыбнулась я. — Ты не в его вкусе.

Рафи странно на меня посмотрел. Я же поцеловала его в щёчку и обняла за живот.

— Что?

— Я блин без понятия, что сейчас ответить.

— Не надо ничего отвечать, просто открывай ротик. — я поднесла к нему тост с ветчиной и сыром.

Днём творилось нечто эпическое. Все работники были встревоженными и нервными, почти половина тупо сбежала домой. Собственно, это не удивительно. Перед Вальпургиевой ночью люди хотят оградиться от опасности. Кто-то вешает кресты и иконы над дверьми, кто-то несёт службу в церкви, кто-то вообще старается свалить из города. Пока мы ехали, то видели, как люди в нескольких домах над входом вешали распятие.

В обед я сгоняла за едой, сделав это очень быстро из-за отсутствия очередей. Я вернулась с пиццей и соком. А кофе для Рафи нарочно не принесла, дабы он им не сильно баловался. Крис взял и вырубился за столом наставника, ну а мы вдвоём принялись уплетать.

— Почему мы не так часто берём пиццу? — спросил Раф, обнимая меня на своих коленях.

— Ты не говоришь, что любишь её.

— Конечно люблю. Так сильно, что пицепс себе накачал. — он ухмыльнулся и похлопал большой живот, из-за которого мне немного не хватало места на бёдрах Рафи.

— Тогда будем брать её почаще. Хотя мне кажется, что накачал ты его не только из-за пиццы. — промурлыкала я, взяв его за плечи и томно смотря в глаза. Поцеловала в щёчку, скользнув по коже языком. — Измазался чуточку.

— Ну, ладно, булочки тоже виноваты.

— Просто кто-то покушать любит, а двигаться не любит. — я обвила его шею руками и поцеловала ещё раз. — Поэтому животик и вырос.

— Знаешь, нормальные люди так говорят, когда намекают на диету. А ты говоришь так, как будто просто констатируешь факт. Причём, радостно.

— По-моему, мы не входим в число нормальных людей. И к чему ты это?

— Мне нравится слушать, когда ты говоришь, что тебя не отталкивает вот это вот. — Раф немного пихнул живот и примял свой бочок. — Скажи… пожалуйста.