Мне захотелось развернуться и уйти, но Алиса смотрела умоляюще в сторону входа, и я не могла жертвовать настроением дочери. Ни ради кого, даже своих обид!

Мы шли рядом, наверное, со стороны выглядя, как заботливые родители. Алиса семенила, держа меня за ручку, и помалкивала. Я понимала, что ей неловко и неудобно с этим чужим дядей, подарившим набор детских сладостей в праздничной упаковке. Понимала и сочувствовала, злилась на себя за то, что испортила дочери поход в парк.

— Пойдёмте в KFC, — бодро предложила я, подмигивая Алисе.

Это был наш ритуал. Картошка фри, куриные крылья, Пепси в стакане-наливайке, из которого можно пить, а он не закончится. Как в древнерусских сказках, которые я часто читала Лисе-Алисе на ночь, пока она не закрывала глаза, чтобы увидеть сны о справедливом медведе или находчивом зайке.

— И часто ты кормишь ребёнка этой гадостью?

Разговор у нас, явно, не клеился. Наверное, Вадим представлял себе нашу встречу иначе. Я онемею от восторга и поблагодарю за цветы, скромно потупившись и зарывшись по уши в розы, только чтобы скрыть нахлынувшие чувства.

И Алису, наверное, представлял себе иной. Голубоглазой Мальвиной с огромным синим бантом в золотистых волосах, а не темноволосой и курносой застенчивой девочкой, не кидающейся декламировать выученные стихи впервые встреченному дяде.

— Она точно моя? — шепнул Вадим, когда Алиса отвернулась, играя с доставшейся ей игрушкой, а потом и вовсе с моего разрешения направилась в игровую зону.

— Не хочешь — не верь, — я пожала плечами. — Доказывать не стану. Сам проверяй.

— Не сомневайся, — процедил бывший, раздражавший меня всё сильнее. — А ты совсем не изменилась…

Теперь тон его голоса снова приобрёл бархатистость, а на щеках заиграли ямочки, которые много лет назад я исступлённо покрывала поцелуями.

— Ты изменился, — парировала я, хмуро смотря на попытки Вадима меня очаровать. Нет, не прокатывало. В одну реку нельзя войти дважды, потому что во второй раз вода будет иной. Не прохладной, а ледяной. — И я тоже. Но это неважно. Мы здесь не ради нас.

— Конечно, — согласился Вадим, попытавшись дотронуться до моей руки. Перехватить её на полпути к картошке фри.

— Алиса, нам пора. Десять минут и всё, — махнула я дочери, и Вадим машинально отодвинулся. Он терпеть не мог привлекать к себе внимания, когда сам тщательно не планировал свою роль в сцене.

А я была довольна и собственной злостью, и циничной ухмылкой, которой я встречала робкие попытки одарить меня комплиментом. Конечно, в груди по привычке щемило что-то по детски трогательное, наверное, ностальгия по прошлому, которого нельзя вернуть. Или повторить.

Вадим же не оставлял попыток сблизиться и делал это порой неуклюже, как нашкодивший кот, съевший больше сметаны, чем ему было положено в миску.

— Прости меня! Без тебя всё потеряло смысл, — неожиданно произнёс Вадим и взглянул как прежде, с поволокой.

— А у меня без тебя наоборот. Прости за прямоту! — выпалила я, криво усмехнувшись, и тут же добавила: — С рождением Алисы всё стало иначе. Я это имела в виду.

— И я тебе больше не нужен, — печальная улыбка очень шла Вадиму, а мне хотелось вылить остывший кофе ему в лицо и закричать: «Да я тебе никогда была не нужна по-настоящему!» — Не думай, что пришёл навязываться или стараться воскресить наши чувства. Понимаю, это невозможно.

И он, опустив голову, посмотрел на свои сцепленные в замок руки, лежащие на столе. Будто только сейчас бывший начал выползать из своей раковины, сбрасывать, как вторую кожу, амплуа довольного жизнью и собой человека, а на самом деле только украдкой он мог быть таким, каким я привыкла его видеть. Болезненно-ранимым, тысячи раз сомневающимся, но упрямо гнущим свою линию.

Мне захотелось, как в былые времена, протянуть руку через стол и дотронуться до запястья, сказать, что жизнь продолжается, и, возможно, всё случившееся пошло нам на пользу, но вовремя опомнилась. Мы здесь не ради нас — эту мантру надо повторять про себя каждые пять минут, чтобы не дать воспоминаниям затопить душу идеализированными картинками прошлого. Я уже не помнила о ссорах, пакостях, горьких словах, брошенных мне в лицо, эгоизме мужчины, сидящего напротив, память услужливо сохранила лишь то хорошее, что было между нами. И ведь это было, оно казалось настоящим!

— Почему ты вспомнил о дочери? — спросила я, заставив вернуться к нынешнему дню, где я и он сидели в бургерной и пытались возобновить прерванный четыре года назад диалог. — В историю с операцией я не верю.

— Ты всё такая же жестокая, — бросил он мне упрёк, на который не имел морального права. — Я никогда не забывал о ней.

— Прекрасно, — съехидничала я и посмотрела на остатки кофе в своём бумажном стакане. Слишком мало, их не хватит на хороший плевок в лицо. Жаль! Если бы не присутствие Алисы… — Тогда почему не появился, когда я наскребала на первый взнос по ипотеке? Почему не помогал, когда она болела? И не надо говорить, что я не обращалась! Ты не догадывался, что маленькие дети хотят есть, читать книжки, кататься на каруселях, в конце концов?!

Я охрипла от собственного шёпота, но не могла замолчать. Первое время после родов думала, надеялась, что Вадим позвонит сам и попросит разрешить ему участвовать в жизни дочери. И когда Алисе исполнилось полгода, я смотрела, как она морщится от первой в жизни ложки яблочного пюре и жалела, что он не видит этого, пропускает первый шаг, первое слово… Нет, даже мысли не было, чтобы вернуть любовника, но вот отца своей дочери я бы хотела видеть рядом с ней.

— Помнишь, это было твоё решение родить ребёнка? — осторожно произнёс Вадим, делая большой глоток кофе и поморщившись так, будто выпил помои. Привык наверное к пафосным ресторанам. — Ты не спрашивала, готов ли я к этому. Неудивительно, что я спасовал.

— Я говорила тебе, что хочу ребёнка. И вылечиться от бесплодия. Ты только отмалчивался, значит, понимал риски. И продолжал со мной спать без резинки.

Ну, конечно, он надеялся, что лечение не даст результатов, ясен пень!

— Ладно, это уже неважно, Вита, ты так не считаешь? — и, не дав мне ответить, он продолжил с самым невинным видом: — Катя не хочет детей. Совсем. Раньше меня это устраивало, но, видно, старею. Я правда хочу полюбить Алису. Помоги мне, Вита, не отталкивай! Я даже боюсь к ней подойти.

На щекам бывшего разлился лихорадочный румянец. Вадим не сводил с меня глаз, а умоляющее выражение лица казалось мне вполне искренним. Алиса в последнее время часто спрашивала, почему у других детей есть папа, а у неё нет. Несправедливо лишать её шанса. Вадим был прекрасным любовником, дрянным мужиком, так может, станет неплохим отцом?

Всё во мне кричало: «нет», Вадим то и дело бросал на меня напряжённые взгляды, но молчал, тихо выстукивая костяшками пальцев по краю стола.

— Посмотрим ещё, как ты себя проявишь, — кивнула я, поднимаясь и делая знак Алисе, чтобы та собиралась. Подкрепились, пора и на карусели. Или аттракционы. Куда-нибудь, только не сидеть и не смотреть на бывшего, делавшего вид, что можно вот так прийти и начать с чистого листа. — А пока не будем говорить ей, кто ты.

Вадим взъерошил волосы и присвистнул:

— Как скажешь, малыш, — протянул он, назвав меня, как прежде, и я снова на миг мысленно вернулась на много лет назад, в ту весну, что свела нас вместе.

Максим

Я планировал выдержать дня три, а лучше пять, лишь потом позвонить. Но время, как гармошка, растянулось вдвое, и стало казаться, что мы не виделись целый месяц. Неделю, так точно. В итоге, сорвался и набрал номер, уповая на разум, который быстро найдёт в новой знакомой недостатки. Желательно такие, которые отталкивают: жадность, глупость, наивную романтичность. Да что угодно!

— Привет! — произнёс я в мобильный без долгих пояснений, замерев в предвкушении ответа. Грубого или такого, что сразу захочется повесить трубку, отшвырнув её прочь, как что-то липкое, дурно пахнущее.