Чего это на него матушка взъелась – ну подумаешь, чашку разбил, вроде ж ещё есть в доме чашки, и чего говорить-то сразу про отродье. И про то, что был бы нормальный – то хватило бы ловкости ничего не бить, и был бы магом – тоже была бы в хозяйстве польза. А вышло – не пойми что. И не маг, и не нормальный мальчишка, вечно голову заворотит в окно и смотрит, будто есть там что-то, всё равно что спит на ходу, и соседские мальчишки с ним играть не хотят, говорят – дурак. Если честно – играют, конечно, но в игре Марсель вечно то враг, то еретик, то разбойник какой – маленький ведь, и победить его – дело нехитрое. Наверное, и вправду дурак, раз соглашается. Но как не соглашаться, дома весь день сидеть, что ли?

Ну, бывает, что смотрит в угол или в окно, но он тогда чувствует – там что-то есть. Кошка дворовая тоже, бывает, в угол смотрит, даже если мышь и не скребётся, а сидит, затаившись. Вдруг Марсель тоже способен какую мышь учуять, или ещё кого?

Для шести лет мыслей в голове было многовато, но – уж чего-чего, а этого добра всегда хватало, Марсель не жаловался. Поэтому пошёл он по улице, куда глаза глядят и куда ноги несут, и сам не понял, как добрёл до городских ворот.

Городок Сюр-Экс был невелик, находился вдали от главных торговых и прочих путей королевства, и даже городская стена местами разваливалась – после того, как в прошлом месяце с неба неделю лило без единого просвета, много где и много что размыло. И были участки, где никакого дома к стене не пристроили, которые как раз или дождём размылись, или сами посыпались, и городские мальчишки их, ясное дело, знали. Не через ворота же в лес ходить, право слово?

В лес ходили за грибами, за ягодами, кто постарше – охотились помалу, но охотиться нужно было с умом – как-никак, земля сеньора, светлейшего герцога Вьевилля. Не то, чтобы он особенно лютовал, ему, наверное, и вовсе дела не было до городка Сюр-Экс и его окрестностей, он – большой человек, военачальник, всегда на войне. Но кто их знает, сеньоров, что у них на уме, и у их управляющих – особенно, поэтому охотиться следовало с осторожностью. Это Марсель слышал как раз таки от соседских мальчишек – не всегда они его прогоняли, могли и потерпеть.

Ещё в лесу играли в осаду Ле-Вьевилля, случившуюся лет сто назад, или даже больше, во время большой войны, о которой рассказывал священник местного прихода, сам человек грамотный, и пытавшийся научить грамоте окрестных детей. И хоть матушка и заставляла Марселя ходить учиться – как потом в лавке-то работать, неучу? – но в лесу было стократ интереснее. На полянке между высокими дубами построили крепость – из упавших лесин и гибких веток, и небольших пеньков, и что ещё можно радом найти. И делились – кто защитники, кто враги. Марселя обычно определяли во враги – потому что непонятный, и вообще мал ещё, героев играть.

Но в тот памятный день он перелез через стену, добежал до леса, прошёл мимо крепости – там и не было никого. И побрёл дальше – по тропинке, сам не зная, куда. Очень уж не хотелось идти домой – не понравилось ему быть колдовским отродьем, а рука у матери тяжёлая, это все знают – и оба сына, и работники в лавке, и домашняя прислуга, все четверо.

Марсель шёл-шёл по лесу, а тропинка всё не кончалась. Он говорил себе – ещё немного, ещё до того вот дерева, до куста с белыми ягодами, до большого муравейника. А потом – ещё и ещё. В конце концов, у него устали ноги, и он подумал – надо посидеть немного, передохнуть, и идти обратно, потому что если он заявится домой по темноте – то снова получит подзатыльник, а то и подзатыльником не обойдётся. Сел на поваленное дерево и огляделся – куда это его занесло.

А занесло знатно – лес какой-то тёмный, густой, неба и то почти не видно, листья у деревьев большие, чуть ветерок дунул – они и шевелятся. Звуки какие-то доносятся – не пойми, кто такие звуки может издавать. Марсель не то, чтобы чувствовал себя в лесу, как дома, но кое-что знал, а тут – не знал, непонятное что-то. Но, вроде, не страшное.

Или… Он уже встал и собрался пойти в сторону города, но увидел, что тропы-то и нет! А куда она деться могла? Это ж не бревно – сегодня тут лежит, завтра откатилось, это ж тропа, она от того бывает, что по ней всё время люди ходят, а не просто же так! Марсель огляделся – тропы не было, вот совсем не было. И он вообще не мог понять, с какой стороны сюда пришёл, хотя никогда не терялся и не заблуждался. Тут же он совсем не понял, как теперь быть, поэтому сел обратно и заревел.

Наверное, громко ревел, потому что не услышал шагов, а вообще он мог любого человека услышать ещё на подходе и спрятаться – или наоборот, выбраться, смотря по тому, кто идёт. А за городскими стенами нужно было держать ухо востро, потому что кого только по дрогам не шатается – и разбойники, и преступники, и просто бродяги и оборванцы бездомные. Мать пугала – украдут тебя и продадут, говорила она Марселю, когда он возвращался поздно. Он, правда, не понимал – кому он сдался-то, если настолько плох, как она говорит? Зачем разбойникам убогие дураки, неумехи и вот ещё сегодня – колдовские отродья?

Кто-то тронул Марселя за плечо, и тот не просто заревел – заорал благим матом. Даже когда нянька Тереза отмывала его от грязи жесткой щёткой в горячей воде, он так не орал. Потому что там – только больно, а тут – очень страшно.

Мужчина был одет, как богач – в хорошее сукно, это уж Марсель даже в шесть лет мог определить, как-никак, вырос в лавке. И сапоги у него неплохие – братец Симон на такие только заглядывается, а купить пока не выходит, может, скопит до следующей ярмарки. Цепь толстая на шее с непонятным знаком, и все пальцы в кольцах. А надо всем этим – лицо, белое-белое. И глаза – вроде и обычного серого цвета, но смотрят – страшно. И взгляда от тех глаз не отвести, и даже как будто дыхание прервалось на мгновение – вместе со звуком.

Стало тихо-тихо, ни листик не шелохнётся, ни веточка не хрустнет. Страшный человек смотрел на Марселя… и улыбался. Да-да, улыбался.

– Кто ты, и для чего ко мне пришёл? – спросил он глубоким красивым голосом.

– Я… к вам не шёл, господин. Я просто так шёл. Думал посидеть да обратно идти, а тропинки-то и нету. Мне домой надо, меня матушка побьёт, если я поздно приду.

– Матушка побьёт? – усмехнулся страшный человек. – А отец?

– А нет отца, помер он, – ну, Марсель всегда так думал, до сегодняшнего дня.

Отца поминали в молитвах – как положено, сколько он себя помнил. Соседки судачили – что мужик был толковый, в лавке получал всегда хорошую прибыль, и сукно у него было приличное, не гнилое, хорошо прокрашенное, и цены не задирал.

– А кто ж был твой отец?

– Почтенный торговец Паскаль Бо, суконщик из Сюр-Экса, – сказал Марсель.

– Значит, ты сын красавицы Марты? – богатый человек продолжал улыбаться.

Красавицы? Ну, может быть. Красавицей Марту Бо никто при Марселе не называл, но разве может матушка быть некрасивой? Особенно когда не сердится и половником не бьёт?

– Да, – кивнул он.

– Ну что ж, раз так, то я покажу тебе короткую дорогу домой, а то и вправду придёшь поздно, волноваться её заставишь.

– Правда? Мне нужна короткая дорога, а то вдруг я снова в лесу задержусь! Покажите, добрый господин, а я буду поминать вас в своих молитвах, – сказал Марсель, как его учил благодарить священник отец Оноре.

– В молитвах можешь не поминать, а вот если заглянешь ещё в гости – я порадуюсь, – подмигнул богач.

– В гости? – не понял Марсель. – Куда это? В гости ходят в дом, а где у вас дом? Да и он, наверное, богатый, тот дом, что мне там делать-то?

– А взгляни, – тот махнул рукой, и деревья всё равно что сами расступились и открыли поляну, на которой и впрямь стоял небольшой каменный дом.

– Ой, – только и смог сказать Марсель. – А зовут-то вас как?

– Ансельм. Ансельм из Зелёного Замка. Так и скажи своей матушке, если спросит, где ты был – мол, был у господина Ансельма, и он велел кланяться.

– Договорились, – кивнул Марсель и протянул руку – ну, мальчишки всегда, если о чём-то договаривались, руки друг другу трясли.