Но я даже благодарна ей. За то, что пришла. За то, что нацепила на себя эти драгоценности. И за то, что одно ее присутствие позволяет мне снова взять себя в руки. Нет, радости видеть меня поверженной я ей не доставлю.

– Вот черт! – цедит папа.

– Нет, это Милана, – говорю я с улыбкой. – Она дочка судьи.

Отец снова рассматривает пару и выдает новый вердикт:

– Придурок!

Я киваю и опять улыбаюсь. Ему. И тем двоим, которые не сводят с нас глаз. Папа не в курсе нашей «кухни», у него крепкий бизнес, до суда даже мысленно никогда не доходит. Но у него чутье. Как и я, он уловил последствия для Валеры.

Хотя они, наверное, всем очевидны. Некоторые из наших общих знакомых уже подходят к ним, чтобы познакомиться с новой пассией. Как же быстро переметнулись.

– Боже мой… – вздыхает мама. – Это все так не вовремя!

– Да уж конечно! – рявкает отец. – Лучше было бы, чтобы он после свадьбы забывал ширинку застегивать!

Мама, осознав, что отец не только не в настроении, но и вообще ее не поддерживает, замолкает.

– Просто он такой милый мальчик… – продолжает она неуверенно. – Столько лет… и я привыкла считать его зятем.

Ее голос тонет в громких поздравлениях именинника, и она оставляет эту тему в покое. Ненадолго, но мне пока и этого хватит.

– Так, – отец сдвигает сурово брови и смотрит на своего партнера, – нужно подойти к нему, пока его не закидали подарками. А то не откопаем потом.

– Конечно, – подхватывает его идею мама. – Анжелика, а ты, может быть, не будешь его поздравлять?

– Мам…

– Вот еще! – снова рявкает отец. – У меня не ферма, я страусов не воспитывал!

– Мам, – повторяю я, – если бы я отказалась поздравить дядю Сережу и ему из-за этого стало на год меньше, я бы осталась. Думаю, он и сам был бы рад. А так, конечно, я подойду. Тем более что у нас с Филиппом отличный подарок!

Мама машет платочком, прячет его в сумочку с видом «Я для вас сделала все, что могла» и уходит вместе с отцом. Мы с Филиппом пробираемся следом.

– Какая несправедливость, – говорит жалобно он, – я так не люблю все эти массовки, что был готов снести, как страус, яйцо, лишь бы меня дома оставили. А тебе этот шанс просто так предлагали! Даже тужиться не пришлось бы.

– Думаешь, у тебя получилось бы? Ну, справиться с яйцом.

– Ну, с двумя-то я как-то справляюсь!

– Я тебя немного разочарую. Во-первых, яйца у страусов тоже откладывает самка. А во-вторых, обычный размер яйца больше двух килограммов.

Он опускает взгляд вниз, видимо, понимает, что это не слишком удобно, и смиренно вздыхает.

– Ладно, пойдем тогда поздравлять дядю Сережу. С меня подарок, а ты готовь речь.

– Кстати, а что мы там дарим?

Филипп заглядывает в пакет, рассматривает его содержимое и перечисляет:

– Какие-то крутые кубинские Сигары – их чуть ли не сам Че Гевара крутил, судя по ценнику. Табак и курительная трубка – тут, судя по всему, наследство от Шерлока Холмса.

– Отличный подарок, – соглашаюсь я, но в двух шагах от именинника останавливаюсь. – Ты хоть раз видел, чтобы дядя Сережа курил?

Он задумывается.

– Нет. Но потравить конкурентов – это же милое дело! Уверен, что он подарки оценит!

Отец и мама уже вручили свой подарок и теперь просто разговаривают с именинником и его супругой. Заметив нас, отходят чуть в сторону.

– Дядя Сережа, – обняв его, целую в щеку, – поздравляю вас с праздником.

– Да уж, конечно, – бухтит тот, – придумали отмечать, как на год постарел.

Я тихо посмеиваюсь, потому что за долгие годы его дружбы с отцом хорошо его изучила. Не любит выставлять напоказ свои чувства, но доволен, что его жена опять расстаралась и столько гостей захотели прийти.

– Пусть здоровье вас и дальше не подводит, – желаю я, пока Филипп молча подсовывает пакет.

– А это, стало быть, поможет его продлить? – интересуется он, рассматривая содержимое.

– Конечно! – подхватываю я. – Можно, как думал Филипп, предлагать конкурентам. А можно просто смотреть и гордиться, от чего вы отказываетесь.

– Хороший подарок! – решает дядя Сережа. – Люблю, когда все понятно. А то твой отец мне вот удочку подарил и все прибабахи к ней, а я сиди теперь ночь и думай: то ли это намек, что надо себе новую «рыбку» ловить, то ли намек, что пора готовиться к пенсии и передавать дела молодым, то ли намек, что я дальше своего носа не вижу.

– Я тебе поищу, поищу новую «рыбку»! – грозит тетя Тамара, стоя у него за спиной.

Она делает шаг и тепло обнимает меня.

– А вот о том, чтобы уступить молодым, можно подумать. Смотри, какая смена у тебя – Анжелика, Валера. Думаешь, не справятся?

Дядя Сережа довольно усмехается, накручивает усы и подмигивает мне. Значит, Валера ему ничего не сказал… еще даже не подходил…

– Отец, – слышу за спиной знакомый голос, и мне только чудом удается сохранить улыбку, когда я боковым зрением вижу не только локоть Валеры, но и серебристую ткань. – Я тоже хочу тебя поздравить. Эм… Мы. Мы хотим тебя поздравить. Познакомьтесь, это Милана.

Тетя Тамара изумленно распахивает глаза и пялится на незнакомую для нее девушку, которая вцепилась клещом в ее сына. Дядя Сережа, наоборот, ненадолго их закрывает, а потом со вздохом рявкает:

– Дохлый лещ! Накрылся мой отпуск по пенсии!

Дальше нам делать здесь нечего, и я отхожу, чтобы другие высказали свои поздравления.

– Анжелика, – останавливает меня тетя Тамара, тоже отойдя от мужа и сына. – Анжелика, пожалуйста, скажи, что это просто размолвка. Это ведь все не всерьез, да? Какая такая Милана? Что он себе придумал? Не нужна она ему! Солнышко, я уверена, все еще можно исправить.

Я хочу ей ответить, но это непросто. В горле как ком стоит. С ней мне говорить даже труднее, чем с ее сыном. Наверное, потому, что ей верю. Верю в то, что она и правда переживает, что хотела бы, чтобы все было как раньше. И она бы правда старалась, очень старалась.

– Анжелика, – продолжает она, обнимая меня. – Все обойдется, вот увидишь. Не нужна ему никакая Милана, и нам она не нужна. Все обойдется, девочка.

– Мне жаль.

Я качаю головой и высвобождаюсь из ее объятий. Сделав вид, что хочу выпить шампанского, отхожу к столику.

– Ты слышала: дохлый лещ? – раздается рядом со мной голос Филиппа. – Похоже, дядя Сережа нашел применение удочке. А его сын эту рыбку уже даже поймал.

Я пожимаю плечом и беру бокал. Сделав глоток, чувствую приятную прохладу. Филипп отлучается поискать себе более серьезное спиртное, чтобы и дальше держаться и не въехать в глаз моему бывшему. Но побыть одной хоть какое-то время не получается.

– Анжелика, – звучит у меня за спиной голос одной из подружек. – Дорогая, мне так жаль, что Валера бросил тебя!

И это только первая ласточка. Вскоре за ней подтягиваются и другие.

– Извини, – говорю я очередной сожалеющей и киваю в сторону коридора, где находится дамская комната.

– Конечно-конечно, я вообще не представляю, как ты еще держишься!

Судя по всему, она считает, что расставание разбивает не сердце, а мочевой пузырь. Но я так устала выслушивать глупость, что очередную предпочитаю пропустить мимо ушей.

Я даже не представляла, сколько людей захочет подойти и лично убедиться, что я не убиваюсь по Валере. И не рыдаю. Да, у меня даже глаза не покрасневшие. Пожалуй, моя вереница переплюнула сегодня даже дяди Сережину.

– Валера был такой хорошей партией для тебя… Я не думала, что он тебя бросит… Кто бы только подумал, что он выберет не тебя… Но ничего-ничего, думаю, ты еще обязательно кого-нибудь встретишь… Я искренне полагала, что вы поженитесь, но вы так с этим тянули… Как ты, дорогая? Валера, конечно, поступил бессердечно! Даже если ты где-то и оступилась… Может быть, если ты к нему подойдешь и попросишь… Хочешь, я скажу ему, как ты сильно скучаешь по нему и…

Слова утешителей как эхо звучат под стук моих каблуков. Праздничный вечер, а я за час устаю так, как будто неделю работала без выходных и без Сони. Но больше всего болят щеки от постоянной улыбки.