«Гермиона»

Все разом смолкают и остаётся лишь один голос — Ремуса. Так близко, что ей чудится даже его дыхание у неё над ухом. На её плечи опускаются две тяжёлые руки — и вот уже перед глазами возникает знакомое лицо со спокойной мальчишеской улыбкой. Ощущение спокойствия вдруг горьковатым ядом пускается по её венам. Мнимая безопасность — вот что это. Гермиона пытается сосредоточиться на лице Люпина. Его глаза, его блестящие голубые глаза в одно мгновение тускнеют, словно из них зачерпнули краску, и медленно скрываются под тяжёлыми веками. Его руки на её плечах теряют крепость, и мужчина медленно оседает на землю. Гермиона не понимает, что произошло, только чувствует солёный запах смерти. И страх, страх, который обнимал её с самого начала.

Открыв глаза, она очнулась в больничном крыле Хогвартса. Яркий солнечный свет едва пробивался сквозь плотно закрытые занавески около её кровати, которая, кажется, была единственной занятой. Вокруг было пусто. Или ей так показалось.

Попытавшись перевернуться, девушка наконец поняла, что она здесь делает. Всё тело болело, а в области груди что-то давило на сердце, будто там недавно пытались залатать большую дыру. Оставив попытки сдвинуться с места, Гермиона медленно открыла глаза. Сначала картинка была нечёткой, всё буквально сливалось в одну сероватую массу. Её тяжёлый полувдох растаял в тишине комнаты.

— Гермиона?

Голос словно из старого, забытого сна, прорвался в её сознание и всколыхнул все внутренности. В голове тут же родились десятки вопросов. Что случилось? Как она оказалась здесь? Что с остальными? Последнее, что она помнила, да и то весьма смутно — этот голос, произносящий её имя, и испуганное лицо его обладателя.

— Ремус? — еле слышно спросила она, старательно пытаясь сфокусировать взгляд.

Попытка что-то сказать отозвалась сухой болью в горле, и девушка скривила губы в отвращении. В это же мгновение она почувствовала тёплое прикосновение к своей руке и наконец разглядела мужчину перед собой. Ремус Люпин, живой и почти невредимый, склонившись к её лицу, взволнованно улавливал каждое её движение и едва заметно, но с облегчением улыбнулся, когда она открыла глаза. Гермиона попыталась изобразить что-то наподобие ответной улыбки, но сухость во рту была просто невыносимой, и получилось как-то излишне жалко и болезненно.

Тогда она прикоснулась кончиками пальцев к горлу в молчаливой просьбе.

— Что? — взволнованно спросил Ремус и тут же нахмурился. — Воды?

Девушка в ответ слабо кивнула. Люпин резко подался в сторону прикроватной тумбочки и прихватил с него стакан воды. Гермиона попыталась было подняться, но сделать это самостоятельно оказалось совсем непросто. Странно, подумала она про себя, что это было за заклинание?

Заметив, что ей тяжело, Ремус осторожно приподнял её голову одной рукой, а второй поднёс стакан поближе к её губам. Сделав несколько глотков, Гермиона благодарно кивнула.

— Спасибо, — прошептала она и снова опустилась на подушку.

Люпин вернул стакан на место, а сам, придвинув стул поближе, сел рядом с кроватью.

— Как ты? — спросил он, осматривая девушку с ног до головы. — Что-нибудь хочешь?

Его обеспокоенно-заботливый тон заставил уголки её губ чуть приподняться в короткой улыбке. Ей даже будто бы стало легче от того, что мужчина был рядом.

Не дождавшись её ответа, Ремус немного потупил взгляд и прочистил горло. Вежливые вопросы, вероятно, закончились и пришло время минутной неловкой паузы. Гермиона воспользовалась ею для того, чтобы получше рассмотреть своего бывшего профессора — вид у него был довольно потрёпанный. Светло-каштановые волосы слегка растрепались, как бы он ни пытался периодически их пригладить и поправить, глаза чуть покраснели, вероятно, от усталости, о чём также говорили припухшие веки и синяки под ними. Её взгляд скользнул ниже: плечи, неловко сведённые и излишне напряжённые, испачканные рукава старого твидового пиджака, который всегда так нравился ей, даже несмотря на свою потёртость, и наконец, тёплые ладони, осторожно державшие с двух сторон её бледную руку. Она казалась такой маленькой, такой хрупкой. Девушка никогда не чувствовала себя такой крохотной, как сейчас. Особенно сейчас. Когда в удивительно ярких голубых глазах читалось столько заботы и нежности, о которой она никогда не могла и мечтать.

— Я очень рад, что ты очнулась, — попытался было возобновить разговор Люпин и нервно сглотнул. — Признаться, я уже начал опасаться, ведь ты так долго…

— Сколько я была без сознания? — нетерпеливо, но деликатно прервала его Гермиона.

Мужчина торопливо взглянул на часы, а затем снова ей в глаза.

— Около двенадцати часов, — сказал он. — Ты помнишь, что произошло?

Ответить на его вопрос было не так просто. Она не могла понять, что ей снилось, а что было на самом деле.

— Смутно, — призналась девушка. — Ты, кажется, назвал меня строптивой девчонкой, а Беллатриса целилась в тебя, и я…

Она на мгновение зажмурилась, осознавая весь смысл сказанного и постепенно вспоминая. Почему она не отразила заклинание, а бросилась вперёд? Что-то на уровне инстинкта, предчувствие, что большего она сделать не успеет, и совсем никаких мыслей о том, что она рискует собственной жизнью. Именно этого Гермиона Грейнджер всегда и боялась — сделать, а потом подумать. Хотя с другой стороны, всё это было не напрасно, совсем не напрасно. Ведь собой она закрыла Ремуса.

— Ты спасла меня, — закончил её прерванную фразу Люпин и снова улыбнулся ей. — И Сириуса. Если бы не ты, меня бы здесь уже не было.

Последняя фраза, вероятно, должна была быть шуткой, но тот страшный взгляд, которым одарила мужчину Гермиона, заставил его почувствовать себя ещё более неловко. О, ему не понять, как сильно её пугало это! Страх снова липкой слизью подкрался вверх по её горлу.

— Никогда больше не говори так, — с трудом выдавила из себя девушка, крепко сжимая своей рукой его ладонь, после чего попыталась приподняться.

Ремус тут же бросился помочь ей. Придержав её за спину, он никак не мог предугадать, что Гермиона вместо того, чтобы отпустить его, бросится к нему на шею.

— Эй, что… — Люпин проглотил собственный вопрос и молча обнял девушку в ответ. — Всё хорошо, Гермиона. Всё в порядке, успокойся.

— Это так страшно, Ремус, — её сбивчивый шёпот щекотал его ухо. — Я никогда не считала себя трусихой, но мне ужасно страшно. Говорить о войне — одно, а чувствовать её приближение — совсем другое. Я так боюсь, что погибнут люди, те, кто мне дорог, те, кого я люблю.

Вместо ответа мужчина ещё крепче прижал её к себе и ласково начал гладить по волосам. Некоторое время продолжалось молчание. Ему было нечем её утешить, ибо даже прикрытая красивой ложью перед ней всё равно вскоре откроется правда. Грядёт война, в которой падут многие. И никто тут не может получить билет на выживание.

— Я знаю, милая, я знаю, — произнёс Ремус и чуть отстранился, чтобы заглянуть ей в глаза. — Но ты не должна бояться. Страх делает с людьми ужасные вещи. Ты не должна позволить ему изменить тебя.

Одной рукой он коснулся её щеки, стирая солёную дорожку от слёз большим пальцем. Лгать ей не было никакого смысла. И ему оставалось сказать лишь одно.

— Ты должна оставаться сильной, — полушёпотом продолжил Люпин. — Сильной и смелой, такой, какой ты всегда была. Гермиона, ты одна из самых удивительных ведьм, что я когда-либо встречал, лучшая студентка Хогвартса за последнюю сотню лет, ты умница и всегда будешь такой. И у тебя есть важная миссия в этой жестокой войне. Ты нужна Гарри. Он — надежда всего магического мира, но он не сможет одолеть такого сильного врага в одиночку.

— Гарри не один, — тут же возразила девушка. — А как же вы? Как же Орден? Дамблдор? Сириус? Ты? Мы все поможем ему!

Взгляд мужчины медленно опустился вниз к её подбородку, позволяя выгадать немного времени, чтобы подобрать правильные слова.

— Придёт время, когда мы не сможем помочь ему, — Ремус деликатно зашёл издалека, стараясь как можно дольше не смотреть снова девушке в глаза. — Никто не знает, что будет завтра. В министерстве ты повела себя очень смело — мы с Сириусом остались живы благодаря тебе. Но в дальнейшем, если расставлять приоритеты…