Я присаживаюсь на корпус «почившего» в последнем порту горемыки, медленно вытираю ветошью руки. Ничего страшного конечно не произошло, остаётся ещё пять вполне работоспособных компрессоров. Однако счёт открыт в середине перехода, и как всё может обернуться в дальнейшем, никто не предскажет наверняка. Особенно памятуя про неукоснительную политику Компании по сквалыжной экономии на всём и вся.
Тепло от работающих морозильных агрегатов маревом поднимается вверх, заставляя дрожать неуловимую границу между светом и тьмой, создавая стойкую иллюзию чьего-то неуловимого там присутствия. И погружённый во мрак отсек без устали плодит в моём сознании жутких чудищ. До времени остающихся сокрытыми за призрачными стенами…
Внезапно поддавшись неуловимому импульсу, я кидаю в колышущуюся темноту съёмник от компрессора. Гулкий удар, и вслед отвратительный чавкающий звук. Но если металлический гул вполне ожидаем, то последовавший за ним звук отнюдь нет. Начинаю тихо ругаться, проклиная свою несдержанность, – неисправный компрессор-то присутствует, а вот съёмник… Того… Улетел. Чёрт! Теперь придётся тратить время на поиски необходимого инструмента.
Роюсь в аварийном ящике и вытаскиваю на свет божий мощный фонарь. Вставляю новую батарею и жму включатель. Яркий конус света мгновенно упирается в ближайший генератор, до того надёжно укрытый сумраком. Веду лучом вправо-влево, шутя разгоняя по диким закоулкам агрегатного отсека ещё не материализованные сознанием страхи. Никого… Пока. Обречённо вздохнув, я иду в самое логово зверя на поиски бездарно утерянного инструмента. Теоретически, точечная подсветка должна сопровождать по всему огромному помещению, но, возможно, это и работало когда-то, только с тех пор прошёл добрый десяток лет. На мгновение оглядываюсь – покинутый светлый пяточёк моего ремонтного уголка остаётся единственной путеводной звездой, дающей надежду на благополучное возвращение. Пытаюсь успокоиться.... И немного приведя в порядок ни к чёрту расшатавшиеся нервы, бреду дальше во тьму. Удушающее впечатление медленного погружения на дно огромного мрачного озера.
Свежий скол краски на стрингере находится довольно быстро, но, когда луч фонаря скользит вниз, предо мною лишь сдвинутый в сторону пайол и белесое тело мицелия плесневого грибка, полностью заполнившего собой, вообще-то, отнюдь не маленькое пространство трюма. Н-да-а-а. Что теперь? Перспектива погружения в затейливую вязь тончайших гифов вызывает вполне предсказуемую дрожь в коленках. И я долго смотрю на эту колышущуюся в свете фонаря массу, плотно сплетённую из множества белесых нитей, с поблескивающими на них капельками влаги… Словно тысячи глаз смотрят на меня снизу. Мысль, что я отражаюсь в каждой капельке, морозом обжигает кожу…
Убогая экономия довела агрегатный отсек до такого состояния, когда трюмная плесень из-под пайол чуть ли не на борта лезет. На моей памяти последняя санитарная обработка проводилась около трёх корабельных лет назад. Ладно, хотя бы эта белесая мерзость поглощает радиацию и удерживает конденсат, обильно стекающий с морозильных камер. Опять же, загадочная несовместимость с крысами. Давно было замечено, что на кораблях, где трюмные пространства захватывал плесневый грибок, грызуны, эти многовековые спутники человека по дальним экспансиям, исчезали начисто. И пока приглашённые эксперты за щедрое вознаграждение восторженно ваяют многотомные диссертации, Компания экономит как на дератизации, так и на дезинфекции. В общем, все довольны, за исключением космонавтов. Всё-таки соседство с крысами кажется более привычным.
По всей видимости, подошло время, когда активные попытки трюмной плесени распространить свой мицелий и на моё рабочее пространство, начинает изрядно напрягать. Здесь только один хозяин, и это я. Небольшой огнемёт, как раз подходящий для частичной дезинфекции, хранится в шкафчике в глубине отсека, где-то там дальше, прямо в пасти плотоядно колышущегося мрака. Не сказать, чтобы я уж так сильно боюсь этих тёмных закоулков… Хотя, возможно, просто не хочу в этом самому себе открыто признаваться. От мучительной борьбы со скрытыми страхами отвлекают далёкие вспышки сигнальной лампы и череда коротких звонков – подошло время обеда. Постояв, для проформы изображая борьбу чувства долга перед забитыми этой дрянью трюмами и подчинения жёсткому корабельному распорядку, с облегчением устремляюсь назад – к свету…
Напоследок скользнув взглядом по видимой части отсека, я не торопясь поднимаюсь по трапу наверх, на время покидая свою «берлогу». Плесени приговор вынесен, а исполнение вполне себе подождёт. Громко хлопаю люком, и мои страхи, как свора злобных джинов, на время оказываются надёжно закупорены в старой, затянутой ржавчиной «бутылке».
В коридоре ощущаю себя немного повеселее – автоматика сопровождающего освещения здесь исправно работает. Вот только пластиковые стены, по чьей-то дурацкой прихоти выкрашенные в нежный слегка флюоресцирующий салатовый цвет, вызывают стойкое отторжение своей совершенно ни к месту жизнерадостностью. И какой идиот предложил оформлять коридоры нижних отсеков этой отвратительной цветовой гаммой? Успокаивающе действует? И кто это говорит – космопсихологи? Ха! Но что бы сказали эти недоделанные психологи по поводу вездесущей Тишины? Когда она, более не скованная грохотом механических «демонов», вольготно расправляет призрачные крылья, встречая моё появление, – этакий незримый пастух своей совсем немногочисленной паствы. И вечнозелёная обшивка, угрожающе обступающая со всех сторон… Психика, как в справном испанском сапожке в заботливых руках инквизитора, трещит и корчится от вполне осязаемой боли. Тьфу, зараза! Так, в очередной раз вполголоса проклиная неизвестных «художников», я устало бреду на верхние палубы нашего супер-рудовоза «Sir Alexander Fleming», изрядно потрёпанного шестью десятками лет безудержной эксплуатации в глубинах космоса, вдали от цивилизованных планет и надёжных ремонтных баз.
Темнота впереди… Темнота за спиной… Темнота повсюду… С оглушительным безмолвием впридачу. Мои извечные спутники. Ежедневный круиз с нижних палуб наверх не становится приятным исключением. Только стук подошв – гулкий на нижних переходах и глухой, скрываемый специальным полимером, по виду не отличимым от пробки, в офицерских коридорах. Да полянка тусклого света, перетекающая следом по безбрежному морю черноты… А что там постоянно копошится, в этой черноте, я, мерно переставляя космические боты, стараюсь не замечать…
Но стоит только перешагнуть порожек кают-компании, как небольшое помещение заливает яркий свет. Приятная возможность раз в сутки посидеть там, где нет тёмных углов и скрытых во мраке закоулков. И музыка. Что-то из классики – уныло пиликающие скрипки и им басово поддакивающие виолончели. Запоздало подкатывает, поскрипывая ходовыми колёсиками, робот-официант. Ставит на столик плошку с витаминно-минеральным суп-пюре, заменяющим на кораблях дальнего космоса первые блюда. Однако верить официальным заверениям о полнейшем наборе всех необходимых минералов и витаминов в этой бурде не приходится. Из каких-таких отходов она синтезируется, лучше не интересоваться. Единственный монументально незыблемый принцип Компании – сокращение расходов на обслуживание грузовых кораблей – всегда исполнялся с завидной пунктуальностью. Без аппетита я хлебаю тягучее месиво, сегодня розового цвета. Всё знающие специалисты космических душ рекомендуют ежедневно менять цвет для поддержания психологического тонуса. И вчера вкушал отвратительно зелёную. Уж лучше бы меняли вкус, на который, к сожалению, окраска никак не влияет. Но более-менее вкусное второе исправляет впечатление от обеда. В отличие от обязательного первого блюда, на второе камбузный принтер выдаёт сегодня что-то вполне удобоваримое. Многие, кстати, всегда питались только этой составляющей меню, игнорируя строжайшие приказы об «обязательном ежедневном употреблении работниками дальнего космоса витаминно-минерального комплекса». Как-то краем уха слышал, что фабрика по синтезу составляющих ВМК принадлежит дочке финансового директора нашей Компании. Что делает вполне объяснимыми регулярные циркуляры об «обязательном и неукоснительном…».
