Но порадоваться вместе с Борочуном не вышло. Странно, но тот совсем не радовался такому. Наоборот, чело его выражало скорбь и озабоченность.

– Великий Волхв, но разве ты не этого хотел – отстранения Велеяра? Теперь никто не сможет стать помехой для заключения союза с Ляпайоне. А, там, гляди, и Алексашка к нам присоединится. Давеча встречался я с ним, и, поведаю тебе: он готов с нами объединиться! – обратился Громодар к Борочуну, преклонив пред ним колено в знак уважения.

И, хорошо, что находился он на удалении от волхва – тот чуть не стукнул его посохом! Что случилось с ним?

– Как смеешь ты радеть за то, чтоб наша держава пала? Ты знаешь, чем грозит это объединение? Нет веры безродному, но еще более опасен тот, чей род уже не один раз пытался предать нашу Отчизну? Да, ратовал я союз с Ляпайоне, ибо не верил во все то, что про него говорили. Но на то я и удостоился звания волхва, что доступно мне виденье правды, и она совсем не та, каковой мне поначалу казалась. Легко заключив с нами союз, этот выскочка потом так же легко его расторгнет, да только поздно уже будет! Прочь с дороги, мне давно пора отправиться к Велеяру, ибо на сей момент только под его началом можно защитить нашу Отчизну!

Внезапно возник вихрь, который подхватил Борочуна, и так же внезапно исчез вместе с ним, а Громодар так и остался коленопреклоненным.

«Ну, что ж, видать, старый пень уже выжил из разума, раз так изменил своим же взглядам. Но я молод и полон сил, и сам всего достигну!» – с таким мыслями и отправился Громодар собирать свою войско. И удалось ему посеять смуту среди бояр – был он довольно высокого рода-звания, и к его мнению прислушивались други его, а те, кто был из простолюдин – то и вовсе полагали, что ему видней.

И решил Громодар, пока (а, там, гляди, и – и останется таким!) Велеяр удар разбил, собрать своих единомышленников. Редко бывало, чтоб после такого поднимались, а чтоб вернуться к управлению державой – то уж вообще невозможно! Потому надобно собрать своих воинов, да убедить соседей своих, еще сомневающихся, что только он, Громодар, и сможет спасти Державу. А уж как – то это уж он и сам решит, пусть только возложат на него княжескую шапку.

Смущал его всего один возможный конкурент – Бояслав, но на их крайнем заседании увидал Громодар, что не так уж его и поддерживают. А всё за то, что многое скрывал Боеслав – то пластуны его почти никому не знакомые, о которых только слухи и ходили, а видать никто и не видел, то дела его тайные с Велеяром. А еще донесли Громодару, что замечена была Волховица в покоях Боеслава. Вот что он не успел поведать Борочуну, пусть бы узнал, что любимец его встречается с той, кого старый волхв пообещал вывести, что называется, на чистую воду, и развенчать все слухи о её уме и могуществе. Подумаешь, девка, а туда же – меряться силой да разумом со старым волхвом!

Хотя, конечно, стоит признать, что Борочун сильно сдал. Это же надо – покинул заседание Думы! Хотя, если он его торжественно вернет – точно, старый растает и поддержит его!

9. Чудесное исцеление

Были созваны все лекари да знахари , волхвы да колдуны, да никто не смог вернуть верховному боярину речь и движение. А Борочун еще и потряс над ним посохом: знать будет, как его обижать! Но потом выгнал всех из палаты, где лежал Велеяр, и начал проводить ритуал. Но тщетно все было – глаза великого и могучего еще вчера боярина были закрыты, и не издавал он ни звука. Три дня и три ночи никого не пускал Борочун к нему, и сам не выходил. Но – все тщетно. Велеяр даже веком не шелохнул ни разу. В изнеможении вышел Борочун из палат, и упал бы, если бы не успели его подхватить стоящие там стражники.

– Видать, стар я уже, нет сил у меня…или рок такой у Велеяра вышел, и не встать ему. И даже не ведаю, кто смог бы ему помочь, – горько пробормотал он.

А весть о том, что, Велеяру уже не подняться, в мгновение ока разнеслась по округе.

И пошла смута, и многих страх объял. А в Думе вообще пошли разговоры о том, что не подняться ему, и пора бы нового верховного выбрать.

И те, кто поддерживал Велеяра, оказались вдруг в меньшинстве: велик был разброд в умах думцев. Вот только Боеслав верил, что поднимется старший его друже, и решился обратиться за помощью к Волховице.

И только подумал о том: как прибыла та в терем верховного сама, как будто услыхав Боеслава.

Не обращая внимания на тайные ухмылки челяди и откровенное неприятие дружины Велеяра, которая даже попыталась перекрыть Волховице дорогу, проследовала она в покои, легко ориентируясь в палатах.

Некогда грозный воин, только от упоминания имени которого трепетали вороги и лишались всякой способности к сопротивлению, лежал еле дышащей недвижной горой.

Выставив всех и запечатав одной ей известным знаком двери, подошла Волховица к изголовью.

Голос её прозвучал звонко и твердо:

– Я, Радуница, вопрошаю тебя: что лежишь, воин Радамир? Недосуг горевать о личном, грядет беда всему народу! Не след нам доставлять такую радость нашим ворогам, как немощь твоя! Вставай!

И – о, чудо!

Открыл глаза Велеяр, и поднялся! Как будто именно эти слова и надо было ему услыхать, чтобы очнуться, чтобы ожило тело и разум! И силы вновь заполнили его!

– Приветствую тебя, Радуница! Нет слов, чтобы выразить тебе благодарность, что помогла очнуться, что влила силы в мое тело!

– Благодарностью будут дела твои! Для того и силы твои вернулись. Не срок тебе еще в Сваргу отправиться, которую ты заслужил доблестью своей, но не все дела завершил ты.

Велеяр хотел было что-то сказать, но остановила его Волховица:

– Знаю твою беду про детей твоих, но вот только заняться этим ты поручи другому – тому, кому доверяешь больше, чем себе. Ибо ты в силу своей горячности можешь не выдержать, да и не принесет она желательных плодов. Да и как ты оставишь град стольный? Разлад творится среди вас, и не след попускать это. Знаешь же, чем грозит это?

– Да, это верно ты гутаришь…тяжкие времена…

– Да что ты как тетка на завалинке? С силами я тебе помогу, а разум у тебя свой, покамест незатуманенный, сам увидишь, что след делать. Есть у тебя друже такой?

– Боеслав.

– Добре, – согласилась Волховица, – вот его и пошли за детьми своими. Вижу, что в крайней опасности они в краю дальнем – поддались внешнему мороку, тяжко будет его снимать. И – больно…но есть еще шанс успеть, поспеши! А сам пока разберись, что творится в Думе, уж больно подняли головы те, кто готов уйти с Пути своего, да отдать Державу нашу на разор ворогам!

– Как могу я отблагодарить тебя, Радуница? И – откуда ведаешь моё имя тайное?

– Ведаю я много, да не все вслух говорю. А видеть образы, что рождаю, разучились вы…да, ладно, что сетовать-то? Ночь Сварога еще не раз покажет лик свой грозный, и важнее сохранить в себе искру верную. А просьба есть – забудь имя моё, что я произнесла. Звать меня перед Родом Волховица, а то, что ты услыхал…только тайное имя моё, призывая тебя, смогло открыть тропу к твоему разуму и влить силы…хотя…

Замолкнув, Волховица взмахнула рукой и легко отворила двери, которые тщетно пытались открыть десяток воинов, призванных дружиной на помощь. Не обращая внимания ни на кого, проследовала она мимо изумленных воинов, и, как всем показалось – растворилась в неизвестно как возникшем солнечном луче, пробившемся в темную залу.

– Колдунья, хватайте её!

Но разве поймешь солнечный свет? Возникший внезапно, луч постепенно растаял…

– Тихо, галки! – все замерли.

Это в дверном проеме стоял Велеяр – как будто не он лежал недвижим не более как полчаса назад.

10. На дальние рубежи и далече…

Жгло душу Велеяра крайнее послание сына. Но не мог он сей миг отправиться за детьми, да и Радуни…ой, Волховица так советовала. Хотел бы Велеяр забыть её имя, да не мог, и даже боле – после своего чудесного выздоровления часто обращался к ней мысленно за советом. И, к удивлению, тут же вопрос разрешался или находил верный путь для его разрешения. Вот с детьми…