За исключением выходных, Саша «выгуливает» Алекса каждое утро, кроме того, сопровождает на культурно-развлекательные мероприятия, но таковых не более одного-двух в месяц.
Между Сашей и Алексом роман, но не традиционный, а необычный. Алекс, как всякий беллетрист, неровно дышит к любому дару. У Саши таковых в избытке: адаптируемость, естественность ребенка в синтезе с редкой находчивостью, природный ум и семейственность. Не говоря о ее знатном спортивном прошлом, навыках рукопашного боя, неплохом для любителя английском и многом прочем, бросающем Алекса то в жар, то в холод. Все это вплетено в особу, не разжившуюся и дипломом техникума…
Чувства Саши к опекаемому проще. Для нее он в одном кульке заботливый родственник и заброшенный, одинокий мужчина. Но главное, делающий ее жизнь интереснее и чище: шлифует английский, подкачивает кругозор, терпелив, доброжелателен, щедр на советы и, если строг, то по делу. Словом, очень-очень клевый.
Выкажи Алекс поползновение на интим, проблем бы с Сашей не было. Ведь за ее работенку – агента-соблазнительницы – более чем щедро платят. Как базово, так и сдельно. Он же, заметив ее безотчетное влечение к своей персоне, словно огрел пощечиной: «И не подумай! В интернат сдам, для трудновоспитуемых!» Чем раздраконил ее женское начало. Не из-за невостребованности мужчиной на тридцать пять лет ее старше, а тем, что отверг материнский (в некотором смысле) позыв согреть – достойную личность, которую, казалось ей, за длинную жизнь недолюбили. Почему бы не сделать приятное?..
И Саша добилась своего. За месяц-другой совместных пробежек, венчаемых завтраками и необременительным наставничеством, они настолько по-обывательски сдружились, что и гендерная демаркация между ними исчезла. Алекс вернулся к своей домашней униформе – не считая плавок, неглиже, не стеснялась наготы при переодеваниях и Саша. Незаметно вошло в привычку и совместное купание в джакузи после пробежек.
Чистоплюйство Алекса будто затянулось тиной быта, оттого предложенный Сашей однажды массаж – снять боли в мышцах – он воспринял как норму их удачно спевшегося бивуака. И от ее умелых прикосновений задремал, погружаясь в эротические сны секса без проникновения. Проснулся он плотски умиротворенным – состояние, наполовину забытое им. Ведь после шестидесяти его либидо как бы заключило с ним перемирие, заняв нишу необязательной дисциплины «При случае»… Но донесшийся из прихожей Сашин голос, полный оттенков взбудораженной женственности, из слюнявой сытости вытряхнул. Тут Алекса проняло: его недавние эротические фантазии на самом деле припорошенная дремой реальность. Хотел было выскочить из комнаты джакузи, чтобы Сашу распечь, а то и вовсе – через Бондарева – «лишить регистрации», когда услышал: «Не забудь дверь на защелку, дядя Алекс. Пока» (в десять утра она убывала в контору, ведомственную принадлежность которой даже Алекс не мог предположить).
Между тем при встрече назавтра Алекс уперся в непроницаемый экран, обративший его решимость – разобраться – в прах. Мол, ты это о чем? Жонглируя ликами, словно литератор персонажами, Саша за несколько дней отбила у подопечного малейшее желание о конфузе вспоминать. После чего, сама естественность, наладилась проделывать ту же «процедуру» два-три раза в месяц, некими недомолвками Алексу внушив: сексуальная устроенность – составная часть здоровья, не более чем ответвление бега, которым они ежедневно укрепляют организм. И Алекс не то чтобы стал принимать сеансы гормонной разгрузки, как нечто допустимое, а экзотику слетевшего с подпорок края, отказ от которой для принимающей стороны обиден. И в каком-то смысле – как очередной тест на лояльность, не лишенный удовольствий мысли и тела. При этом оба делали вид, что интимный ритуал, вошедший в их обиход, некая таинственная неизбежность.
Так они и жили – в коконе товарищества и эстетики тела, являя собой союз узника и надзирателя, ролевые функции которых странновато переплелись.
Все попытки Алекса свой статус терминологически обозначить ни к чему не приводили. Слишком многое в авантюре, взявшей его на абордаж, намешано взаимоисключающего. В какой-то момент наметилась аналогия с Вернером фон Брауном, который, выбирая меньшее из двух зол, добровольно сдался американцам. Все же эта параллель, он заключил, в его драму не вписывалась, разнясь масштабом и следствием. Чего-чего, а прорывных открытий – к звездам – в засосавшей его клоаке не бывать.
Между тем нынешний цикл, исчислявшийся с момента его переезда в Москву-сити, пролетел для Алекса незаметно, без душевных дрязг с судьбой-злодейкой. Пять месяцев из девяти ушло на предпечатную подготовку его романов. Трезво оценив свой расклад, он предложил Бондареву: скрыть авторство текстов через псевдоним, с «Эксмо», флагманом российского книгопечатания, дел не иметь, названия произведений и их аннотации – изменить.
Того требовали соображения элементарной безопасности: раскрывать, а точнее, подтверждать свои координаты (пусть условные) шпионскому интернационалу, за его персоной во все оба, себе дороже. Выслушав поправки, Бондарев многозначно хмыкнул, после чего заулыбался, мимически передавая: «Мы сами с усами. Но ты пацан правильный, кумекаешь…»
Издательств с именем, практикующих выпуск остросюжетной литературы, было немного. В переданном Бондареву Алексом перечне и десятка не набралось. Между тем бюрократия – вещь в себе и с норовом тинэйджера. Соприкасаясь с ней, не знаешь, чем все обернется. В особенности, с бюрократией авторитарной, будоражимой шпиономанией.
Как Бондарев решал проблему, неизвестно, но в результате властная указка уперлась в «Азбуку», санкт-петербургское издательство, держащее планку высококачественной литературы. С текстами детективного, то есть низкого жанра туда и на порог не пустят. Но это, если напрямую, в обход же, а точнее, сверху оказалось без церемоний. Спустя две недели – правка первой книги с оговоркой: автор вправе редактуру не принять, но лучше все же обсудить…
Из того контакта Алекс вынес вполне предсказуемое: опыта работы с его жанром у издательства нет, оттого редакторские правки нередко от непонимания хитроумной фабулы. Но коль скоро в тексте спотыкается профессионал, то, каково будет рядовому читателю? Тем самым напрашивалось: стиль и сюжетные ходы лучше облегчить, к чему Алекс приступил без колебаний.
Работал он в охотку, перерабатывая свои давно отбурлившие фантазии с позиций себя нынешнего. Конструктивному подходу автора «Азбука» не могла не нарадоваться, воспринимая обновленные тексты на ура, хоть и с задержкой. Паузы Алекс объяснял возможными подозрениями издательства: не роет ли волчью яму этот укрывшийся за ширмой псевдонима блатной, втиснутый в их переполненный портфель мохнатой лапой? Мутно как-то… Рейдерским захватом попахивает.
Разумеется, как оно было на самом деле, Алекс не знал. Но ничего не имел против, если бы «Азбука» время от времени умывалась холодной испариной. Ведь эра интернета низвела брата литератора до состояния раба. С одной, правда, оговоркой: похлебка не гарантировалась.
Переработка старых текстов задвинула в долгий ящик роман, начатый им по приезде в Россию. Справедливости ради, тот, вне настроя автора, забуксовал сам – после динамичного пролога одиссея Алекса потеряла темп. Да и жанр произведения не из легких: мемуары заложника с вкраплением вымысла и политологического анализа. Попутал чуть пропорции – и вместо «опыта художественного исследования» претенциозная подделка. Все же порой его подвигало на страницу-другую, но места затейливому приключению с Сашей – его повседневность – в сюжете не находилось. Не зря одним из Гроссманов сказано: «Нередко книги умнее своих авторов…»
Как это водится, любой долгострой, рано или поздно заканчивается. Спустя три пятилетки с момента завершения первого сюжета Алекс смог физически потрогать продукт своего литературного труда, полного иллюзий, обид, озарений и редких искорок удачи. Оная и приземлила на крышку его стола увесистую упаковку, доставленную Сашей. Срезанный шпагат обнажил три его романа, семь экземпляров каждый. «Вау, насколько это тебе, дядя Алекс, полгода? Читать не перечитать!» – изумилась спарринг по здоровому образу жизни (в смысле, хоть каком). Но, заметив, что верхняя семерка – одна и та же книга, опешила: «Они что, напутали? Вернуть?» «Жизнь невозможно повернуть назад и время не на миг не остановишь…» – незамысловато отбоярился Алекс, озадаченный открытием: авторских прав на эти книги у него нет, соглашение-то не заключалось. Стало быть, созданные скорее его упрямством, нежели талантом книги – не более чем сувенир для личного пользования, эрзац-остаток некогда нешуточных страстей. Так что самое разумное в этой спекшейся интриге ставить точку, после чего сдать себя в прокат очередной.
