– Я ее не боюсь, – сморщила нос Сашенька. – У меня родственников больше нет – только Галина Аркадьевна и Светка, ну зачем я буду отношения с ними портить… И вообще, мы же договаривались на эту тему не разговаривать.

– Извини… не удержался… Мороженого хочешь?

– Ага.

– Сейчас целый килограмм куплю!

Пашка жил в центре города в двухкомнатной квартире. Пользуясь тем, что родители пребывают в длительной командировке, он частично передвинул мебель, приобрел парочку кресел, напоминающих огромные бесформенные мешки, поснимал со стен акварельные картины местных мастеров и убрал на балкон коврики. Достойная зарплата программиста и финансовая помощь родителей, поступающая на банковский счет из Новосибирска, позволили купить здоровенный жидкокристаллический телевизор серебряного цвета и DVD-плеер со всевозможными наворотами. Собственно, перед этой роскошью Пашка и проводил большую часть свободного времени. Сашенька уже дважды была в его квартире, дважды засиживалась допоздна и дважды участвовала в теткиных допросах. То есть отвечала честно на заданные вопросы и смущалась, когда Галина Аркадьевна смотрела уж слишком пристально. Но это было давно – в самом начале отношений (Пашка еще тогда не целовал так страстно и не обнимал так крепко).

– Шампанское будешь?

– Нет, спасибо, я только мороженое чуть-чуть…

Усевшись на угол дивана, неподалеку от журнального столика, Сашенька замерла, поглядывая на дверь. Сейчас Пашка принесет мороженое, они его слопают, а потом… Ага. Давно пора… Она самая счастливая на свете, потому что теперь никакого душевного одиночества нет. Его попросту не существует! А есть – он. Близкий и любимый человек.

Сашенька расстегнула верхнюю пуговицу кофточки, взбила волосы, выставила маленькую грудь вперед и на всякий случай пощипала и без того покрасневшие щеки (а что здесь такого? какие мысли, такие и щеки…). Именно так, по ее мнению, должна выглядеть сексапильная девушка, готовая к эротическим приключениям. Как в кино!

Процесс поедания пломбира занял буквально считаные минуты, Сашенька успела съесть только половину белоснежного кубика, как ласковые руки Пашки оказались на ее талии. Несколько поцелуев торопливой цепочкой легли на плечо, затем вторая пуговица была расстегнута, а там уж… Сашенька отставила тарелку с мороженым на журнальный столик и повернулась к любимому. Томно вздохнула и, стараясь «быть на высоте», издала не то стон, не то мычание. Пашка, посчитав этот звук окончательным и бесповоротным «да!», сунул руки под ее кофту и нащупал застежку лифчика. Парнем он был опытным и с мелкими преградами в виде замочков-молний предпочитал разбираться сразу.

Сашенька все ждала, когда же закружится голова, защемит сердце, онемеют руки, ноги… когда же бесконечное счастье, перемешанное с романтикой и любовью, заполнит ее до самой макушки?! Но вместо этого в носу настойчиво защекотало, а в животе булькнуло.

– Апчхи-и-и! – звонко чихнула Сашенька в плечо Пашки.

– Будь здорова! – машинально ответил он, продолжая мучиться с застежкой лифчика.

– Спасибо… Апчхи-и-и!

– Еще раз будь здорова.

– Спасибо… Апчхи-и-и! Апчхи-и-и! Апчхи-и-и!

– Ты чего? – Пашка отстранился и нахмурился. – Простыла?

– Да нет, – замялась Сашенька, понимая, что вернуться к пылким объятиям, обещающим головокружение, сердечный трепет и томление, она уже не сможет. – Апчхи-и-и! – выдала она еще звонче и потерла ладонью покрасневший нос.

– Аллергия? – разочарованно спросил Пашка, тоже осознавая, что продолжения (увы, увы, увы) не будет. Он посмотрел на пломбир и вздохнул.

– У меня никогда ее не было… – Сашенька поймала на себе полный надежды взгляд и торопливо принялась застегивать пуговицы. Вскочив, она задела тарелку, и та спикировала на паркет. Дзынь! – Ой, извини… Как-то по-дурацки все получилось…

Она еще больше смутилась, растерялась и в дополнение к этому вновь чихнула. Ну, почему, почему так… Почему?! Это же Пашка, ее Пашка!

– Ерунда, – утешил он, улыбаясь. – А посуда вообще бьется к счастью. Ерунда.

Сашенька подняла маленький серый осколок, который, точно мышонок, прижался к ее тапке, и тоже улыбнулась.

– Ага, ерунда, – согласилась она и добавила: – Давай я уберу.

– Не, я сам, а потом пойдем в кино – собирались же…

Пашка встал с дивана, скользнул взглядом по ладной фигурке Сашеньки и сдержал очередной вздох – с чего начали, к тому и вернулись. Эх…

Сентябрь радовал приятной ровной погодой, птичьей болтовней, яркими красками и теплыми вечерами. Если прошлая осень выдалась холодной и мрачной – ветер завывал с утра до ночи, то в этом году царил уютный покой, которого не мог нарушить даже редкий дождик. Перестукивание капель лишь добавляло музыки, а запах сырости, перемешанный с пряно-сладким ароматом цветов, заставлял глубже вдыхать воздух и замедлять шаг.

Взгляд Сашеньки то прыгал с фонаря на фонарь, то скользил по мокрому асфальту. Она держала Пашку под руку и мысленно перебирала занятные моменты только что просмотренной комедии. Нет, героиня какая-то странная, разве можно быть такой наивной? Влюбилась в прохиндея, оказалась одна в чужом городе без гроша в кармане, влипла в историю… Ну вот о чем она думала?.. Потом встретила красавца-принца, а потом еще одного… Сашенька посмотрела на Пашку и гордо вздернула нос. Ее Пашка самый лучший! Самый! И ничего страшного, что сегодня она… расчихалась… глупо, конечно, но когда люди любят друг друга, то… то в конце концов все получается хорошо. Чувства сметают на пути любые преграды – старая истина, и… и… и вообще! Вот!

– До перекрестка дойдем, а дальше я сама, – сказала Сашенька.

– Уже темно, я лучше до дома тебя провожу, – возразил Пашка. – Тетка твоя меня все равно уже видела…

– Нет, до перекрестка.

– Как хочешь, – буркнул он недовольно. – Но тебе с ней надо быть построже…

– Ну Паша…

Попрощались они коротко. Он поцеловал Сашеньку в щеку, сжал пальцы, развернулся и пошел обратно.

«Сейчас поймает машину и поедет к себе… Обиделся…» – подумала Сашенька и, насупившись, поплелась к своему дому.

К своему дому…

Родителей у Александры Аксеновой не было. Уже давно. Отец погиб в автомобильной аварии, а мама, не пережив этого, зачахла через год. Из родственников осталась только тетка и двоюродная сестра Света, а из имущества – половина дома на краю родного города. Ничего не поделаешь, надо жить дальше.

Галина Аркадьевна сразу же взяла Сашеньку под свое крыло, окружив ее излишним вниманием и подчеркнутой заботой. «Сиротой же осталась, – вздыхала она, переговариваясь через забор с соседями. – А так на отца похожа, на брата моего… так похожа… Вот хочу ее в педагогический колледж определить. Воспитатель – профессия хлебная, если с умом к делу подойти».

«С умом» Галина Аркадьевна подходила практически ко всему и особенно быстро и охотно решала те вопросы, которые сулили хоть какую-нибудь прибыль. Посчитав, что половина дома для Сашеньки – это слишком большая роскошь, она сначала сдала одну комнату улыбчивому студенту, а затем еще одну – худющему коллекционеру пивных банок (своим богатством он тут же завалил выделенные ему десять квадратных метров и плюс кладовку). Сама же Галина Аркадьевна прекрасно жила вместе с дочерью на другой половине и к себе никого пускать не собиралась. «Это деньги для нашей семьи», – пафосно говорила она Сашеньке и торопливо убирала в свой карман только что собранную арендную плату.

А Сашенька и не перечила, ютилась в родительской комнате, училась в колледже и подрабатывала курьером в небольшой торговой фирме.

Галина Аркадьевна ни на секунду не ослабляла своей заботы и не сомневалась в светлом будущем своей племянницы. «Ты думаешь, зачем тебе педагогическое образование? – философствовала она, завтракая ватрушкой и чаем с молоком. – Свою выгоду надо всегда понимать. В детскому саду тебе делать нечего, платят там мало, да и голова пойдет кругом от такого количества сопливых детей. Я тебя пристрою гувернанткой в хорошую семью, сейчас это модно и даже престижно. Ответственность небольшая, зато хлеб с сырокопченой колбасой всегда будешь кушать».