Ломпатри пытался сосредоточиться на сражении, но нуониэль не переставал забирать всё внимание на себя. Этот худощавый мужчина, которого впору бы назвать старичком, плотно ввязался в дело с вирфалийцами. Кое-кто из них уже глотал пыль, ползая на четвереньках, а этот лихой малый с веточками вместо волос даже не обнажил меча. Он бил наотмашь схороненным в берестяные ножны оружием. Двигался нуониэль со скоростью пятнадцатилетнего юнца, не отяжелённого гнетущим доспехом. Удары сыпались на вирфалийцев один за другим, а враги ничего не могли поделать. Кто-то падал, некоторые отступили и не решались подойти ближе. Остальным попадало, причём так сильно, что бедняги теряли равновесие не в силах даже стонать от боли. Один из вирфалийцев, сам того, видимо, не ожидая, парировал удар нуониэля, разрубив его ножны пополам. Нижняя часть ножен упала, обнажив половину тонкого, изогнутого клинка. Нуониэль снял и верхнюю часть, выставив перед собой оголённый клинок. И пусть его оружие оказалось тоньше булатных мечей вирфалийцев – острый предмет в руках искусного воина заставил противников не мешкая отпрыгнуть назад на несколько шагов.
– Десять золотых за его голову! – заорал Гастий и метнул в нуониэля копьём. Ни один мускул на теле нуониэля не дрогнул, пока копьё летело на него. Оно вонзилось в землю позади сказочного существа, а тот как знал, что зловещее оружие его не коснётся. К этому моменту Ломпатри подоспел к нуониэлю и закрыл его щитом от пик всадников, снова налетевших на полной скорости. Пехота тоже поднажала, и всё смешалось в беспорядочную кучу мяса, пота, стали, крови, копыт и грив. Теперь стало не до удивлений и восхищений. Сноровка нуониэля мало занимала не только Ломпатри, но и остальных участников битвы. Каждый думал только о том, как бы не умереть. Все защищались от ударов, пытались отстраниться от общей кучи и в то же время не оказаться слишком далеко от неё, чтобы не прослыть трусом. Сражались уже не Ломпатри с нуониэлем против вирфалийцев, а желание выжить против страха порицания за нерасторопность. Кто-то не выдерживал этого накала внутри себя и приходил в бешенство. Тогда его сразу же пронзал клинок нуониэля или разрубал увесистый рыцарский меч. Другие сами кидались на неистовую парочку, в надежде получить такой удар, который бы все увидели, но который бы не сразил их насмерть. В этом случае они могли бы спокойно упасть наземь и отползти дальше от сражения под предлогом ранения. Самые опытные из вирфалийцев работали парами или группами по три, по четыре человека. Они окружали врага, били одновременно и успешно теснили противника. Но когда казалось, что вирфалийцы возьмут числом, Ломпатри издавал свой боевой клич «Атария, бой!» и, прикрывшись щитом, устремлялся на врагов, перенося очаг битвы в совершенно новое место. Вновь лилась кровь, но в итоге слаженные действия вирфалийцев опять не давали рыцарю надежды на победу. Тогда нуониэль как будто распылялся пуще прежнего и, двигаясь неимоверно быстро, разил врагов. В эти мгновения его меч походил на вспышки молнии: он сверкал сначала в одном месте, а затем в другом. Скорость клинка была столь стремительна, что кровь врагов не успевала на нём запекаться. Но на место поверженных тут же вставали новые. Оказавшиеся на земле всадники умирали, но откуда ни возьмись снова и снова налетали с копьями наперевес лихие наездники. Иногда битве мешали тела павших воинов или коней. Тогда всё затихало, нуониэль и Ломпатри переходили на новое место, а вирфалийцы следовали за ними. Как только под ногами больше не было убитых коней и людей, бой разгорался с новой силой. Так драка, которую можно без преувеличения назвать сражением, плавно переходила с места на место, оставляя за собой кровавый след.
Оказавшись снова там, где и началась заварушка, нуониэль разделался с очередным пешим воином и схватил то копьё, которое давеча метнул в него Гастий. Он вырвал древковое оружие из земли и вонзил в налетевшего на него всадника. Конь поскакал дальше, а всадник, нанизанный на копьё, вылетел из седла и рухнул наземь. Нуониэль вновь освободил окровавленное копьё, отмахнулся им от приблизившихся к нему врагов, развернулся и резко метнул копьё прямо в Гастия. Бросок копья не в находящихся поблизости врагов, а в того, кто стоял поодаль, оказался столь неожиданным, что почти никто не успел этого заметить. Длинное копьё угодило прямиком в лицо лысому рыцарю. Гастий слетел с коня и бездыханным телом пал на дорогу. Его счетовод Кирки что-то кричал своим, удаляясь от перекрёстка. Те, кто ещё оставались верхом, потянулись ему вослед. Пешие воины стали потихоньку отступать от разъярённого Ломпатри. Группа из трёх особо опытных бойцов всё ещё кружилась подле нуониэля. Ломпатри заметил, как кое-кто из вирфалийцев кинулся на тех двух стариков, которые сопровождали сказочное существо. Старики беспомощно сидели у своего сундука, опрокинутого на обочине дороги. Там же Ломпатри увидел и Закича, который со своим нелепым копьём пытался защитить стариков от двух вирфалийцев. Ломпатри хотел помочь своему коневоду, как тут ему по щиту ударила пара стрел: трое конных лучников, спешившись, взяли рыцаря на прицел. Ломпатри хотел окликнуть нуониэля, который находился ближе к сундуку, но как его окликнуть, когда не знаешь имени? В этот момент Закич упал. Ломпатри чётко различил, как один из вирфалийцев прокалывает бедного старика, отползающего от дороги. Прикрывшись щитом, рыцарь ринулся на помощь. Мимо засвистели стрелы; щит вновь поймал одну, отдавая глухим ударом в левую руку. Не рассчитав сил, Ломпатри споткнулся о мёртвое тело и оказался на своём щите прямо там, где нуониэль расправлялся с упрямой троицей. Меча у сказочного существа почему-то не было, и он, подняв с земли половину чьего-то расколотого щита, атаковал первого противника. Удар усиленной кромкой по шлему оглушил воина. Второй резкий удар той же кромкой по шее, перебил несчастному горло. В это время на нуониэля сзади напал второй. Ломпатри хотел встать, но все его движения вдруг оказались ужасно медленными. К тому моменту как рыцарь привстал на одно колено, нуониэль уже успел поймать удар врага, вывернуть ему руку, отобрать меч и заколоть наглеца этим же мечом. Вынув меч из тела, он отбил атаку последнего врага и сразу же отрубил ему голову. Не останавливаясь ни на миг, сказочное существо метнуло меч в сторону сундука на колёсиках. Тот негодяй, что уже занёс оружие над Закичем вскрикнул от боли: меч вонзился ему в бок. Всё это произошло в долю секунды, и события эти рыцарь лишь после смог воссоздать в своей голове. Тогда, нуониэль со скоростью недоступной обычному человеку сразил трёх вооружённых противников, и затем ещё одного, находящегося поодаль. В тот же самый миг, он странно изогнулся и прильнул к Ломпатри. Деревянные волосы существа упали на глаза рыцаря. Раздался странный звук, похожий на разрывание какой-то плотной материи. Брызнула кровь. Тело нуониэля вдруг всей тяжестью опустилось на Ломпатри.
Когда Ломпатри поднялся с земли, у его ног лежал нуониэль, со стрелой в шее. Сказочное существо шевелилось, но движения эти не имели смысла. Кровь тонкой струёй пульсировала из горла. Лучники вновь накладывали стрелы на тетиву, а тот последний пеший вирфалийский воин, что находился у телеги, проводил мечом по горлу дёргающегося от боли спутника нуониэля. Отдавшись целиком жажде крови, Ломпатри кинулся к вороному коню, который стоял тут же рядом над телом убитого всадника. И вот в руках рыцаря кавалерийская пика. Он гонит коня на лучников, которые спешно прекращают стрельбу и садятся в седло. Теперь им не до луков; на них смотрит острый наконечник пики, столь же разъярённый, как и рыцарь, направляющий его. Пусть у рыцаря чужая пика и чужой конь; натиск атарийца столь силён, что земля стонет от поступи взмыленного животного. Но вот лучники рассеяны, и наконечник пики поворачивается к сундуку нуониэля, подле которого остался ещё один враг. Не проходит и мгновения, как кожаная броня вирфалийского воина лопается. Железное остриё проходит дублёную кожу, ткань, пот, живую плоть и касается горячего, пульсирующего кровью мяса. Теперь не воля человека, а торчащая из спины деревянная палка разворачивает агонизирующее тело, подкашивает ему ноги, роняет и тянет по высокой траве куда-то в сторону. Раскурочив внутренности, наконечник пики выходит из бездыханного тела и снова летит впереди вороного коня над осенними травами, туда, где мелькают фигурки удаляющихся конных лучников.
