— Поднимите этот пистолет, сударь, — воскликнул Эмманюель, — поднимите его, говорю я вам! Вы полагаете, что мои слова — пустая угроза? Ошибаетесь! Вот уже три дня вы испытываете мое терпение, три дня наполняете мое сердце желчью и ненавистью, и в эти три дня я уже свыкся с мыслью избавиться от вас любым способом — дуэлью или просто убийством. Не надейтесь, что меня удержит страх наказания: этот уединенный замок глух и нем. Море недалеко, и вас не успеют похоронить, как я буду уже в Англии. В последний раз, сударь, говорю вам: возьмите этот пистолет и защищайтесь!
Поль, не говоря ни слова, пожал плечами и оттолкнул оружие ногой.
— Ну что ж! — воскликнул Эмманюель, доведенный до крайней степени бешенства хладнокровием своего противника. — Если ты не хочешь защищаться как человек, так умри же как собака!
И он направил пистолет прямо в грудь капитана.
В эту минуту ужасный крик раздался в дверях, Это была Маргарита, искавшая Поля. Она все поняла с одного взгляда и тут же бросилась к Эмманюелю. Раздался выстрел, но Маргарита успела схватить брата за руку, и пуля попала в зеркало над камином, в двух или трех дюймах над головой капитана.
— Брат! — Маргарита кинулась к Полю и порывисто обняла его. — Брат, ты не ранен?
— Брат? — удивленно переспросил Эмманюель, уронив еще дымящийся пистолет. — Твой брат?
— Теперь вы понимаете, Эмманюель, — спросил Поль со спокойствием, не покидавшим его в течение всей этой сцены, — почему я не мог с вами драться?
В эту минуту дверь опять отворилась и появилась маркиза. Бледная как привидение, она застыла на пороге, потом с бесконечным ужасом посмотрела вокруг себя и, увидев, что никто не ранен, подняла глаза к Небу, словно спрашивая у него, исчерпана ли наконец мера наказания, и мысленно вознося благодарственную молитву. Когда она опустила глаза, Эмманюель и Маргарита стояли перед ней на коленях и со слезами целовали ее руки.
— Благодарю вас, дети мои, — сказала она после недолгого молчания. — Теперь оставьте меня наедине с этим молодым человеком.
Эмманюель и Маргарита почтительно поклонились и вышли.
Маркиза затворила за ними дверь, потом, не глядя на Поля, пошла к креслу, в котором накануне сидел маркиз, собираясь подписать договор, и оперлась на спинку. Она стояла, опустив глаза, и Поль хотел уже броситься к ее ногам, но лицо этой женщины было таким суровым, что он вынужден был сдержать свой порыв и остаться на своем месте ждать, что будет дальше. После минуты ледяного молчания маркиза заговорила.
— Вы желали меня видеть, сударь, — сказала она, — я здесь; вы хотели говорить со мной, и я готова вас выслушать.
Она произнесла все это без всякого выражения в лице и в голосе, только губы ее шевелились, точно говорила мраморная статуя.
— Да, сударыня, — сказал Поль дрогнувшим голосом, — да, мне хотелось поговорить с вами. Это желание давно уже закралось в мое сердце и с тех пор не покидало его. Воспоминания детства тревожили взрослого. Я помнил, словно во сне, женщину, что иногда украдкой склонялась к моей колыбели; в юношеских мечтах я принимал ее за ангела-хранителя моих детских лет. С того времени, столь далекого, но еще живого в моей памяти, я, поверьте, сударыня, не раз просыпался от счастья; мне все чудился на лице материнский поцелуй, и, не увидев рядом с собой никого, я кричал, звал ее, думая, что эта женщина ушла и, может быть, услышав меня, вернется. Вот уже двадцать лет, как я зову ее, сударыня, и сегодня впервые она мне ответила. Неужели вы, как я нередко с содроганием думал, боялись меня видеть? Неужели, как мне теперь кажется, вам нечего было мне сказать?
— А если я действительно боялась вашего возвращения? — произнесла маркиза глухим голосом. — Разве мои опасения были напрасны? Я только вчера вас увидела, сударь, и вот уже страшная тайна, ведомая только Богу и мне, известна обоим моим детям!
— Разве моя вина, — воскликнул Поль, — что Господь решил раскрыть ее? Разве я привел плачущую и дрожащую Маргариту к умирающему отцу? Она пришла к нему искать защиты и невольно услышала его исповедь! Разве я привел ее к Ашару, и не вы ли сами, сударыня, пришли вслед за ней? А Эмманюель!.. Выстрел, услышанный вами, и это разбитое зеркало доказывают вам, что я предпочел бы умереть, чем открыть ему вашу тайну. Нет, нет, поверьте мне, сударыня, я орудие, но не рука, действие, но не воля. Нет, сударыня, это Господь, в бесконечном своем предвидении, устроил все так, чтобы ваши дети, которых вы столь долго удаляли от себя, упали к ногам вашим, как вы только что видели!
— Но, кроме этих детей, — сказала маркиза, и в ее голосе наконец начинало пробиваться чувство, — у меня есть еще сын, и я не знаю, чего мне ждать от него…
— Позвольте ему исполнить свой долг, сударыня, и тогда он на коленях будет ждать ваших приказаний…
— Какой же это долг? — спросила маркиза.
— Возвратить брату звание, на которое он имеет право, сестре — счастье, которое она утратила, матери — спокойствие, которое она так давно и напрасно ищет.
— Однако, — сказала маркиза с удивлением, — из-за вас господин де Морепа отказал господину де Лектуру в просьбе назначить моего сына полковым командиром.
— Потому что король по моей просьбе уже отдал это место моему брату.
Поль вынул из кармана патент и положил его на стол.
Маркиза взглянула на бумагу и действительно увидела в ней имя Эмманюеля.
— Однако, — продолжала маркиза, — вы хотите выдать Маргариту за человека без имени, без состояния… более того, за ссыльного?
— Вы ошибаетесь, сударыня, — ответил Поль. — Я хочу выдать Маргариту за человека, которого она любит, и не за ссыльного Люзиньяна, а за барона Анатоля де Люзиньяна, губернатора его величества на острове Гваделупа. Вот приказ о его назначении.
Маркиза взглянула на грамоту и убедилась в том, что Поль и тут сказал правду.
— Да, я согласна, — сказала она, — этого достаточно и для удовлетворения честолюбия Эмманюеля, и для счастья Маргариты.
— И для вашего спокойствия также, сударыня, потому что Эмманюель поедет в полк, Маргарита отправится с мужем на Гваделупу, а вы останетесь одна, как всегда желали.
Маркиза вздохнула.
— Неужели я ошибся? Разве вы не хотели этого, сударыня? — спросил Поль.
— Как же мне теперь избавиться от барона де Лектура? — прошептала маркиза.
— Маркиз скончался, сударыня. Разве смерть мужа и отца не достаточный повод для того, чтобы отложить свадьбу?..
Вместо ответа маркиза села в кресло, взяла бумагу и перо, написала несколько строк, сложила письмо, надписала на нем имя барона де Лектура и позвонила. Через несколько мгновений, в течение которых оба молчали, явился слуга.
— Через два часа отдайте это письмо барону де Лектуру, — приказала маркиза.
Лакей взял письмо и вышел.
— Теперь, сударь, — продолжала она, не отрывая глаз от Поля, — теперь, когда вы воздали должное невинным, окажите милость виновной. Документы о вашем рождении у вас, вы теперь старший в нашей семье, и по закону имя и состояние Эмманюеля и Маргариты принадлежат вам. Чего вы хотите взамен этих бумаг?
Поль вынул их из кармана и поднес к пылающему камину.
— Позвольте мне раз в жизни назвать вас матерью, и прошу вас: назовите меня хоть раз сыном.
— И это все? — промолвила маркиза, вставая.
— Странно, вас так заботят положение, имя, богатство и совсем безразличен человек, — продолжал Поль, покачивая головой с выражением глубокой грусти. — Зачем мне эти бумаги? Я сам добился звания, какого немногие в мои годы достигают. Я прославил свое имя, и один народ его благословляет, а другой — трепещет, услышав его. И если бы мне этого хотелось, я бы в короткое время скопил себе такое состояние, что не стыдно было бы оставить его в наследство королю. Что же мне в вашем имени, вашем положении, вашем богатстве! Зачем мне все это, если вы не можете дать мне того, чего мне всегда и везде недоставало, чего я сам создать не в состоянии, а злой рок у меня отнял… Ведь вы одна можете возвратить мне… мать!
