Литмир - Электронная Библиотека

— Кто это?

— Она.

— Но если вы умрете нераскаянным грешником, Бог не простит вас.

— Отец мой, она тоже умрет нераскаянной грешницей, ибо умрет в ту самую минуту, когда меньше всего этого ожидает. Она тоже умрет без священника, без исповеди. Она тоже не получит Господнего прощения, и мы будем прокляты оба.

В эту минуту вошел тюремный сторож.

— Святой отец, — сказал он, — все готово для заупокойной службы.

— Вы упорствуете в своем отказе, сын мой? — спросил священник.

— Да, — спокойно подтвердил Бруно.

— В таком случае я больше не буду настаивать и отслужу за вас заупокойную мессу. Впрочем, надеюсь, что во время службы Дух Божий снизойдет на вас и внушит вам иные помыслы.

— Возможно, святой отец, только вряд ли.

Вошли жандармы, отвязали Бруно и отвели его в ярко освещенную церковь святого Франциска Сальского, находившуюся как раз напротив тюрьмы. Согласно обычаю, осужденный должен был присутствовать на собственной заупокойной службе и провести в церкви ночь перед казнью (она была назначена на восемь часов утра).

В одну из колонн клироса было вделано железное кольцо; Паскуале подвели к этой колонне и привязали цепью к кольцу, однако цепь была достаточно длинна, чтобы он мог подойти к алтарному ограждению, возле которого принимали причастие коленопреклоненные прихожане.

Перед началом мессы служители из дома умалишенных принесли гроб и поставили его посреди церкви; в гробу лежала покойница, безумная женщина, скончавшаяся в тот же день, и управляющему больницы пришла в голову мысль сэкономить и совместить отпевание приговоренного к смерти преступника и умершей больной.

Впрочем, это было удобно и для священника, так как позволяло ему сберечь время и силы, — словом, распоряжение управляющего устраивало решительно всех, а потому не встретило ни малейшего возражения. Пономарь зажег две свечи — одну у изголовья, другую в ногах усопшей, — и заупокойная месса началась; Паскуале с благоговением выслушал ее всю, от начала до конца.

По окончании мессы священник подошел к осужденному и спросил, не смягчилось ли его сердце, но тот ответил, что ни церковная служба, ни молитвы, которые он сам прочел, не ослабили его чувства ненависти. Священник обещал прийти еще раз в семь часов утра, чтобы узнать, по-прежнему ли Паскуале думает о мести после ночи, проведенной в Божьем храме, перед распятием, в одиночестве и размышлениях.

Бруно остался один. Он погрузился в глубокую задумчивость. Вся прожитая жизнь прошла у него перед глазами, начиная с раннего детства, когда ребенок еще только начинает познавать мир; но напрасно он перебрал прожитые годы в поисках своей вины, ведь должен был он в чем-то провиниться, чтобы навлечь на себя несчастья, поразившие его в юности. Он ничего не нашел, кроме почтительного, сыновнего повиновения родителям, данных ему Богом. Он вспомнил отчий дом, прежде такой мирный и счастливый, ставший затем по неизвестной ему тогда причине обителью горя и слез; он вспомнил день, когда отец куда-то ушел, вооружившись стилетом, и вернулся в крови; он вспомнил ночь, когда человек, даровавший ему жизнь, был арестован, как теперь он сам; вспомнил, что мальчиком его привели в церковь, подобную этой, и он увидел там отца в цепях, таких же, как вот эти цепи. И ему показалось, что причиною всех бед, обрушившихся на его семью, было некое роковое влияние, игра случая, торжество победоносного зла над добром.

Дойдя до этой мысли, Паскуале перестал понимать что-либо в обещаниях блаженства, якобы уготованного людям на Небесах; он не мог припомнить, как ни старался, чтобы ему хоть раз в жизни явилось столь хваленое Провидение; подумав, что в эти последние минуты ему, быть может, приоткроется извечная тайна, он бросился ничком на пол, всей душой моля Бога поверить ему суть страшной загадки, приподнять край непроницаемой завесы, предстать перед ним в образе отца или тирана. Надежда оказалась тщетной: ответом ему была тишина, лишь голос собственного сердца глухо повторял: «Мщение! Мщение! Мщение!»

Тогда он подумал, что, быть может, ответ кроется в смерти и что ради этого откровения и принесен в церковь гроб; ведь человек, самый ничтожный, принимает свою жизнь за центр мироздания и думает, будто все нити бытия ведут к нему, а его жалкая личность служит стержнем для вращения Вселенной. Он медленно поднялся на ноги, осунувшийся, побледневший более от этих мыслей, чем от мыслей об эшафоте, и устремил взгляд на гроб: в нем лежала женщина.

Паскуале вздрогнул, сам не зная почему; он попробовал рассмотреть покойницу[21 - В Италии покойников отпевают в открытом гробу и заколачивают его лишь перед тем, как опустить в могилу. (Примем, автора.) ], но край савана упал на лицо и закрыл его. Внезапно на память ему пришла Тереза — Тереза, которую он не видел с того самого дня, когда отрекся от Бога и от людей; Тереза, которая три года провела в доме для умалишенных, откуда и был принесен этот гроб; Тереза, его невеста, с которой он находился, быть может, у подножия алтаря, куда издавна мечтал привести ее и где, по горькой иронии судьбы, они наконец встретились: она, сраженная смертью, и он, приговоренный к смерти. Сомнение становилось невыносимым; он шагнул к гробу, чтобы узнать правду, но что-то резко остановило его: это была цепь, не дававшая ему отойти от колонны; он простер руки к покойнице, но оставалось еще несколько футов, чтобы дотянуться до лица. Он поглядел, нет ли поблизости какой-нибудь палки, чтобы приподнять саван, однако ничего не нашел; задыхаясь от бесплодных усилий, он набрал полную грудь воздуха и дунул, чтобы приподнять край савана, но складки его были точно из мрамора. Тогда в порыве неописуемой злобы он обернулся, схватил обеими руками цепь и изо всех сил стал трясти ее, пытаясь разорвать; звенья были крепко заклепаны — цепь не распалась. От бессильного гнева холодный пот выступил у него на лбу; он снова опустился на пол у подножия колонны, уронил голову на руки и застыл в полной неподвижности, безгласный, как статуя Уныния. Когда утром в церковь пришел священник, он нашел его в той же позе.

Священнослужитель подошел к нему безмятежно-спокойный, как и подобает носителю мира и благодати; он подумал, что Паскуале спит, и положил руку ему на плечо. Паскуале вздрогнул и поднял голову.

— Ну как, сын мой, — спросил священник, — готовы ли вы исповедоваться? Я готов отпустить вам грехи…

— Я отвечу вам чуть позже, святой отец. Но прежде окажите мне последнюю услугу, — сказал Бруно.

— В чем дело? Говорите.

Бруно встал, взял священника за руку и подошел с ним к гробу, насколько позволяла длина цепи.

— Святой отец, — проговорил он, указывая на покойницу, — приподнимите, прошу вас, край савана: я хочу увидеть лицо этой женщины.

Священник приподнял саван. Паскуале не ошибся: в гробу лежала Тереза. Он с глубокой грустью посмотрел на нее, затем сделал знак священнику, чтобы тот опустил саван. Священник исполнил его просьбу.

— Скажите, сын мой, — спросил он, — не навел ли вас вид этой женщины на благочестивые мысли?

— Святой отец, эта женщина и я были созданы, чтобы жить счастливо, не ведая греха. Она сделала из нее клятвопреступницу, а из меня убийцу. Она привела нас обоих — эту женщину дорогой безумия, а меня дорогой отчаяния — на край могилы, куда мы оба сойдем сегодня. Пусть Бог простит ее, если посмеет, я не прощу!

В эту минуту вошли стражники, чтобы вести Паскуале на казнь.

XII

Небо было безоблачно, воздух чист и прозрачен; Палермо пробуждался, словно в ожидании праздника: занятия в школах и семинариях были отменены и, казалось, все население собралось на улице Толедо, по которой должен был проехать осужденный, так как церковь святого Франциска Сальского, где он провел ночь, находилась на одном конце улицы, а Морская площадь, где готовилась казнь, — на другом. Все окна нижних этажей были заняты женщинами, ибо любопытство подняло их на ноги в тот час, когда они обычно еще нежились в постели; за иными зарешеченными окнами[22 - В Палермо монахиням запрещено бывать на городских праздниках, и все же они незримо присутствуют на них. Каждый зажиточный монастырь снимает этаж какого-нибудь дома на улице Толедо; из зарешеченных окон этого дома, куда святые отшельницы добираются из монастыря по подземным ходам, иной раз в четверть льё длиною, они смотрят на религиозные и светские праздники. (Примеч. автора.)] мелькали как тени монахини различных монастырей Палермо и его окрестностей, а на плоских крышах города колыхалась, будто хлебное поле, толпа зрителей, забравшихся выше всех. У двери церкви осужденного ждала повозка с впряженными в нее мулами; впереди нее шествовали члены братства белых кающихся: первый из них держал крест, а четверо остальных несли гроб; позади повозки ехал верхом на коне палач с красным флагом в руке; за палачом шли двое его помощников; за ними, наконец, выступало братство черных кающихся — оно замыкало шествие, двигавшееся между двойными рядами стражников и солдат; по бокам его и среди толпы сновали мужчины в длинном сером одеянии с капюшонами, в которых были проделаны отверстия для глаз и рта; они держали в одной руке колокольчик, а в другой кошель и собирали деньги на то, чтобы помолиться об освобождении из чистилища души еще живого преступника. В городе распространился слух, что осужденный отказался от исповеди, и этот поступок, шедший вразрез со всеми религиозными понятиями, придавал особый вес молве об адском пакте, якобы заключенном между Бруно и врагом рода человеческого, молве, распространившейся с начала его недолгой и бурной карьеры; и чувство, близкое к ужасу, охватило всю эту снедаемую любопытством, но безмолвную толпу, ибо ни единый звук, будь то возглас, крик или шепот, не нарушил заупокойных молитв — их пели белые кающиеся во главе шествия и черные кающиеся в его хвосте. По мере того как повозка с осужденным продвигалась по улице Толедо, росло и количество любопытных, которые примыкали к шествию и провожали его к Морской площади. Один Паскуале казался спокойным среди всех этих возбужденных людей, он смотрел на окружающих без униженности и без гордыни, как человек, который, осознав обязанности личности перед обществом и права общества по отношению к личности, не раскаивается в том, что пренебрег обществом, и не жалуется на то, что оно покарало его за нарушение прав личности.

50
{"b":"7803","o":1}