Я пережила ужасный вечер, пытаясь остаться для всей семьи привычной нормальной "мамой", и одновременно лихорадочно обыскивая каждый уголок в поисках рисунка. За обедом я осторожно поинтересовалась, не натыкался ли кто-нибудь на него. Но никто рисунка не видел. Все привыкли, что по дому разбросаны мои рисунки и картинки. Иногда кто-нибудь брал приглянувшийся и относил в свою комнату, но мне и тут не повезло.

Весь вечер я постоянно поглядывала на Адама и начинала искать еще активнее. Глаза у него были самые обычные. но в то же время умные и приветливые. При разговоре он смотрел прямо на тебя и был очень внимателен.

К полуночи искать было больше негде. Рисунок пропал. Сидя за кухонным столом со стаканом апельсинового сока в руках, я поняла, что когда завтра встречусь с Четвергом в "Бремене", мне останется лишь выбирать - сказать правду или восстановить по памяти рисунок, который он требовал. Набросок был столь прост, что я не сомневалась, что смогу без труда изобразить нечто похожее. Но вот воспроизвести совершенно т_о_ч_н_о? Нет, невозможно.

Я прошла в комнату и взяла дощечку с прикрепленной к ней пачкой бумаги. По крайней мере, бумага будет точно такая же. Вилли покупал ее стопками, потому что она была дешевая и плотная, и нам обоим нравилось ею пользоваться. Такой листок не было жалко смять и выбросить, сделав ошибку. Я с легкостью представила, как скопирую сейчас тот проклятый набросок и перестану о нем думать. Ребенок, стоящий под деревом. Маленькая девочка в джинсах. Дерево - каштан. И что здесь особенного?

У меня ушло пять минут, чтобы нарисовать, еще пять - убедиться, что рисунок именно такой, каким я его помню, и еще пять минут он пролежал у меня на коленях, пока я приходила к выводу, что все безнадежно. Пятнадцать минут от начала до конца.

Не успела я усесться следующим вечером, а Четверг уже нетерпеливо барабанил пальцами по мраморному столику.

- Вы нашли его? Он с вами?

- Да. В сумочке.

Все его тело расслабилось. Лицо успокоилось, кисти рук мягко опустились на стол, а сам он откинулся на обитую бархатом спинку стула.

- Прекрасно. Дайте его мне, пожалуйста.

Он-то почувствовал себя лучше, а я нет. Как можно спокойнее я достала из сумочки измятый листок бумаги.

Выходя из дома, я смяла рисунок в тугой шарик, надеясь хоть немного обмануть его. Если он не станет слишком внимательно приглядываться, может, мне и повезет. А может, и нет. Шансов на удачу было немного, но на что мне было еще надеяться?

И все же глядя, как аккуратно он расправляет бумагу, как вглядывается в нее, словно это какой-то уникальный и бесценный документ, я поняла, что он может в любой момент заметить разницу и все полетит к чертям. Я сняла пальто и скользнула в кабинку.

Он оторвался от рисунка и посмотрел на меня.

- Можете погудеть, если хотите. Я закончу через минуту.

Я так любила это кафе, но сегодня этот человек превратил его неприятное, угрожающее место, где мне хотелось лишь одного - побыстрее покончить с этим делом и уйти. Даже вид Риттера, что стоял возле стойки и читал газету, раздражал меня. Как может жизнь нормально продолжаться, если какая-то скверная магия витает в воздухе, плотная, как сигаретный дым.

- У вас хорошая память.

- О чем это вы?

Он полез в нагрудный карман пиджака и достал лист бумаги. Развернув его, он подал мне тот самый рисунок маленькой девочки под каштаном, который я сделала.

- Так он был у вас!

Он кивнул.

- Мы сжульничали вместе. Я сказал, что рисунок у вас, а вы попытались подсунуть мне копию, сказав, что это оригинал. Кто из нас нечестен больше?

- Но ведь я не могла отыскать его именно потому, что он был у вас! Зачем вы это сделали?

- Потому что нам нужно было проверить, насколько хорошая у вас память. Это очень важно.

- А мой сын? - спросила я. - С ним ничего не случится?

- Гарантирую, что нет. Я могу показать вам его фотографию из будущего, но наверное будет лучше, если вы просто узнаете, что у него все будет хорошо. И именно из-за того, что вы для него сделали. - Он показал на второй рисунок. - Хотите увидеть его фотографию?

Я немного поборолась с искушением, но все-таки отказалась.

- Скажите только, станет он пилотом?

Четверг сложил на груди руки.

- Он будет пилотом "Конкорда", летающего по маршруту Париж-Каракас. Однажды его самолет попытаются угнать, но Адам сделает нечто такое умное и героическое, что сможет в одиночку спасти самолет и пассажиров. Он даже попадет на обложку "Таймс", где про него будет напечатана статья под названием "Возможно, не перевелись еще герои". - Он приподнял рисунок. Ваш сын. И благодаря этому.

- А я со временем не разведусь?

- Вы действительно хотите узнать?

- Да.

Он достал еще один сложенный лист бумаги и огрызок карандаша.

- Нарисуйте грушу.

- Грушу?

- Да. Нарисуйте, и тогда я смогу ответить.

Я взяла карандаш и разгладила бумагу на столе.

- Я ничего в этом не понимаю, мистер Четверг.

Груша. Толстый низ и суженный верх. Черенок. Немного штриховки, чтобы создать тени и глубину. Одна груша.

Я протянула ему рисунок, он мельком взглянул на него, сложил и засунул в другой карман.

- Развод будет, потому что вы уйдете от мужа, а не наоборот, как вы опасаетесь.

- А почему я это сделаю?

- Потому что вас будет ждать Фрэнк Элкин.

Я всегда считала, что выйди я замуж за Фрэнка Элкина, в моей жизни все было бы в порядке. Несомненно, я достаточно сильно его любила. Но он любил не только меня, но и парашютные прыжки. Однажды он прыгнул, дернул за кольцо, но парашют не сработал. Когда это было, лет двадцать назад? Или двадцать четыре?

- Фрэнк Элкин умер.

- Да, но вы можете это изменить.

Когда мы пришли, в квартире было пусто. Четверг сказал, что никто не придет, пока мы не закончим то, что следует сделать. Я сходила в спальню и взяла альбом со столика возле кровати. Привычная красно-серая обложка. Я вспомнила тот день, когда купила его и заплатила новенькими монетками. Почему-то каждая монета, которую я выкладывала перед продавщицей, блестела как золотая или серебряная. Я была достаточно романтична, и восприняла это как доброе предзнаменование.