Он не трогал больше мой клитор и никак не возбуждал меня намеренно, но то, как он гладил руками мое тело, как не желал покидать его, как облизывал мою кожу медленными движениями своего языка, заставило мои мышцы сжаться вокруг него, а мои соски стать настолько болезненно чувствительными, что я ощущала малейшее движение воздуха.

Когда он столкнул меня на матрас животом вниз и куснул сзади за шею, я невольно закричала: «О боже, Реми!», а он продолжал покусывать меня, намекая на то, что готов продолжить наш раунд, но уже войдя в меня сзади.

К тому времени, как мы рухнули в изнеможении на кровать, я едва могла пошевелить пальцем. Я лежала под ним без сил, чувствуя, что даже кости мои растворились, и пыталась заставить сокращаться хотя бы дыхательные мышцы.

Скользкий от пота, он снова перекатился на спину и одной рукой притянул меня к себе. Я поуютнее пристроилась на нем и провела рукой по его крепкой челюсти. Мою грудь переполняли любовь и нежность, а мое тело – удовлетворение от хорошего траха, так что я чувствовала себя одновременно полумертвой от усталости и невероятно живой и сияющей, как солнце.

– Здесь у тебя болит? – Я слегка потерла ссадины и небольшую фиолетовую гематому на его виске. Прежде чем он успел ответить, я легко подула и, едва касаясь губами, поцеловала их все, и мне вдруг стало любопытно, а «лечили» ли его так когда-нибудь. Я почти не сомневалась, что ответ будет отрицательным, поэтому я продолжила свои «целебные» поцелуи и коснулась каждой ссадины, а затем подула на ту, что только-только затянулась у него на губе.

Я расслабленно улыбнулась ему, легко скользя пальцами по его подбородку и скулам.

– Ты представлял меня еще до того, как я стала твоей? Вообще, задумывался о том, что я где-то существую? И какая я?

Он заправил мне за ухо прядь волос и некоторое время рассматривал мое лицо.

– Нет. Никогда.

– Я не думала, что когда-нибудь влюблюсь так сильно. А ты?

– Никогда, – повторил он, и на его щеках появились те самые сексуальные ямочки, по которым я сходила с ума. Последнее время я редко их видела.

Я начала перебирать пальцами его волосы.

– О чем ты думал, когда рос там?

– Я просто брал то, что возможно, и был вполне этим доволен. – Он погладил мне мочку уха. – Но если бы я знал, что на свете существуешь ты, я бы охотился за тобой, поймал и сделал бы своей.

– Так ты, собственно, и поступил, разве нет? – улыбаясь, сказала я.

– Вот именно, – он потерся носом о мой нос, его голубые глаза смеялись, – что я и сделал.

Вздохнув, я положила голову ему на плечо и провела кончиками пальцев по его соскам.

Он – моя лучшая кровать. Он лежал на спине, одна рука под подушкой, другая скользила по моему позвоночнику, и я раскинулась на нем, прижавшись животом к его прессу, грудью – к его грудным мышцам, голова покоилась на его плече. Каждый раз от него пахло другим мылом, ведь мы постоянно меняли отели, и в то же время это всегда был его собственный – такой родной теперь для меня запах.

Очень осторожно я провела пальцами по его бицепсу, слегка массируя его.

– Тебе сейчас лучше? – Я надавила на его мышцу чуть сильнее и обнаружила, что дело совсем плохо. Черт бы его побрал!

Но он лишь небрежно кивнул, как будто это ничего не значило, и перекатил меня на бок. Едва он начал меня тискать, у меня снова все заныло внутри от предвкушения. Он притянул меня ближе, пристраивая вплотную к себе, я тихо застонала, потому что поняла, что он собирается сделать. Его большое горячее твердое тело позади меня вместило все мои изгибы. Он зачесал мне волосы назад и начал ласкать меня, поглаживая своей тяжелой рукой все мои выпуклости.

Он целовал и гладил меня, водя рукой вверх и вниз по моему телу, скользил языком по задней части моего уха, по затылку, плечам, лаская и пробуя меня на вкус.

Реми вполне благополучно жил без любви, в том числе и родительской любви. Он преуспел, несмотря даже на то, что ему каждый день приходилось бороться со своим аффективным расстройством. Он поднимался всякий раз, когда падал, и только становился от этого крепче. Те два раза, когда падала я – на моих олимпийских отборочных соревнованиях и в прошлом году, когда он намеренно проиграл свой последний бой, – я еще долго хромала, как в прямом, так и в переносном смысле. А он всегда мгновенно вскакивал, готовый сразу бежать.

Он был настолько сложным и непредсказуемым, что я невольно думала, что даже когда я отдам всю себя этому человеку, он никогда не будет по-настоящему моим.

– Я голоден, – шепнул он мне на ухо, затем встал с кровати и натянул свои пижамные штаны на завязках, а затем ухватил меня за лодыжки и потянул с кровати.

– О нет, я хочу спать, – простонала я и схватилась за подушку.

– Ну пойдем, поедим со мной, моя маленькая зажигалка.

– Не-е-ет, – в последней попытке остаться в постели я прижала подушку к себе и начала брыкаться. – Я же так растолстею из-за тебя! – со смехом пищала я.

С низким, сексуальным смешком он подхватил меня на руки, как будто я весила не больше той подушки, затем отбросил подушку в сторону и поцеловал меня.

– Ты прекрасна.

– Любая красивая женщина должна спать, чтобы оставаться прекрасной, – слабо запротестовала я, утыкаясь носом в его шею.

Он поставил меня на пол, достал из чемодана одну из своих футболок и протянул мне. Я послушно влезла в нее, и он, вновь подхватив на руки, отнес меня в гостиную, опустил на стул и отправился за едой. Вернулся он к столу с двумя тарелками, на одной была навалена гора еды, на другой относительно нормальная, человеческая порция. Потом он сел напротив меня и многозначительно похлопал себя по коленям.

Но я с независимым видом откинулась на спинку стула и, ухватив с тарелки спаржу, откусила кончик стебля и начала жевать.

– Наша с тобой манера поведения за столом никуда не годится. Если ты отведешь меня в ресторан, я же не смогу есть, сидя у тебя на коленях, как какая-то канарейка. Люди подумают, что у нас проблемы.

Он сунул в рот кусочек зажаренного соцветия цветной капусты и с хрустом прожевал.

– И кого это волнует?

– Прекрасный аргумент!

Доев до конца стебель спаржи, я наблюдала за ним, сидящим напротив меня: с этими татуировками, браслетами, обхватывающими его бицепсы, с восхитительным беспорядком в волосах и мерцающими голубыми глазами он выглядел, как какой-нибудь языческий бог. Он – все, что я хочу иметь в этом мире, – сидел прямо передо мной, вот на этом стуле.

– И здесь на самом деле не так удобно, как на твоих коленях, должна признаться. – Я выразительно поерзала на жестком сиденье. Он приподнял бровь, в его глазах зажегся дьявольский огонек.

– Перестань изображать из себя недотрогу, Брук. Я уже получил тебя. – Он бросил в меня скомканную бумажную салфетку. Я схватила другую, сжала в комок и бросила в ответ. Тогда он отложил вилку, протянул свою длинную руку, чтобы ухватиться за край моего стула, и протащил его по полу к себе. Я лишь взвизгнула, когда он обхватил меня за талию и пересадил к себе на колени.

– А теперь просто успокойся. Мы ведь оба хотим, чтобы ты была здесь, правда? – Он обхватил ладонью мое лицо и повернул к себе, его губы расползлись в ласковой улыбке, пока он пристально изучал мои черты. – Теперь все в порядке?

Я обхватила руками его шею и сцепила пальцы на затылке, стараясь не встречаться с ним взглядом.

– В основном я просто злюсь на себя. Мне обидно, и… я ревную. Разумом я понимаю, что в этом нет никакого смысла, но остальная часть меня не желает все это слушать. Я просто не ожидала, что мне будет так трудно справиться с этим.

– Ты прекрасно со всем справишься, ведь ты же знаешь, как я люблю тебя, вот и справишься. А я чертовски тебя люблю, – прошептал он.

Мое сердце сладко сжалось от его слов. Я взяла кусочек цветной капусты двумя пальцами в знак примирения и поднесла к его губам.

Сверкнув глазами, он взял в рот мое подношение вместе с пальцами и облизал их. Продолжая наслаждаться вкусом моих пальцев, он, следуя примеру, тоже взял кусочек цветной капусты и скормил его мне. Ощутив во рту бесподобный аромат пряных трав и оливкового масла, я, как и он, облизала кормящие меня пальцы и с удовольствием увидела, как вспыхнули при этом его глаза.