Поликарпов сердито объяснил:
– Этот Левчук, или как его там, написал жалобу самому Андропову о том, что его незаконно привлекли к уголовной ответственности.
– Ну и что? – усмехнулся оперативник. – Он писал жалобу Сталину, Хрущеву, Брежневу, а сейчас Андропову. Это его способ уйти от ответственности.
– Какой Брежнев, какой Хрущев, едрена мать! – взревел начальник. – Этот твой Левчук и вовсе не Левчук, а другой человек!
– К-ка-а-ак?! – оторопело протянул сыщик. – Откуда это стало известно?!
– От верблюда! Говорил же, чтобы вы держали все ажиотажные дела под контролем! Иди, готовься, в час встречаемся в прокуратуре республики!
Соколов озадаченно вернулся в кабинет и набрал номер телефона Черных. Та, подняв трубку, воскликнула:
– Я только что хотела тебе звонить! Тут такие дела разворачиваются – уму непостижимо!
– Что случилось, Марина, объясни поподробнее.
– Некогда, Сергей, совершенно некогда! Я сейчас составляю подробный отчет, в час встретимся в прокуратуре республики, там послушаешь мой доклад.
– И все же?
– Одним словом, это не Левчук. Я только сегодня получила ответ из Минска.
– И кто же он?
– Пока неизвестно… Сергей, все, мне некогда разговаривать, встретимся в прокуратуре республики.
Прокурор республики Николай Семенович Лебедев, немолодой уже мужчина, был весьма строгим и требовательным руководителем, подчиненные робели перед ним и старались всеми способами лишний раз не попадаться ему на глаза. А уж если он организовал тревожный сбор в праздничный день, то это не сулило ничего хорошего приглашенным участникам совещания, и все готовились к большой взбучке.
Когда Соколов прибыл с Поликарповым в республиканскую прокуратуру, Черных уже находилась там, она с начальником тюрьмы Семаковым прямо в коридоре взволнованно изучала какие-то документы, очевидно, дело арестованного. Сыщик не успел обмолвиться с ней словом, как из кабинета вышла секретарь и объявила:
– Приглашенных прошу пройти в кабинет.
В кабинете находились несколько работников республиканской прокуратуры, секретарь и сотрудник Комитета государственной безопасности Чикин, которого Соколов знал в лицо, поскольку тот курировал правоохранительные органы.
Лебедев грозным взглядом обвел собравшихся и первым поднял начальника следственного изолятора:
– Семаков, объясните мне, как арестованный гражданин рассылает письма руководителям страны? У вас что, проходной двор, и каждый волен обращаться куда ему заблагорассудится? Доложите, как вы допустили такое, что содержащийся под стражей человек мимо вас ведет переписку с государственными органами. Для всех, кто не в курсе дела, сообщаю: сегодня из ЦК КПСС в наш адрес поступил запрос на жалобу ветерана войны Левчука о том, что его незаконно привлекли к уголовной ответственности, что старого человека содержат под стражей в невыносимых условиях. Нам предписано в кратчайшие сроки разобраться с этим делом и доложить в секретариат центрального аппарата.
Покрасневший от волнения начальник тюрьмы встал и с дрожью в голосе стал докладывать:
– Письмо Левчука на имя Юрия Владимировича Андропова в нашей спецчасти не зарегистрировано, он отправил его через своего сокамерника, когда тот месяц назад освободился и отбыл к месту постоянного жительства. Фамилия этого освобожденного Климов, мы его нашли и расспросили, он во всем признался и сказал, что письмо опустил в ящик главпочтамта, сразу же как покинул изолятор.
– Что это такое, в следственном изоляторе нет личного досмотра, когда человек выходит на свободу? – негодующе спросил Лебедев. – С таким отношением к делу у вас скоро все вынесут из заведения!
– Досмотр ведется. Мы установили наряд, который дежурил в тот день. Сотрудники отнеслись халатно к своим служебным обязанностям, все будут наказаны, – сокрушенно пробормотал Семаков.
– Наказаны будете и вы, мы направим представление на имя вашего министра, – резюмировал прокурор и приказал: – Пока садитесь.
Следующей была Черных. Прокурор поднял ее и уже не так строго указал:
– Марина Станиславовна, доложите, как продвигается расследование уголовного дела. Прошло два месяца со дня совершения преступления, думаю, что у вас уже вырисовываются контуры обвинения, расскажите, какими доказательствами обладаете, судебную перспективу дела.
– Преступление совершено восьмого марта текущего года, – стала докладывать следователь, изредка поглядывая на наспех составленную справку. – В своей квартире в ванне с водой обнаружена гражданка Плахова с проникающими ножевыми ранениями в области груди и с перерезанным горлом. Все раны прижизненные, смерть наступила быстро, в легких обнаружено небольшое количество воды. Во время осмотра квартиры на полу обнаружены следы обуви большого размера, с ручек крана-смесителя в ванной комнате и входной двери сняты рисунки пальцев рук, которые не принадлежат потерпевшей. По горячим следам уголовным розыском был задержан некто Левчук Василий Игнатьевич, тысяча девятьсот двадцатого года рождения, уроженец города Бобруйска Белорусской ССР. У него изъяты следующие вещи: нож, куртка, унты, на которых обнаружены капли и брызги крови человека, групповая принадлежность которой совпадает с кровью потерпевшей. Следы унтов по размеру совпадают со следами, обнаруженными в квартире. На левой щеке и шее у подозреваемого обнаружены царапины, специалист, проводивший трасологическую экспертизу, утверждает, что с наибольшей долей вероятности они могли быть нанесены указательным, средним и безымянным пальцами правой руки потерпевшей. Изъятые на месте преступления отпечатки пальцев совпали с рисунками пальцев Левчука. Во время обыска в квартире у подозреваемого обнаружены три копии обращения, написанные от руки, которые были адресованы Сталину, Хрущеву и Брежневу соответственно. Везде в этих письмах говорится о том, что автора подозревали в убийствах женщин путем утопления, но каким-то образом, скорее всего, в результате обращения к генсекам, уголовные дела не доведены до конца. Все это наталкивает на мысль, что арестованный гражданин страдает маниакальной страстью к убийствам женщин путем утопления…
– А последняя женщина изнасилована? – поинтересовался Лебедев.
– Нет, признаков изнасилования не имеется, скорее всего, этот вопрос арестованного сильно не волнует, на первом месте у него стоит убийство ради убийства, – ответила Черных, быстро вспомнив крылатые слова Соколова, и спросила: – Николай Семенович, разрешите продолжить доклад?
– Продолжайте.
– Я отправила запрос в Главный информационный центр, оттуда пришел ответ. В июле семьдесят пятого года человек по фамилии Левчук привлекался к уголовной ответственности Трускавецкой прокуратурой за убийство, решения по делу нет. Скорее всего, дело прекратили или положили на дальнюю полку. По обращениям к Сталину и Хрущеву в информационном центре данных нет…
– Скорее всего, дела «похоронили», толком и не начав, – прервал следователя Лебедев и с сарказмом добавил: – Вот что значит вовремя обращаться к сильным мира сего, да к тому же поплакаться, намекая на фронтовое братство! Но от нас-то он не уйдет, доказательств собрано достаточно. А теперь, Марина Станиславовна, расскажите основное, из-за чего я вас сегодня собрал. Дело действительно серьезное и грозит вылиться в большой скандал. Человек, который назывался ветераном войны Левчуком, сидел в тюрьме под вымышленной фамилией. Если об этом узнают в Москве, полетит не одна голова.
Испуганно отложив справку в сторону, Черных далее продолжила свой доклад:
– Я сделала запрос в город Бобруйск, чтобы побольше узнать об обвиняемом, собрать характеризующие материалы. Ответа долго не было, и я подумывала повторить запрос, но сегодня позвонили из прокуратуры Бобруйска и продиктовали телефонограмму. Согласно этому документу, человек, носящий фамилию, имя, отчество Левчук Василий Игнатьевич, четыре года назад умер от болезни, в Бобруйске у него остались родственники…
– Значит, вы посадили другого человека? – нахмурился прокурор. – Тот, который сейчас сидит в тюрьме, не Левчук, его личность не установлена?
