– Эдит, Эдит! Именем Пречистой заклинаю тебя, вернись с нами домой, оставь этого злодея! – восклицала Мэри. – Милая сестра, ты не разобьешь сердце нашего отца, не покроешь его седины позором, не сведешь его в могилу! Вернись домой, Эдит, вернись, и все будет хорошо.

Но Эдит оттолкнула сестру, ее нежные щеки вспыхнули от гнева.

– По какому праву, Мэри, ты преследуешь меня, будто я беглый виллан, а ты моя госпожа? Ты же старше меня всего на два года! Возвращайся сама, а мне предоставь поступать так, как я нахожу лучшим.

Однако Мэри не разжимала объятий, пытаясь смягчить упрямое и гневное сердце.

– Наша мать умерла, Эдит. И я благодарю Бога, что она не может увидеть тебя под этой крышей! Но я заменяю ее, как было всю нашу жизнь, потому что я старшая. Ее именем заклинаю тебя, не доверяй этому человеку, вернись домой, пока еще не поздно.

Эдит вырвалась из ее рук и с пылающими щеками устремила на сестру вызывающий злобный взгляд.

– А, теперь ты говоришь о нем дурно! – сказала она. – Но было время, когда Поль де ла Фосс приезжал в Косфорд, и кто говорил с ним так нежно и ласково? Кто, как не благоразумная, благочестивая сестрица Мэри? Но он полюбил другую, а потому теперь он злодей и оставаться под его крышей – позор! Как поглядеть на мою праведную сестру и ее спутника, так скакать ночью рядом с мужчиной – это великий грех для всех, кроме нее самой! Загляни прежде в собственный глаз, Мэри, а уж потом указывай на соломинку в чужом.

Мэри в нерешительности и безумной тревоге смирила гордость и гнев, но не знала, как тронуть эту упрямую и капризную душу.

– Сейчас не время для злых слов, милая сестра, – сказала она наконец, схватив Эдит за рукав. – Все, что ты говоришь, быть может, правда. Да, было время, когда этот человек казался другом нас обеих, и я, подобно тебе, знаю власть, которую он способен приобрести над женским сердцем. Но теперь мне известно, каков он на самом деле, а тебе нет. Мне известно, сколько зла он причинил, сколько бесчестия, сколько на его совести нарушенных клятв, неисполненных обещаний и обманов. Мне известно все это, так неужели же я могу спокойно взирать, как моя сестра попалась в старую ловушку? Она уже захлопнулась, деточка? Я и правда опоздала? Во имя Бога, Эдит, скажи, что нет!

Эдит вырвала рукав из пальцев сестры, сделала два быстрых шага к столу, где Поль де ла Фосс все еще сидел молча, не отводя глаз от Найджела. Эдит положила ладонь на его плечо:

– Вот человек, которого я люблю. Единственный, кого я полюбила. Он мой муж.

Мэри радостно вскрикнула.

– Это так? – сказала она. – Ну, тогда честь сохранена, а остальное в руце Божьей. Если вы обвенчаны, то ни я, ни кто другой не имеет права встать между вами. Скажи мне, что это правда, и я тотчас вернусь домой обрадовать нашего отца.

Эдит надула губы, как напроказившая шалунья.

– Мы муж и жена перед Богом. А скоро мы станем ими и перед людьми. Только подождем до понедельника, когда брат Поля, священник, приедет из Сент-Олбенса обвенчать нас. За ним уже послан гонец, и он поспешит приехать, ведь правда, сердце мое?

– Он приедет, – сказал хозяин Шалфорда, все еще не отводя глаз от безмолвного Найджела.

– Это ложь, он не приедет, – донесся голос от двери, голос старого священника, который последовал за Найджелом и Мэри, но остался на пороге. – Он не приедет, – повторил старик, входя в залу. – Дочь моя, прислушайся к словам того, кто по годам мог бы быть твоим земным отцом. Эта ложь приносила плоды и раньше. И до тебя с ее помощью он губил доверчивых девиц. У него нет брата в Сент-Олбенсе. Я хорошо знаю всех его братьев, и никто из них не священник. Еще до понедельника, когда будет уже поздно, ты узнаешь правду, как узнали ее до тебя другие. Не верь ему, но вернись с нами!

Поль де ла Фосс быстро поднял глаза на Эдит и погладил ее руку.

– Ответь им ты, Эдит!

Ее глаза сверкали презрением, пока она по очереди переводила взгляд с сестры на молодого сквайра и на священника.

– Я могу ответить им всем только одно, – сказала она. – Уезжайте и больше не докучайте нам. Разве я не свободна? Разве я не сказала, что он единственный, кого я любила и люблю? И любила я его уже давно. Но он не догадывался и в отчаянии обратился к другой. Но теперь он знает все, и никогда больше между нами не встанет и тени сомнения. Поэтому я остаюсь в Шалфорде, а в Косфорд вернусь, только опираясь на руку моего супруга. Неужто я так слабодушна, что поверю вашим наговорам? Так ли трудно завистливой ревнивице и бродячему попу вместе придумать ложь? Нет, нет, Мэри, уезжай и забери с собой своего кавалера и своего попа, потому что я останусь здесь, блюдя верность моему возлюбленному, зная, что могу довериться его чести.

– Хорошо сказано, моя золотая пташка! – одобрительно произнес маленький хозяин Шалфорда. – Дозволь мне добавить и мое слово. В своих злых речах, любезнейшая леди Мэри, ты не нашла во мне ни единой добродетели и все же признай, что терпением я обладаю в избытке, ибо не натравил собак на твоих спутников, хотя они и нарушили мой покой. Но даже для самых добродетельных наступает предел, когда верх берет человеческая слабость, а посему прошу тебя, удались со своим попом и своим доблестным защитником, не то как бы не пришлось вам удалиться в большей спешке и со стыдом. Садись, прекрасная любовь моя, и снова приступим к ужину.

Он указал ей на стул и налил вина в ее кубок, а не только в свой.

Найджел не произнес ни слова с той минуты, как вошел в залу, но его глаза ни на йоту не утратили твердой решимости, а мрачный взгляд оставался прикованным к презрительно-насмешливому лицу горбатого хозяина Шалфорда. Теперь он быстро повернулся к Мэри и священнику.

– Довольно, – сказал он тихо. – Вы сделали все, что могли, и теперь мой черед сделать все, что в моих силах. Прошу тебя, Мэри, и тебя, отче, подождите меня снаружи.

– Нет, Найджел, если тебе угрожает опасность…

– Мне будет легче, Мэри, если ты выйдешь. Прошу тебя. Так мне будет проще разговаривать с этим человеком.

Она взглянула на него с сомнением, но подчинилась. Найджел дернул священника за рукав.

– Отче, при тебе ли твой требник?

– Как же иначе, Найджел? Я всегда храню его у себя на груди.

– Так достань его, отче.

– Для чего, сын мой?

– Заложи его в двух местах: на венчальной службе и на отходной по умирающему. А теперь, отче, пойди к ней, но будь готов сразу вернуться, когда я позову.

Он затворил за ними дверь и остался наедине с парой, столь мало подходящей друг другу. Они обернулись и смотрели на него – Эдит вызывающе, а ее возлюбленный – со злой улыбкой на губах и холодной ненавистью во взгляде.

– Как! – сказал он. – Странствующий рыцарь еще здесь? Мы все слышали, что он жаждет славы, так какой же подвиг чает он совершить, медля под этой крышей?

Найджел подошел к столу.

– Славы тут обрести нельзя, да и подвиг невелик, – ответил он. – Но я приехал сюда ради одного дела и должен его исполнить. Я услышал из твоих собственных уст, Эдит, что ты не расстанешься с ним.

– Если ты не глухой, то услышал.

– Ты свободная женщина, как ты говорила, и кто станет тебе возражать? Но мы с тобой, Эдит, детьми играли среди вереска. И я спасу тебя от хитрости этого человека и твоего собственного неразумия.

– И как же ты это сделаешь?

– За дверью ждет священник. Он обвенчает вас сейчас же. Я не уйду из этой залы, пока вы не будете обвенчаны.

– Или что? – язвительно осведомился Поль де ла Фосс.

– Или ты живым из нее не выйдешь. Нет, не кличь своих слуг или собак! Клянусь святым Павлом, это дело касается только нас троих, а если кто-то четвертый явится на твой зов, ты не успеешь узнать, чем все кончится. Так ответь, Поль, господин Шалфорда, обвенчаешься ли ты с ней сейчас или нет?

Эдит вскочила и, раскинув руки, встала между ними:

– Отойди, Найджел! Он невысок ростом и слабосилен! И ты не поднимешь на него меч. Ты же сам нынче так сказал. Богом заклинаю, Найджел, не смотри на него так! У тебя в глазах смерть!