Важно понимать, что создание поместной системы было вызвано объективными причинами, а не было только проявлением скверного характера Ивана III и его потомков.
Дело в том, что Россия того времени – это отрезанная от морей бедная страна с огромной территорией, редким населением и слабой торговлей, не имеющая никаких залежей цветных металлов и веками ввозившая их.
Власть поэтому не имела возможности платить армии полноценное жалованье, как это было на Западе. Поэтому поместье стало своего рода натуральной платой за военную службу. Однако эту специфичную зарплату требовалось еще превратить в еду, дом, одежду, вооружение и т. д.
Сделать это могли прежде всего крестьяне (хотя на Руси пахали и дворяне), однако они еще были свободными. Судебник 1497 года лишь узаконил старую норму о возможности ухода от помещиков в течение плюс-минус недели от Юрьева дня осеннего (26 ноября ст. стиля) с уплатой 1 рубля денежного сбора, так называемого пожилого. Судебник 1550 года повторил ее, увеличив пожилое до 1,5 рублей.
Забегая вперед, отмечу, что Иван III, несомненно, закрепостил бы крестьян, имей он такую возможность. Но власть смогла сделать это лишь в 1590-е годы, когда страна была обессилена безумным правлением Ивана Грозного – более чем 30-летние беспрерывные войны и ужасы опричного террора привели к тому, что в науке называется «хозяйственным разорением и запустением русских земель 1570–1580-х годов».
Есть мнение, что в Средневековье степень свободы элиты косвенно позволяет судить о степени свободы простого народа. Приниженное положение русской знати всегда бросалось в глаза иностранцам. Еще посланник Священной Римской империи Сигизмунд фон Герберштейн писал, что объемом своей власти Василий III «легко превосходит всех монархов всего мира… Всех одинаково гнетет он жестоким рабством… Он применяет свою власть к духовным так же, как и к мирянам, распоряжаясь беспрепятственно и по своей воле жизнью и имуществом всех… Они открыто заявляют, что воля государя есть воля Божья».
Рафаэль Барберини в 1565 году удивлялся тому, что царь «приказывает сечь, растянув на земле, знатнейших бояр… Нет почти ни одного не высеченного чиновника, но они не гонятся за честью и больше чувствуют побои, чем знают, что такое стыд». Это и понятно: поскольку в обществе не было уважения к правам личности, телесные наказания не имели позорящего значения, как на Западе.
Иван Грозный довел эти тенденции до немыслимых для христианской страны пределов. Опричнина и ее продолжение после 1572 года ясно показали, что никто в стране – включая царского сына – не защищен от самой жестокой смертной расправы.
Гражданская война начала XVII века (Смута) разрушила старый социальный порядок, однако после ее окончания он стал быстро возрождаться, а в 1649 году Соборное уложение закрепостило крестьян и посадских людей, прикрепив их к месту жительства (при этом кое-какие права за крестьянами оставались).
Телесные наказания, которые считались нормальным средством устранения любых непорядков, по-прежнему распространялись на все без различия чины, в том числе и на служилых людей.
Насилие было неотъемлемым компонентом ткани русской жизни. Нэнси Коллманн отмечает, что оно «буквально пронизывало Россию изученного периода… Россия была в данный период социумом с очень высоким уровнем насилия». Это, конечно, не означает, что в стране круглосуточно шли расправы.
Раболепство придворных по-прежнему поражало иностранцев, отмечавших, что даже турки «не изъявляют с более отвратительной покорностью своего принижения перед скипетром султана». До 1680 года в дворянских челобитных сохранялась фраза: «Чтобы государь пожаловал, умилосердился как Бог».
Если таким было положение элиты, легко представить, в какой ситуации оказалось остальное население. Понятно, что схема отношений царя со знатью автоматически репродуцировалась по нисходящей.
Так на всех уровнях самовоспроизводилось крепостное право.
Петр I, вступив на престол, унаследовал этот порядок, при котором жестокость была условием выполнения любого дела, хоть частного, хоть государственного, и усилил его до максимума.
В строительстве той России, о которой он мечтал, должны были участвовать все ее жители, все его подданные, и именно таким образом, какой он считал целесообразным.
Дворянство обязано было постоянно служить и давать кадры военных и гражданских чиновников, купечество – платить и давать кадры менеджеров, желательно эффективных, духовенство – молиться за победу православного оружия и следить за оппонентами власти, а посадские и крестьяне – платить подати и поставлять солдат и рабочих для бесчисленных строек необъявленных петровских пятилеток.
Так, по неполным данным, только за 1699–1714 годы было мобилизовано свыше 330 тысяч даточных людей и рекрутов, то есть 5,92 % мужчин даже относительно 5570 тысяч душ мужского пола, зафиксированных 1-й ревизией (1718–1724). Это примерно соответствует четырем с небольшим миллионам мужчин в наши дни.
Окончательно закрепостив подданных, Петр максимально ужесточил государственные требования ко всем категориям населения. В армии и на флоте теперь служили те, кто раньше не служил, а налоги платили те, кто прежде не платил. Для увеличения контингента плательщиков подушной подати и рекрутов он ликвидировал холопство (холопы несли повинности только в пользу своих господ) и маргинальное состояние вольных-гулящих людей (отпущенных на свободу холопов, слуг, пленных, всех, кто по каким-то причинам не был записан в писцовые книги, и других).
Такова была плата за Империю.
В результате Северной войны в России появились регулярные армия и флот европейского уровня, а их сохранение и развитие в будущем стали приоритетом Петра.
Весьма серьезно изменилось положение служилых людей. Они по-прежнему служат бессрочно – до «дряхлости или увечий», но меняется сам характер службы: из периодической она становится круглогодичной и для всех начинается с низшей солдатской ступени. При этом де-факто они по-прежнему могли лишиться своих земель, не обладая правом собственности на них, и подвергнуться репрессиям, вплоть до смертной казни.
Указ о единонаследии 1714 года уравнял поместье и вотчину. Первое стало наследственным владением, и указ разрешал наследовать недвижимость лишь одному из сыновей, а не всем, как раньше. Это должно было создать армию военных и гражданских чиновников, которые не имели бы отныне иного источника доходов, кроме жалованья. Кроме того, с 1714 года дворянских детей обязали учиться под угрозой запрета женитьбы.
Создается чиновная номенклатура. Петр исповедует принцип служебной годности человека в противовес знатности и закрепляет это в Табели о рангах 1722 года, радикально расширившей социальную базу империи.
Служба при этом была настолько тяжелой, что немало дворян уклонялись от нее, как могли. Известны случаи, когда они записывались в купечество, в однодворцы, скитались по стране, скрывая свое дворянство, и даже «поступали в дворовые к помещикам».
Один за другим следовали указы о карах за неявку на смотры и службу, сама частота которых лучше всего говорит о масштабе проблемы. «Нетчики» были постоянной тревожной заботой Петра I.
Он боролся с ними весьма сурово, используя широкий диапазон угроз и взысканий – вплоть до конфискации имущества и лишения прав состояния, причем одновременно он материально поощрял доносчиков, получавших имущество объекта доноса. Известно, что при Петре 20 % поместий сменили хозяев.
Более того, указ от 11 января 1722 года фактически поставил «уклонистов» вне закона и приравнял к изменникам; их можно было даже безнаказанно убить. Тем же, кто их поймает и сдаст властям, обещалась половина имущества «нетчиков», хотя бы это были «их собственные люди».
При Петре обычным делом был приказ гвардейскому капралу арестовать виновных в упущениях чиновников вплоть до московского вице-губернатора и «держать в цепях, и в железах скованных», пока «совершенно не исправятся»; предусматривались наказание кнутом, клеймение и «вечная ссылка» за нарушение царского запрета рубить лес и др. Источники говорят, что дворян подвергали телесным наказаниям и пытали наравне с крестьянами.
