Я, конечно, затараторила, но это от стресса. Меня с поличным поймали, а отмазываться, типа, я не на тебя смотрела, а сквозь тебя, вообще глупо. Это даже позорнее, чем то, что Мирон мой взгляд заметил.

Спалилась.

Второй раз за день.

Старею, что ли?

– Опять ты ерничаешь.

Корнеев тяжело выдохнул, плечи расправляя. Ну вот опять. Сам внимание к себе привлекает, а потом пыхтит от возмущения. Само собой, я еще несколько секунд и плечи его разглядывала. Опять же, не по своему желанию, просто отвернуться было сложно.

– А ты не красуйся, тогда я и ерничать не буду. Сам сидишь с видом: посмотрите на меня, я такой красавчик накачанный, лучший из лучших. А я девушка. И как бы ты меня ни бесил, все равно девушкой останусь. У нас, знаешь… В природе заложено парней разглядывать. Так что – терпи. Никто тебя не просил симпатичным таким быть. Если есть претензии, то это к своим родителям обращайся. Они тебя таким сотворили.

Я говорила, а глаза Мирона становились все шире и шире. Когда они уже стали размером примерно как пятирублевая монетка, я заткнулась. Громко так ладошкой рот прикрыла, чтоб наверняка.

Ох, мама дорогая, что с твоей дочерью творится. Весь ум растерять умудрилась.

– Хорошо! – покраснев, громко выдохнула. – Сама фильм выберу.

Сказала и отвернулась. Не вижу его, уже хорошо.

– Это с каким я видом сижу?

Блин, надо было еще и уши заткнуть.

– Забудь о том, что я сказала, – бурчу себе под нос, громкость на телевизоре прибавляя. – У меня жар. Все, что говорю, бред человека с температурой.

Документальный фильм про инопланетян показывают? Ой, как интересно.

– Красавчик накачанный?

Какой неугомонный. Теперь прицепится.

Так, а что с его голосом? Обиделся, что ли?

– Прям ты себя таким не считаешь.

– Смотря в зеркало, в любви себе не признаюсь.

– Ой, хватит заливать, Корнеев. Знаю я, как все парни себя любят.

– Откуда? – в мой лоб прилетает неожиданный вопрос. – Или ты сейчас меня со своим бывшим сравниваешь?

Сравниваю с кем? С бывшим?

Нашел кого вспомнить.

– Он тебе покоя не дает, что ли? Спать мешает? Не первый раз уже его вспоминаешь. Думаешь, меня это задевает? Вообще нет. Ровно. Вот если я начну про Олю твою говорить, тебя это хоть как-то обидит?

– Нет. Но после расставания с ней я не переехал в другую страну.

О чем он?

С каких пор переезд считается преступлением?

Вообще, что такое началось?

– Я переехала! Все бросила и переехала. Что здесь такого? Нельзя было?

– Да можно, – Мирон небрежно пожимает плечами. – Твой выбор. Если тебе стало лучше после переезда, то все отлично. Тебе же стало? М-м? Мамаева? Сейчас лучше?

Ну и вопросы у него. Прям завалил.

19.

Вообще, я Корнеева узнавать перестала. Где вредный Мирон и кто этот любитель обнажить души? Подменили! Точно говорю, подсунули мне другую версию, а настоящий Корнеев сидит где-нибудь на дереве с биноклем и угорает надо мной.

Если честно, не была я готова к таким переменам. Тем более к подобным вопросам. Тоже мне, диванный друг. Сначала рычит, а потом делает вид, будто и не орал никогда и вообще всю жизнь дружили и на соседних горшках сидели.

Можно, конечно, включить театралку, закатить истерику, мол, да кто ты такой, ничего я тебе не скажу, и вообще, катись колбаской. Но что в итоге? Опять поругаемся, орать начнем, и тогда конец перемирию. Да и я же вроде как поспорила на Корнеева. Как он на меня потом смотреть будет после еще одного скандала?

– В разы! – честно признаюсь после минутного мозгового штурма. – Но дело не в бывшем, если ты опять его вспомнил. Дело во мне. Здесь я себя по-другому чувствую. Более свободной, наверное. Папу своего я безумно люблю, но с контролем он перегибает иногда. Ну, ты же знаешь, какой он. Сам с ним общался. А дома все еще страшнее. «Куда идешь? Во сколько вернешься? Давай я тебя подвезу». Еще и бесится, когда я отказываюсь. А тут… Здесь все другое. Переехать – было правильным решением. Об этом я не жалею.

– О чем тогда жалеешь? – переспросил Мирон.

Кровожадная улыбка сама на лице появилась, когда я направила указательный палец на Корнеева.

– О том, что нарвалась на Гринча.

– Гринч? Я?

Глаза парня заметно округлились. Шок, что ли, или очередная вспышка ярости? Хотя… Если приглядеться, то пар из ушей не валит. Да и глаза не покраснели. А вот губы сжались. Это не к добру. Ну, ясно все. Обиделся парень. Понятное дело, небось девчонки его с Брэдом Питтом сравнивали, а какая-то сопливая Мамаева обозвала зеленым гуманоидом. У него там, наверное, самооценка уже начала вещички паковать вместе с даром речи.

– Ой, да ладно тебе. Не обижайся. Гринч – это же не обидно. В конце фильма он вообще добрым стал. Вдруг и ты по его стопам пойдешь. Потом бац: и мы с тобой уже лучшие друзья. Можешь себе такое представить?

– Нет! – рявкает парень. – Чушь несешь, Мамаева.

– Почему чушь сразу? Я считаю, что дружба между мужчиной и женщиной существует.

– Да мне без разницы, что там и у кого существует. Лично я с тобой дружить не собираюсь.

А вот это обидно.

Знаете, когда симпатичный парень говорит такое тебе прямо в лицо, девичье сердечко больно сжимается.

И кто он после этого? Гад же! Бессердечный гад.

– И зря. Из меня хороший друг получится. Я соображаю быстро. Твоя мама мне доверяет. Считай, всегда отмажу. А еще…

– Заканчивай! Друзей в другом месте ищи. Подальше от меня. Понятно?

И опять мне его тон не нравится. Ну почему он не может быть вежливым? Мы же не в зоопарке с ним, где одна обезьяна отобрала банан у другой. Грубиян! Но симпатичный.

– Тогда я вообще не понимаю, что ты у меня дома делаешь? М? Чего пришел? Остался бы со своей новой фифой и ей бы мозг выносил. А то сам поднялся, чай приготовил, а потом ворчишь. Что ты за человек, Корнеев? Сам себя хоть понимаешь?

– Опять затараторила. Обиделась, что ли?

– Нет. Нужен ты мне, Корнеев, чтобы обижаться на тебя. Сказал и сказал. Мне все равно.

И отвернулась от него.

Честное слово, глаза мои видеть его не хотели. Уж лучше на клоуна, переодетого в инопланетянина, смотреть буду, чем на этого гада. Дружить он со мной не хочет. Да это кто из нас еще не хочет? Это мне Корнеев не нужен. Иметь такого друга – худшее, что может в жизни произойти. Он же вампир. Всю энергию из тебя высосет и еще добавки попросит.

– Мамаева?

О, первый заговорил.

– Чего?

– Тебе таблетки принести?

Нет. Не нужна мне его помощь.

– Сама принесу.

Скидываю с плеч плед и одновременно с парнем поднимаюсь с дивана.

– Лежи!

– А ты сиди! – рявкаю в ответ, делаю шаг вперед и тут же начинаю падать на Корнеева, потому что я слепая курица, которая если бы на ноги посмотрела, то увидела бы, что они все еще в плед завернуты.

Полет наш был недолгим, а приземление разным.

Не пугайтесь, я нормально приземлилась. Все прошло гладко и мягко. А вот Мирон…

Мало того, что на столик завалился спиной, так и я еще на него сверху свалилась.

Так и лежали мы несколько секунд, смотря друг на друга. Я на него, а он на меня. И молчим, главное, будто для нас это нормально – вот так валяться.

– Корнеев? – нарушая гробовую тишину, первая открываю рот.

– Чего?

– А зачем ты за меня так схватился? Ну, мы ведь упали. Руки уже можно с моей поясницы убрать. Или тебе так комфортно? Если да, то можешь оставить. Я нежадная.

– Чего? Мамаева, слезь с меня! Живо! Раздавишь. Дышать уже не могу.

Ах, раздавлю?

Я?

Да за такое его казнить надо на центральной площади.

– А ты старайся и дыши, – наклоняюсь к его лицу ближе, угрожающе рыча. – И не ной. Еще слово, и я тебя точно заражу. Будешь потом с красным носом ходить. Посмотрю я потом, как за сопливым Корнеевым девки бегать будут.

– Не надейся. У меня иммунитет хороший.